Про бабушкин сервиз и не только

В доме моей бабушки с грозным и величественным видом располагалась типичная советская стенка. Ее полированный фасад был изящно дополнен витринными стёклами, а за ними на белоснежных подиумах красовались чайные и столовые наборы из хрусталя и фарфора. Время от времени бабушка бережно доставала все эти предметы и натирала до блеска. Большую же часть года они стояли неподвижно, ведь пользоваться ими было нельзя. Даже в праздники. Когда я украдкой дотрагивалась до золочёной крышечки заварника (в нем хранились какие-то безделушки), бабушка опасливо предупреждала меня о необходимости проявить аккуратность. И я буквально задерживала дыхание, пока не убеждалась, что больше не представляю угрозы для этих музейных экспонатов. Именно так я воспринимала все эти чашки, соусники и фужеры, потому как на них можно было только смотреть.

Моя вера в их неоспоримую ценность подкреплялась не только словами и действиями бабули, но и самим видом всего этого достояния. Чего только стоил немецкий сервиз «Мадонна» с его живописным декором эпохи Возрождения. Я могла часами разглядывать изображения на тарелках, пока мое воображение воссоздавало их сюжеты в динамике. Бабушка проницательно подмечая мою одержимость всей этой красотой, снисходительно заключала: «Вот меня не станет, и все это будет твоё». После этих слов меня накрывало пьянящее ощущение далекого будущего, когда я, уже взрослая, в роскошном пеньюаре наливаю чай в утратившую неприкосновенность фарфоровую чашку. Правда, это все казалось мне таким же фантастическим, как и то, что бабушки может не стать. Возможно, где-то глубоко внутри я даже готова была отказаться от своей фантазии, лишь бы «предсказание» дорогого мне человека не сбылось.

Однако спустя много лет моей бабушки действительно не стало. К тому моменту у меня уже была своя семья и свой дом. Обстоятельства побудили меня забрать часть вещей из ее квартиры — в том числе неприкосновенные сокровища «стеночного зазеркалья». Помню, как все с тем же трепетом и бережливостью я упаковывала каждый предмет, нежно, но безапелляционно заточая его в «картонной темнице» из «Леруа Мерлен». Несколько коробок всего этого богатства уже который год покоятся на антресоли. Я по-прежнему не пользуюсь этими предметами, но будто физически ощущаю их присутствие и молчаливый укор.

— Почему? — спросите вы. — Ведь я стала их полноправной хозяйкой.

Дело в том, что я до сих пор боюсь им навредить — динамический стереотип в конкретном его проявлении. Много лет я жила с такой поведенческой моделью. Но даже это не главное: сейчас я просто не знаю, как вписать эти элементы в свою настоящую реальность — она сильно отличается от моих детских фантазий. Теперь при моей любви к минимализму и простоте все эти сервизы кажутся мне пошловато-вычурными и непрактичными. Я просто не могу найти им применения.

— Быть может, стоит с ними расстаться? — предложил как-то мой муж.

На первый взгляд рациональная мысль отзывается во мне гулким протестом: я не хочу расставаться с памятью о человеке, который вложил в мое воспитание немалую часть себя.

По итогу я имею следующее: значимую долю пространства моего жилища занимают вещи, которыми я не пользуюсь, но с которыми не могу (или не хочу) расстаться.

В «интерьере» нашего сознания точно так же хранятся непригодные для использования установки и убеждения, которые мы получили «по наследству» от значимых нам людей. Они ограничивают, иногда давят своим присутствием, иногда мы безуспешно пытаемся их вписать в актуальную реальность — свою и своих партнёров, и искренне не понимаем, почему последние видят в фарфоровой чашке просто фарфоровую чашку, а не нечто большее, как мы.

«Меня так воспитывали», «Я по-другому не умею», «У нас было так заведено» — это примеры речевых маркеров тех установок, которые напоминают бабушкин сервиз: безупречный с виду, но совершенно не практичный для реальной жизни с реальными людьми.

Вы можете справедливо заметить:
— Зачем же вообще эти сервизы «доставались», если по сути не приносили никакой пользы?

На самом деле для наших родственников они как раз-таки имели практическое значение, ведь наличие чешского хрусталя, немецкого сервиза или даже собрание сочинений Толстого, которое никогда не покидало полок шкафа, в советское время было показателем достатка человека, его положения в обществе. Все это служило инструментами, с помощью которых строился образ желаемого Я. И многие с успехом этим пользовались.

В той далекой реальности эти инструменты были эффективны. Взять хотя бы установку советского человека на коллективизм и порицание всяческих проявлений индивидуализма. Наличие таких установок тогда, в тех экономических и политических условиях, помогало человеку встроиться в социум (получить принятие и признание). Сейчас же ярко выражена тенденция на уникальность, демонстрацию своих «особенностей», проявление незаурядности и т.п. И это тоже закономерно. При царящей в мире глобализации человеку нужны именно такие ориентиры, чтобы из широкой массы выбрать то, что подходит именно ему — от сотрудника в свою компанию до партнера для жизни.

Безусловно, мы не можем совсем отказаться от своего прошлого опыта, потому что с теми установками, которые нам сообщили наши родители, «вшито» и много ценного: любовь, забота, искренность, например. И отделить самостоятельно зерна от плевел не всегда возможно. Поэтому с благими намерениями продолжаем хранить в своём поведении то, без чего не мыслим своей жизни — те модели, которые в лучшем случае просто занимают место, а в худшем — вредят отношениям.

В этот раз под бой курантов мы с мужем выпили шампанское из тех самых советских фужеров, и я испытала удивительный спектр чувств: облегчение, эстетическое наслаждение и немного ностальгии. Бабушкин хрусталь внёс аккуратную ретроспективную нотку в ситуацию, когда все наши мысли обращены к будущему. Но главное, что в настоящем я осуществила кое-что важное: изменила привычный стереотип, сохраняя при этом общую безопасность момента, и опыт, надо сказать, оказался вдохновляющим.

А что хотелось бы изменить вам, но вы пока не решаетесь?

_{Оригинал в группе «Мой психолог в Омске» Вконтакте.}