Ночные костры

Санта выкатил из костра уголек и, чуть притушив, подхватил в ладонь. Прикурил, отряхнул руки. Мне захотелось повторить фокус и я потянулась к огню. Наверное, со стороны это было похоже на то, как кошка пытается играть с ежом.

Костер уже прогорел, оставалась лишь лужица раскаленных углей и несколько синих язычков пламени. Мне удалось выхватить уголек, но прикурить не получилось. Пальцы стало жечь так, что я уронила его на «пенку». Санта подскочил, щелчком отправил кусочек огня обратно в костер. Расхохотался:

1

— Тоже мне, гномский шаман!

Это из-за последней игрушки, на которой я действительно была представителем, так сказать, религиозной элиты подгорного племени.

— Смотри!

Медленным плавным движением Санта протянул руку к огню, совершенно спокойно взял уголь и галантно протянул мне.

Я смиренно прикурила:

— Ты что, вообще боли не чувствуешь?

— Не в том дело. Ты знаешь, что огонь должен жечь. Поэтому он тебя и жжет. Но это жжет тебя твой страх. На самом деле рука не нагрелась еще так, чтобы белок сворачивался. Представь, что держишь в руке что-нибудь другое. Камешек какой-нибудь.

— Представить?

Представить — это можно. Это то, что мы умеем.

Да, кстати, кто — «мы»? Я и Санта... Стопщики, туристы, ролевики... Бродяги, одним словом. Люди, которым для полного счастья нужны лишь палатка и спальник. Остальное появится по ходу дела. Еще хорошо бы была гитара, но об этом — когда-нибудь потом. Сейчас — о ночных кострах.

Докурив, я нацелилась на крайний уголек, раскаленный только одной половинкой. С другой стороны он был черный и, наверное, холодный. Не знаю, что подействовало, сантины объяснения или мое упрямство. Мне удалось взять уголек и, перекинув его пару раз из ладони в ладонь, отправить обратно в кострище.

— Получилось!

— Вот! Главное — поверить в то, что это можно.

С тех пор я прикуривала у догорающего костра только от раскаленного уголька. Немножко рисовалась, конечно, шокировала на играх молодежь. Потом начинали ходить слухи, что Скади действительно не совсем человек, что ей, дескать, доступно какое-то тайное знание. Ха! Полезные слухи, от них молодежь строилась передо мной, буквально заглядывала в рот. Я же просто знала, что уголек можно взять и голой рукой. Не верила, а знала. В отличие от большинства людей.

* * *

А на следующий год меня занесло на празднование Перунова дня родоверами-инглиингами. Куда только не заносит репортера «желтой» газеты... А уж всякая экзотика тянет, словно магнитом. Поэтому никак нельзя было пройти мимо появившегося у нас языческого славянского храма.

Инглиинги...

Настоятель храма отец Александр просил называть их не язычниками, а православными. Дескать, только они правильно славят правильных богов. А кудрявый византийский Иисус лишил славян-ариев нашей «самости», отсюда все беды России.

Кое-что из рассказов отца Александра казалось не просто фантастикой, но фантастикой, которую можно превратить в шикарный роман.

Когда-то, многие тысячи лет назад, в Космосе шла великая битва. Кто с кем дался? Кажется, кто-то из воюющих был с Сириуса. (Или — с Альдебарана. Не помню.) Многие покореженные в сражениях корабли нашли приют на Земле. Причем среди пришельцев были и те, которые с Сириуса, и их враги, и еще какие-то третьи. Тоже враги, ведь шла война всех со всеми. А планет, на которых возможна жизнь, так мало.
Эти-то звездные воины и стали предками основных человеческих рас. Поэтому разница между обитателями Европы и Африки гораздо сильнее, чем принято считать. Она не только на генетическом, но и на энергетическом уровне.

Сириусяне (кажется, все-таки они) превратились в ариев.

Дальше были долгие разговоры про таинственный Аркаим. Про славянские «Веды», которые — малая часть до сих пор существующих золотых скрижалей, надежно скрытых от лишних глаз в тайных скитах. На металлических листах древними рунами, каждая из которых имеет десятки значений в зависимости от уровня постижения истины, записана вся мудрость космических пришельцев. Достаточно только правильно прочитать — и тайны Вселенной раскроются перед людьми. Дескать, отец Александр те скрижали не просто видел, но и частично скопировал, и вообще он — из рода волхвов.

Можно было считать эти теории шизофреническим бредом. Но оценивать — не забота «желтого» журналиста. Его дело — рассказать читателям об очередных чудаках. Взяли люди в аренду у муниципалитета полуразвалившийся сруб, в котором раньше была детская библиотека, отремонтировали дом, воздвигли над ним шатровую крышу, украшенную шпилем с блестящим коловратом. И о том, что внутри храма — идол Рода: деревянный столб с грубо вырезанным на нем бородатым лицом. На чистую рушницу, расстеленную перед ним, ежедневно кладут свежие пироги и, в зависимости от времени года, цветы или хлебные колосья. И еще в храме всякие росписи-руны на обшитых деревянной «вагонкой» стенах. А сами родоверцы-инглиинги ходят в русских рубахах и не стригут ни бороды, ни волосы на голове.

Я написала о храме и его настоятеле. Написала доброжелательно, в отличие от многих «официальных» газет. Ведь по поводу инглиингов кривились многие. Священники — из-за того, что появление этих «язычников» мешало им утверждать, что только христианство — исконная и традиционная для России религия. Чиновники — из-за того самого коловрата, слишком похожего на свастику, из-за расовых теорий инглиингов, слишком близких к национализму.

Впрочем, среди тех, кто появлялся в храме, были и татары, и евреи. Отец Александр никого не гнал. Лишь посмеивался:

— За века кровь так перепуталось, что чистых ариев почти нет. У тех, кто считает себя русскими, достаточно примесей. Это плохо, полукровки теряют способности, не слышат уже голоса пращуров. Но, с другой стороны, любого татарина поскрести — найдешь в каком-нибудь колене предка-славянина. Так что, если в ком-то проснулась арийская кровь и привела его к нам — что в этом плохого? Он — тоже такой же внук славного Рода, как мы.

— А если к вам придет чистокровный негр из Африки? — любопытствовала я.

— У негра — свои предки, пусть их и славит, — отвечал настоятель храма. — Зачем нам тот, кто отказался от своей родни, какая бы она ни была, и пошел искать правду у чужой? Человек должен почитать родителей и следовать заветам предков.

Впрочем, информацию о родоверье, о модных нынче попытках возродить пантеон славянских богов можно найти в Интернете. Этого добра там хватает. Я — о том, что обычно на сайты не выкладывают. Не потому что тайна, а потому что эти вещи формулируются с очень большим трудом.

Например, о ночных кострах и танцах на огне.

Каждое лето в начале июля, когда российская ребятня получает официальное разрешение обливать водой всех подряд в честь Ивана-Купалы, инглиинги празднуют Перунов день. Уезжают на берег Иртыша подальше от города и творят там свои таинственные обряды.

Больше всего меня интересовали танцы на огне. В храме было несколько фотографий: отец Александр, двухметрового роста мужик с бородой до пояса и развевающейся седой гривой, стоит на костре, и вокруг босых ступней пляшут языки пламени. Не особо четкие фотографии, сделаны какой-то «мыльницей», не предназначенной для ночной съемки, но — не компьютерный монтаж.

Я долго пытала отца Александра по поводу происхождения этих снимков. Сначала он отделывался дежурными фразами вроде «боги хранят своих внуков». Но потом, поняв, что отвязаться от приставучей журналистки ему не удастся, попытался объяснить, отбросив всякую мистику:

— Сосуды пронизывают кожу. Так? Так. Вода, кровь имеют очень высокую теплопроводность. Кровь отводит тепло вглубь организма, кожа достаточно долго не нагревается. Секунду, две можно прикасаться к раскаленному углю, и ничего не будет. Но человек уверен, что огонь жжет. Что соседство угля опасно. И организм напрягается, сосуды сжимаются. Теплопроводность кожи резко падает. Отсюда — ожоги. А если вера крепка, а дух силен, то можно пройти по углям, словно по росной траве. Вера укрепляет дух...

Чувствуя, что отец Александр сядет сейчас на любимого конька по поводу мистической связи с предками и прочими божественными покровителями, я открыла дверцу топки.

(Обогревались и храм, и дом настоятеля печками. Узнав, что я тоже курю, отец Александр предпочел давать интервью на кухне. Здесь можно было во время разговора подымить в поддувало.)

Дрова как раз прогорели, рассыпавшись угольками. Я вытащила один, прикурила от него.

Отец Александр замолк и внимательно смотрел на мои манипуляции:

— Просто надо знать, что уголь не жжет, — сказала я.

— Можно еще и верить. Это проще и надежнее.

— Не умею я верить. Пока на себе «КамАЗ» не почувствую, и в правила дорожного движения не поверю, — ответила я украденной где-то шуткой.

— Я уже понял, — улыбнулся в ответ отец Александр.

* * *

Вот...

Но пройти по специально подготовленным для очистительного обряда угольям я долго не решалась. Слишком уж большим было кострище, слишком уж жарким воздух около него. Стояла около, смотрела, как парни пробегают по огню, как фонтанами взлетают из-под голых пяток искры, и пыталась понять, что же я тут делаю. И обязательно ли изображать из себя шашлык, если собралась писать статью про Перунов день.

Снова возвращаться к теме инглиингов, честно говоря, мне не очень хотелось.

Пока я знала лишь отца Александра да нескольких молодых ребят, занимавшихся в храмовой школе изучением славянских рун, я воспринимала эту религию как что-то близкое и родное. Но на праздник собрались все, кто причислял себя к родоверам. Кроме старших волхвов, присутствовал здесь десяток тетушек лет под сорок, этаких просветленных духом целительниц-эзотеричек, которых можно встретить в любой секте или группе развития паранормальных способностей. Пара бизнесменов с семьями — эти свято уверовали, что духи предков могут принести удачу в делах, и спонсировали издание книг отца Александра. Плотная кучка бритых парней, больше всего похожих на «братков». Значит, слухи о том, что наци нарезают круги вокруг ингиингов, стремясь сделать родоверье своим идеологическим знаменем, имеют под собой почву. Молодежь из прихрамовой школы, многие — знакомые ролевики, отличающиеся кошачьим любопытством и вполне понятным мне стремлением ко всему необычному. Несколько мимохожих хиппов-стопщиков, которым отец Александр разрешал ночевать в своем доме, считая божьими людьми. Еще какие-то, вообще малопонятные личности.

Странная компания, странное настроение.

***

В то лето июль начался с почти сорокоградусной жары, от которой мозги перегревались и отказывались работать, словно процессор со сдохшим кулером.

Накануне Перунова дня назначили вылазку на Иртыш. Сбор у храма — в полдень. Выехали в три. Сначала ждали заказанный автобус. Потом — кого-то, кто куда-то ушел, и пока не вернулся.

Загрузившись наконец в автобус, поняли, что стало еще хуже. На солнцепеке было просто жарко, а в громыхающей железной коробке на колесах — еще и душно. Тетушки натужно попытались веселиться, петь что-то старинно-народное. Но народ как-то не поддержал. Так и тряслись два часа. Израсходовали все запасы взятого с собой питья. В какой-то деревушке, встретившейся по дороге, хором побежали покупать минералку, напугав пару собак и развалившегося на ступеньках магазина алкоголика.

На берегу, правда, дул легкий ветерок, и можно было дышать.

Храмовые завсегдатаи и «братки» занялись костром. Кто-то заранее притащил на берег воз березового тонкомера. Мужики рубили лесины, складывали их «шалашом» — как пионерский костер. Женщины вынесли самовары, стали готовить заедки к чаю — у инглиингов на праздниках «сухой закон».

Мы с хиппами, поняв, что наши услуги не нужны, расположились в тени соседних кустов. Лениво болтали обо всем подряд.

— В Красноярске мы у буддистов жили. У них ашрам на горе. Клеевые чуваки! Вписывают, кормят, — рассказывала одна из девушек, рыженькая такая... как звать, уже и не помню, да и не важно это...

Забавное у хиппов отношение к религии. Верующих они уважают, причем — любых, хоть буддистов, хоть евангелистов. Лишь бы вписывали. Но у них самих один бог — Джа, бог дальних дорог, бог дорожной удачи. Остальные... Остальные — чужие. На трассе — не их власть.

Незаметно подкрался вечер. Опрокинулось в тихую реку закатное небо. Запылал костер. Зашевелились те, кто расползся от жары по кустам. Стянулись к огню.

Отец Александр стал говорить и говорил так долго, что лица теперь освещались не закатными отблесками, а пламенем.

— Мы не рабы божьи, а внуки, потомки тех, кого почитаем богами. Мы свободны, мы чтим заветы не из страха, а из уважения к ним, — повторял волхв.

И это было правильно. Внуков любят и даже балуют. Рабов держат в строгости, наказывая за каждую мелочь. Очень не хочется быть рабом. Да и любить родного дедушку проще, чем страшного небесного владыку, строгого хозяина. Лучше быть внуком...

Потом начались те самые обряды, ради которых я сюда и приехала. Хотя — ничего такого особенного. Массовое купание — текучая вода смывает скверну. Игры «в ручейки», хороводы. Пускание по реке венков с прикрепленными к ним свечами. Это было хотя бы красиво — стая птиц-огней, плывущая под чуть розоватым еще небом с высыпавшими первыми звездами. И вскоре было уже и не понять — где свечи, а где звезды, где вода, а где небо...

Наконец дрова прогорели, и стали готовить главный очистительный обряд — огненный. Мужики граблями разровняли кострище, выбрали крупные головешки.

И вот уже я стою возле пышущего жаром огненного круга и думаю о том, что я тут делаю. И зачем вообще это все...

***

А где-то далеко, возле самого горизонта, полыхали беззвучные зарницы. Все больше звезд появлялось на бледно-зеленом небе, но заря не хотела уходить, висела над дальним берегом розовой полосой. Шелестели под ночным ветерком прибрежные ивы, почти черные на фоне заката. Отражалась в серебристой воде острая осока на маленьком мыске, замыкавшем пляж...

Я вдруг увидела все это. Раньше просто смотрела, а теперь увидела, ощутила, стала поочередно то бледным небом, то истоптанным песком, то дрожащим в воде отражением осоки. Поняла вдруг: как бы мы ни суетились, земля эта и река — такие же, какие были тысячу лет назад. И какими будут через тысячу лет, если, конечно, мы окончательно все не изгадим.

И неожиданно для себя я наступила на угли, сделала три коротких шага. Ничего толком не почувствовав, ощутила подошвами песок, показавшийся вдруг ледяным. И тогда только осознала, что все тело охватывает жар. От пяток, от кончиков пальцев, которые действительно нисколько не пострадали, и до корней волос.

Вслед за мной по огню с закрытыми глазами, с отрешенным лицом шла рыженькая хиппушка. Ломкий девичий силуэт в окружении пунцового жара. Она слепо ткнулась в меня, распахнула глаза, и мы расхохотались вместе, поняв, что теперь нам уже больше нечего тут ловить.

— Пойдем искупнемся где-нибудь подальше?

В этот вечер ни я, ни хиппы еще не залезали в реку. Я не подумала о купальнике, а у хиппов их просто не было. Раздеваться же догола в присутствии благостных тетушек казалось как-то неудобно.

За нами с рыженькой потянулись еще человек пять. Мы отошли метров на сто, туда, где нас уже не было видно от костра. Вода оказалась почти горячей. Я уплыла вверх по течению насколько хватило сил и, раскинувшись на спине, долго смотрела на звезды. Ради такого чуда, наверное, и стоило тащиться на этот Перунов день...

Но все-таки пришлось вылезать и натягивать джинсы, моментально ставшие мокрыми. Ночью похолодало, а о теплой одежде, конечно, никто не позаботился. Только у хиппов, живущих по принципу «все мое ношу с собой» были свитера. Остальные закутались в их спальники — по двое-трое под одним. Зато у наших ребят нашлось несколько бутылок портвейна. «Сухой закон» — «сухим законом», родоверье — родоверьем, а ролевик не будет ролевиком, если не нарушит все что можно и нельзя.

Мы грелись портвейном и молчали. Подошел еще один парень, настолько проникшийся инглиизмом, что отец Александр посвятил его сегодня во что-то. Во что именно, парень не распространялся, но вид у него был совершенно ошалевший. Кто-то протянул ему бутылку, он сначала отрицательно замотал головой, но потом взял, сделал несколько жадных глотков.

Опустился рядом с нами на траву.

Так мы и сидели. Пили, передавая по кругу вино. Не хотелось ни говорить, ни разжигать огонь... Ничего не хотелось. Только молчать и чувствовать, как плывет, покачиваясь, среди звезд кораблик-Земля...
Потом начало светать. Иртыш петляет, поэтому от костра была видна догоравшая над противоположным берегом вечерняя заря, а тут за рекой поднималась утренняя.

Из кустов внезапно появился отец Александр: босиком, штаны закатаны до колен, подол вышитой рубахи мокрый от росы. Мне показалось, что он понял все: и про портвейн, и про то, как муторно нам в общей толпе, и даже про Землю-кораблик. Потому что волхв лишь улыбнулся в усы и сказал:

— Выезжаем через час, как только рассветет. Не теряйтесь.

* * *

В автобусе мы просто спали. День еще не раскалился, ветер врывался в распахнутые окна, и было приятно прижаться обгоревшими плечами к прохладной обивке сиденья и отключиться, добирая недоспанное за прошедшие душные ночи в городе.

* * *

Вторую статью об инглиингах я, кажется, так и не написала. «Желтая» пресса — не для рассказов о плывущей среди звезд Земле, так похожей на маленький голубой кораблик. Но после той ночи я знаю, что можно не только прикуривать от раскаленных углей, но и ходить по ним.

Только вот к чему это знание?

Оригинал в Фейсбуке.