Профессор Худяков: штрихи к неакадемическому портрету

С Виктором Николаевичем Худяковым мы «съели» такое количество «соли», которое приходится измерять даже не пудами, но, как минимум, центнерами. А знакомство наше началось в августе 1970, когда он в качестве декана принимал меня на первый курс исторического факультета Омского гос. пединститута. В послестуденческий период это знакомство постепенно переросло в дружбу, которая выдержала испытания и трудным для истфака и его лидера 1985-м годом, и разрушившим дружеские отношения многих людей политическим разломом девяностых, и четырьмя моими избирательными компаниями, каждый день которых вполне можно считать за три. Так что предмет моего очерка я знаю с самых разных сторон, но преимущественно с человеческой и преподавательской.

Баловень природы, но не судьбы

От природы Виктор Худяков получил огромный запас жизненный сил и задатков, но отнюдь не тепличные условия для развития личности. «Я парень с Торговой улицы», — слышали мы много раз. Большая часть парней-одногодков Худякова с той улицы отсидело, а сам будущий профессор вполне овладел дворовым «джентльменским набором», в который, между прочим, входило умение драться и классно играть в карты. За это улица ему, как герою песни Визбора, великодушно прощала ему незаурядные способности к гуманитарным наукам, тягу к литературе и поэзии и удивительное быстродействие мозгового «компьютера».

1

Помню, как студентом меня, шахматного перворазрядника и участника межинститутских турниров, свели за доской с деканом. При этом все болельщики-преподаватели оказались на моей стороне, поскольку декан считался непобедимым, и они регулярно ему проигрывали. Думаю, проигрывал бы и я, если бы уже несколько лет не занимался шахматной теорией, ибо явно уступал своему сопернику в способности быстро считать варианты. В шахматах он был, как в жизни: креативные способности и быстрота принятия решений многократно компенсировали неприязнь к рутинной работе и недостаток систематичности. Будучи способным держать в голове огромный объем управленческой информации, он, мне кажется, никогда не был способен к скучным, въедливым бюрократическим процедурам. Зато в чрезвычайной ситуации, когда требуется «расчет, быстрота и натиск», равного ему я не знаю.

Неординарность биографии преследовала нашего героя и после того, как он распростился с жизнью родной Торговой улицы: блестящий студент истфака; уже в студенческие годы секретарь институтского комитета комсомола (и это в период хрущевской оттепели, когда комсомольская жизнь была уже свободна от страха репрессий, но еще не скована бюрократической мертвечиной «застоя»); еще на последнем курсе — преподаватель-почасовик, ведущий семинары; два года — самый молодой ассистент кафедры философии (впоследствии вспоминал кафедру с благодарностью, поскольку эта работа дала ему вкус к методологии и склонность к концептуальности); самый молодой, а затем и самый долголетний декан истфака, буквально живший на факультете с утра до вечера, при этом сам по горло погруженный в студенческую жизнь; кандидатская диссертация по аграрной политике пореформенной России, выполненная за несколько месяцев.

Однако в середине восьмидесятых, в самый неожиданный момент, когда перестройка еще не успела превратиться в «катастройку», его ждали сразу два удара судьбы. Сначала восстали «крониды». Часть молодых преподавателей — его же воспитанников — решили освободиться от власти «отца» и завели по партийной линии дело о злоупотреблениях властью. В ходе разбирательства с участием правоохранительных органов выяснилось, что никаких особых злоупотреблений не было, а личными связями декан пользовался главным образом не в своих собственных интересах, но в интересах факультета и тех же самых лиц, которые дело организовали. Поэтому все кончилось партийным выговором, но с деканов пришлось уйти.

Второй удар оказался намного тяжелее. В начале 1987 года погиб сын Виктора Николаевича Дмитрий, студент последнего курса истфака. В тот день мне пришлось «автоматом» выставить зачет всем студентам Диминой группы, поскольку они не в состоянии были его сдавать, а я — принимать — так велико было потрясение. Горе отца в такой ситуации не представимо и не измеримо.

Но Виктор Худяков не сломался и не потерялся. От бед он ушел не в себя, а в науку. В короткие сроки он доработал и в 1988 году защитил докторскую диссертацию. А спустя год стал профессором. В 1994 году свершилось его «второе пришествие» на должность декана.

Любимец студентов

Среди многочисленных общественных ролей Виктора Худякова (ученый, руководитель, общественный деятель), на мой взгляд, главной остается преподавательская. Мне никогда не довелось услышать ни одного из его лекционных курсов целиком: в институтские годы попал только на спецсеминар по Западной Сибири, а затем слышал лишь отдельные лекции для работающих учителей. Однако выпускники педагогического и классического университетов, с которыми мне удавалось общаться, отзывались очень высоко как о курсе отечественной истории второй половины ХIХ–начала ХХ века, так и о курсе историографии. Думаю, не ошибусь, если скажу, что лекции профессора Худякова отличаются несколькими примечательными особенностями.

1. Концептуальность. В отличие от многих преподавателей истории, факты здесь не имеют преобладающего и самодовлеющего значения, но служат материалом, либо иллюстрацией для исторических концепций. Концепции эти нередко не соответствовали парадигме времени, иногда, с моей точки зрения, были спорными, но всегда оригинальными. Так, в советский период Виктору Николаевичу доставалось от коллег за недостаточную почтительность к Ленину, а в постсоветский (или антисоветсткий) — за левые взгляды. Как уже говорилось, он продуцировал и продуцирует новые идеи с такой скоростью, что не всегда успевает подвести под них фактологическую базу.

2. Эрудиция и экспромт. Виктор Худяков всегда читал (точнее, произносил) свои лекции без написанного текста. Студентов неизменно поражало то, что «дней минувших анекдоты от Ромула до наших дней хранил он в памяти своей», поражали явно не заготовленные заранее цитаты на лекциях из авторов самых различных направлений и жанров — от Лебона до Гиляровского и от Гийома Аполенера до Александра Галича. Однако обратной стороной этого блестящего дара оказалась «однократность бытия» каждой лекции: ни один лекционный курс профессорского и допрофессорского периода не был записан на бумагу, что называется от слова до слова, и мы не увидели под фамилией Худякова изданных учебных пособий по истории России и по историографии отечественной истории.

2

Впрочем, эрудиция его не ограничивается только областью специальных знаний. При мне профессор-гуманитарий неоднократно профессионально обсуждал со специалистами вопросы сельского хозяйства, строительства, использовался различными людьми в качестве живого справочника.

3. Артистизм (театральность). Виктор Худяков из числа тех преподавателей, которые идут на лучшие свои лекции, как актеры на спектакль. Помню, как перед лекцией он переобувался в легкие туфли, чтобы чувствовать себя легко и приподнято, как говорил, что волнуется перед первой лекцией на каждом новом курсе, как радовался эмоциональному ответу студенческой аудитории. Позднее в одном из романов Айзека Азимова я прочитал, что в западных (по крайней мере, американских) университетах принят функциональный стиль общения преподавателей и студентов. В этом смысле профессор Худяков, конечно, российский интеллигент: его лекции — это не только и не столько передача информации, сколько личностное общение и эмоциональная самоотдача.

Но не лекцией единой жив студент. Декан Худяков, в особенности в первый период своего правления, массу времени отдавал вне учебной студенческой жизни. Уверен, что очень многие запомнили организуемые под его руководством студенческие вечера не меньше, если не больше, чем его лекции. Вместе с другими и я буду помнить дни историка, праздники посвящения в студенты и студенческие «весны» с репетициями до позднего вечера, где декан не просто осуществлял «общее руководство», но личным примером учил студентов читать Твардовского, Гудзенко и Эринбурга. Сколько из них, не будучи филологами по специальности, унесли с собой в жизнь любовь к поэзии, а сколько еще передали ее детям…

Знает и любит профессор и бесконечное количество песен и романсов, начиная от классики военной лирики и заканчивая хулиганскими — память о торговой улице неизгладима. Уже в зрелые годы он заметно улучшил свой музыкальный слух и правильно поет мелодию вместе с друзьями.

Когда в середине 80-х годов по заданию парткома я проводил социологические исследования, в которые входила оценка преподавателей студентами (тогда я еще не предполагал, что это плагиат из американской системы), первым среди равных на истфаке всегда оказывался его декан. Думаю, большинство из пяти с лишним тысяч выпускников, которым он открыл дверь на факультет, а затем в большую жизнь, подтвердят достоверность этих социологических данных.

Генератор идей, но не «книжный червь»

Виктор Худяков по праву считается лидером среди омских историков и одним из лидеров западно-сибирского исторического сообщества. Не случайно он стал председателем межрегионального докторского совета по отечественной истории. При этом, в соответствии с формулой «стиль — это человек», особенности личности сказываются в науке так же, как и в преподавании. При огромной эрудиции и способности генерировать идеи перо профессора часто не успевает за его мыслью, а терпение в скрупулезном собирании фактов во многом отстает от креативных способностей.

Тем не менее за прошедшие годы он успел стать главным разработчиком (главным создателем) истории крестьянства Сибири (Западной Сибири) и подготовить 11 кандидатов наук. На выходе первые докторские диссертации, выполненные под его руководством. Рискну высказать собственное мнение, наверняка субъективное, а, возможно, ошибочное: в качестве ученого профессор Худяков занимался не совсем своим делом. По склонностям и масштабу личности ему больше подошла бы не история сибирского крестьянства, но, например, методология исследования российской цивилизации или философия российской истории. Впрочем, история — не математика, и расцвет ученого здесь вполне возможен после шестидесяти.

«Жизнь впереди»

У юбиляра отличные гены: его отец прожил до 91-ого, а мама — до 82-х. Слушая его в публичной аудитории или в дружеской компании, понимаешь, что, хотя дедом стал, до пенсионера ему бесконечно далеко. Думаю, он принадлежит к тому типу людей, судьба которых — работать до последних дней, вечно сохранять психологическую молодость либо вообще переживать взлеты на закате жизни.

В заключительной части песни, которую 10 лет назад написал ему студент, товарищ и коллега Евгений Данченко, были такие строки:

Какая разница, какой пошел десяток:
Жизнь впереди, а не ее остаток.
Пока живем, душою не старея,
Нам наплевать на наши юбилеи!

3

Пожелаем же и мы, читатель, Виктору Николаевичу Худякову здоровья, творческих удач и продолжения себя в студентах, внуках и книгах.

 

Олег Смолин, выпускник исторического факультета ОГПИ 1974 года, Первый зам. председателя Комитета Государственной Думы по образованию и науке.

 

Оригинал на странице Вконтакте автора.