Соня была согласна исключительно на дзен со всеми удобствами

Ну...
Дачи, так дачи.
Надо же где-то словить дзен.
Только чтоб никаких людей и, конечно, горячая вода.
Соня была согласна исключительно на дзен со всеми удобствами.

А в кабинете непременно, чтоб был большой стол с гранитной чернильницей и зелёной лампой.
За столом строгий человек в круглых очках что-то пишет, а ты в лоснящемся пеньюаре нежно зовёшь его «Пусей» и сообщаешь, что Зина накрыла в столовой и ушла к себе.
Сдвинутые брови — раздвинутые коленки...
И далее так неприлично... Не дай Маркс вспомнить об этом за трибуной!

1

Хотя, ролевые игры это, конечно, прекрасно.
Запрещённая Ахматова — допустимый Глинка.
И так в каждой комнате.
Сколько там комнат? Пять? Это вместе с кухней?

В феврале 1938 года Политбюро приняло постановление «О дачах ответственных работников», в соответствии с которым устанавливалось предельное допустимое количество комнат: до восьми семейным, несемейным — до пяти.
Дачи распределялись только «номенклатуре».
И по сей день Сталинский ампир скрывает легенды сдвинутых бровей.
Остальное хранится... где надо, там и хранится.

Соня обошла залу.
Светлые двери от самого пола до потолка открывали волшебный вид «мира не для всех».

Денис Игоревич довольно глядел на липы.
За ними вековые ели скрывали реальность. На их верхушках таился дзен, но это по части Сони.

А Денис Игоревич тем временем уже поглаживал массивный стол.
Он сел за него поудобней, взял в руки перо и на белом листе написал первое, что пришло в голову:
— Расстрелять. Точка.

С чувством выполненного долга встал он под картиной в золоте и, в достаточной мере ощутив себя частью эпохи, решил справиться об ужине.

Тем временем, Софочка уверенной поступью обходила исторические залы.
Массивные люстры делали вид, что слепы. Только так и сохранишь свою хрупкую жизнь.
Софи одобрительно кивнула.
Мебель, конечно, перетягивали. Но основа! Какая прочная основа!
В старом шкафу номенклатурный графин с неизведанной терпкой жидкостью.

Не раздумывая Соня отхлебнула из горла.
И не надо осуждать легкомысленную Соню.
Если б Вы поехали куда-то с Денисом Игоревичем, то нахлестались бы ещё до главного «Поехали»!
В пути вы бы бодрились матными частушками, а по приезду чистосердечно забылись сном и там уж будь, что будет.

2

Соня сделала ещё глоток и, не выпуская графина из рук, плюхнулась на эпохальный диван.
Сейчас таких не делают. Над головой словно полочка, на которую удобно было бы складывать зарядки и зелёные папки, которые при других обстоятельствах прятали бы под сукно.
Птицы глупо щебетали. И прекраснее этого не было ничего.
Ничего.
Разве что, ещё один глоток?
Соня поглубже вздохнула...
Вам бы так: без закуси и непонятно что. Хоть бы уж не от тараканов.
Вздохнула...
Отхлебнула...

Не в то горло, ну ёксель!
Соня закашлялась, аж в глазах полетели звёздочки.
Фух...
Отпустило, вроде.

— Сейчас... Сейчас она придёт и посмотрит Вас.
Соня оглянулась: на древнем диване сидел незнакомый мужчина.
— Сейчас... И давление измерит. Не волнуйтесь. Надо ровно дышать. Она меня научила. Надо дышать.
— Вы хто? Это наши номера!
— И Вы туда же? Ну не смешите уже... Столько глупостей распустили. Пустобрехи.
— Кто Вы? И кто распустил? Вам Денис Игоревич, наверное, нужен?
— Денис Игоревич? Нет, не знаю. Уже тритий год подковёрная. Я устал. Ну хоть сына отмолил... Пусть всё хорошо будет у сына. А мне...

Незнакомец махнул рукой.
— Вот она придёт и всё будет хорошо.
Соня страсть, как любила разговоры за любовь. Она с удовольствием присела с мужчиной на старый диван и они улетели, как на карусели «Орбита».
— Ну, так как Вас, гражданин, изволите звать?
— Да бросьте Вы!

Дяденька прищурился и стал разглядывать за окном дрожащие ветки.
— Алексей, моя правая рука. Он уже про Вас знает больше, чем Вы и сами про себя знаете.
— А что про меня знать?

Софа растерялась.
Мучительно хотелось вспомнить хоть какую-то тайну про себя. Но... ничего.
— А давайте тогда знакомиться. Вот Вас как зовут? Вы чем интересуетесь?
— Идеология, наука и культура. Только не начинайте опять про Ахматову! Она чудовищна! Взбесившаяся барынька, между будуаром и моленной. Запретить! Не зацепите! Это правильно, вы поймите! А нагнетают... Это всё «Маланья» и «каменная задница»! Да к чёрту!

Дяденька погрозил кулаком в окно и взялся рукою за грудь.
Соня протянула ему графин.
Незнакомец покачал головой:
— Нельзя. У меня сахар критический. Никаких «кондитерских оргий», как некоторые любят болтать.

Соня окончательно оставила попытки что-либо понять. Она подняла графинчик, промурчала:
— Ну, тогда Ваше здоровье!
И намахнула ещё раз.

Незнакомец ровно дышал. Ровно, как будто отсчитывал ритм.
— Она сказала, что именно так надо дышать. Она придёт и всё будет хорошо.
Сколько там?
Соня оглянулась. Большие напольные часы беспощадно отсчитывали жизни.
Без пятнадцати четыре. В четыре обещали кормить. Вы на пансионе?
— Я дождусь её.

Соня вышла на балкон. Там она закурила и стала думать, что мир странная штука.
Уж её судьба ещё тот запутанный клубок, а тут совершенно незнакомый дяденька по идеологии мучается сахаром и сердцем, злится на какую-то там Маланью, и сквозь это важней всего ему ОНА.
Бывает так, что не отзывается всего-то один человек, а кажется, что молчит весь мир.
ОНА!
Какая-то там ОНА!
Он ждёт от НЕЕ спасения.
Прелестно же!

3

Надо расспросить. Возможно, они подружатся.
Кто она? Кого он ждёт?
К чёрту подробности - кто он?!
Уж хоть бы пришла до четырёх. А то там уже обедничать.
Софочка забычковала об вековые перила пепел дзена и повернулась к исторически дверям.
— А я сейчас Вас познакомлю с Денисом Игоревичем. Он, знаете, он такой умный и понимает больше моего. Он...

Большие напольные часы показывали 15:55. Незнакомец был с закрытыми глазами, и в ту же секунду будто острая боль пронзила его. Соня увидела секретную кнопку, раньше не замечала. Её-то и нажимал белоснежный, как чистый лист, незнакомец. Нажал последний раз и рука упала.
Соня не знала что делать. Когда не знаешь, что делать — ори.

Софочка выбежала в просторное фойе и истошно закричала.
Тут же выскочила кастелянша.
— Он! Он там! Он умер! На диване! Скорее же, скорее!
Тётя, одетая униформу и чепец, кинулась в главную комнату.
Соня продолжала орать, потряхивая в воздухе кулачком и графином.
Там в комнате умер незнакомец, который так ждал! Ну, неужели ОНА не придёт?
Что остаётся человеческому сердцу, когда уже нет больше сил ждать?

Кастелянша вернулась. Заверила, что гостиной пусто.
Софочка заглянула в комнату.
Ну уж нет! Она больше не сядет на этот диван!
И дачу бы поменять...
И время...

Иногда нам отчаянно хочется что-то изменить.
Но всему своё время.
Всё меняется. Хочешь ты того или нет.
И лишь вековые валдайские сосны, всё так же равняются на свет звёзд, которых уже может и нет.
Сосны раскачиваются от ветра, как и сто лет назад.
Они знают, что было в этих дачах.
Теперь они знают и Софочку с графинчиком в руке.
Одного не ведают сосны: что будет дальше.
Но они умеют ждать.

Испуганная Софочка учуяла запах свежей мяты. Она пошла дышать в сады и пообещала себе никогда больше не пить без закуси.
Кто был этот незнакомец? Неплохой же дядька.
Кого он ждал?
Да — пустое! Привиделось...
Надо было своё сухое не в багажник прятать, а везти в руках.
А теперь — пойми, что это было?
Наверное, дзен.

 

Оригинал в Facebook автора.