Простые вещи

Чуть больше года назад я познакомился с чувихой. Мы построили ей полати в комнате с высоким потолком, которую она снимала на Киевской. Маша сразу покорила нас тем, что в свой обеденный перерыв приехала с работы, принесла продукты и быстро что-то сварила, чтобы нас покормить. Неизвестных ей совершенно чуваков. Вообще от нее на метр веяло какой-то "активной жизненной позицией", осознанностью и сконцентрированностью. Чувствовалось, что человек ориентирован давать. Открытый, уверенный, дружелюбный взгляд — только когда встречаешь таких чуваков, понимаешь, как они редки. Обычно все мы в своем трансе бегаем, табачок врозь. А тут человек глядит на тебя, как только что присланный на землю ангел, с безоблачной расположенностью — конечно, это очень подкупает.

Маша рассказала, что по образованию она клинический психолог, но работает в основном фандрайзером, собирает деньги на всяких больных бедолаг. Работала она тогда в трех местах — учителем в Филипповской школе, искала деньги для Центра Лечебной Педагогики и вела проекты на сайте Планета.ру. И еще ездила по стране с лекциями, учила нкошников краудфандингу. Для ее двадцати семи или восьми (мне так показалось) лет звучало всё очень круто. А потом выяснилось, что это у нее просто вид такой серьезный, а на самом деле Маше двадцать два.

Позже, конечно, выяснилось, что всё вовсе не так, как с первого взгляда. Оказалось, что Маша далеко не всегда лучится силой и открытостью. Они часто они сменялись столь же пугающим бессилием, выключенным лицом, жуткими головными боями. Деловой ангел оказался только одной из машиных субличностей. За ним пряталось много тяжелого, хрупкого и несчастного. Ангел не был маской, он был живым — просто все было не так просто.

Потом она рассказала пару историй, которые как-то мне ее объяснили. В детстве, лет в 12-13, у нее был очень тяжелый опыт, ее любимый отец сошел с ума. И вот Маша сказала, что, когда ей было очень плохо, она покупала воздушные шарики, выходила у себя в Калуге на центральную улицу и просто раздавала эти шарики детям, которые шли куда-то с мамами. Дети изумлялись, радовались — Маша ловила их восторг, и ей становилось легче. Мне кажется, тогда эта субличность в ней и родилась, как способ справиться с чем-то очень трудным.

1

И тогда же Маша впервые устроилась на работу — раздавать рекламу в супермаркетах. И как-то их с другой девчонкой отправили в Обнинск, предлагать пельмени на дегустацию. Они работали до закрытия магазина, пришли на станцию — и обнаружили, что последняя электричка в Калугу отменилась, уехать они не могут. Денег у них не было, только две пачки пельменей им дали. Подружка запаниковала, заплакала — они одни, ночью, в чужом городе. А Маша вдруг поняла, что это не нужно. Увидела на вокзальной площади последний автобус, подошла к водителю и, преодолевая что-то в себе, сказала: "Нам надо в Калугу, денег у нас нет, но мы можем вам пельмени дать, они вкусные". Мужик их посадил. Маша приехала домой — и поняла, что рассказывать это всё маме незачем. Она просто станет волноваться, а толку уже никакого. Маша сказала, что лежала в кровати и понимала, что теперь будет действовать сама.

Год назад, в рамках жизненного эксперимента, Маша стремительно, за месяц, бросила Москву и переехала жить в Питер. Она продолжала там работать в "Планете", собирать деньги на хорошие проекты, читать лекции. Но через пару месяцев рассказала мне, что это все фигня, которую она хочет бросить. А на самом деле у нее есть мечта — создать центр с открытыми ремесленными мастерскими — столяркой, гончаркой, шитьем, кулинаркой и т. п. — куда могли бы приходить и вместе работать разные люди — и обычные, и инвалиды, прежде всего ментальные. Идея мне, конечно, понравилась, я сам о чем-то таком фантазировал. Хотя маниакальность, с которой Маша хочет помогать людям, немножко настораживала. Я как-то не мог до конца в это поверить. Я замечал, что с ней не получается болтать про приятные, отвлеченные предметы, книжки, музыку или общество. Машу живо интересовали только осязаемые вещи — люди, конкретные отношения и дело... Ну, лет через пятнадцать все организует, думаю.

Но, кажется, в начале осени Маша позвонила: "Шурик, я нашла помещение!" Рассказала, что какое-то НКО готово передать ей большой подвал на Сенной, который им выдал город, но который они не могут использовать. Правда, подвал в трэшовом состоянии, надо ремонтировать, а чуваки хотят за него 750 тысяч — "но зато там всего 15 тысяч аренда!" Маша захлебывалась энтузиазмом.

— У меня же есть 350 тысяч, я скопила на машину, остальное настреляем!

— Ну, на что же тратить скопленные деньги как не на дело мечты... — вздохнул я с сомнением.

Но оставалась загвоздка: Маше только исполнилось 23 года, она представляла только саму себя, и никто в Питере ее не знал. Нужна была организация, которая взяла бы ее под свою крышу. Вскоре она позвонила: "Я написала в студию "Да", предложила им проект, на днях пойду разговаривать".

Студия "Да" — это замечательные питерские чуваки, которые делают мультики с больными детьми. Я там шапочно знаю кого-то — директора Иру Грудину, ее мужа Рому Соколова, одного из создателей "Смешариков", Дениса Харлея, отца "Пустых Холмов". Ну круто, думаю, хороших людей выбрала.

Позвонила Маша в слезах: студия "Да" послушали ее, сказали, что затея достойная, но у них своих дел хватает, "не можем под такое подписаться, извини...". Маша себя ругала, что как-то не так говорила. А я думал: ну чуваков можно понять: пришла незнакомая девчушка с улицы, предлагает начать огромный проект, отремонтировать подвал, чтобы учить там психов горшки лепить. А кто все это тянуть будет? Маша эта?

А через пару дней снова звонит, счастливая. Потому что Ира Грудина позвонила ей:

— Маш, ты расстроилась, да?..

— Да, потому что вы мне очень нравитесь, как люди просто...

— Да ты нам тоже ведь... Ладно, давай я тебе заявку на грант скину, попробуй.

Я так понимаю, Маша после того разговора так мужественно сдерживала слезы, что у Иры сердце разрывалось.

Это был чистая авантюра: президентский грант на два лимона, дедлайн — послезавтра. Двое суток Маша, не вставая, расписывала эту заявку, выясняла у Иры тысячу мелочей, злилась. Заявителем значилась студия "Да", в качестве помещения вписали тот подвал. Маша была счастлива, на грант она, конечно, не рассчитывала, а просто была ужасно рада, что ребята не отвернулись. Она принялась высчитывать, как бы справиться и без гранта: сочетая коммерческие и и некоммерческие группы, продавая продукцию и т. д.

Правда, тут стало понятно, что ремонт подвала стоит неподъемных денег, да еще эти 750 тысяч. Но вдруг один приятель предложил ей разделить с ним аренду какого-то ангара, в котором стояло его копировальное оборудование. Маша загорелась, стала придумывать, как они поделят ангар перегородкой, откроют мастерские, зарабатывать будут с помощью небольшого кафе (выяснилось, что она все умеет, у нее уже было свое кафе). Все очень быстро пошло-поехало, Маша соображала, где закупать материалы для ремонта, из нее опять сыпались искры. А пару раз в месяц снова проваливалась в черное бессилие, социофобию и мигрени. Обычно Маша в этом состоянии ото всех прячется, но пару раз я видел эту ее мигрень, когда она на глазах зеленела, ее рвало где-нибудь прямо в метро и она превращалась в безжизненное тело. Маша пыталась ходить к каким-то невропатологам — хотя, подозреваю, что в основном это было просто переутомление: она по-прежнему на износ впахивала на "Планете", отвечая в день в среднем на шестьдесят имэйлов, моталась с лекциями, организовывала какие-то житейские переезды, ремонты, решала проблемы больного отца и т. д.

Ангар сорвался буквально в тот день, когда должен был начаться ремонт, — вдруг выяснилось, что его будут сносить.

И тут им дали президентский грант. Неизвестной Маше с улицы. Потому что крутые заявители, хорошо написанный проект и помещение есть — в общем, каша из топора.

Значит, надо срочно закупать оборудование, набирать сотрудников, открывать мастерские. А помещения-то нет. Полезли в авито, стали лихорадочно бегать, искать. А потом Маша звонит, говорит: "Шурик, нам подарили подвал". Оказалось, что ребята из того НКО посмотрели на Машу, посмотрели и сказали: "Ладно, знаешь, а фиг с ними с деньгами, бери так...". Вот как бывает.

Маша опять погрузилась в стройматриалы, стала соображать, что где отрезать, чтобы хватало денег на ремонт, как она откажется от своей зарплаты, что они начнут с двух комнат, а остальные будут ремонтировать, вкладывая зарплаты и заработанные деньги... И тут к ним пришли бандиты. Два вполне дружелюбных, спокойных мужика пришли и объяснили, что это помещение они забирают. Что город выделяет некоммерческим организациям помещения со льготной арендой, а они договариваются и отдают их бизнесу. Предупредили, что рыпаться бессмысленно, везде заплачено, в любом случае помещение вы потеряете. Ничего личного, не обижайтесь. Пообещали при случае замолвить перед чиновниками словечко.

Это было в январе, я был в Турции, позвонил Маше, услышал это и совершенно опешил. Не 90-е же, вроде... Стал лепетать, что надо разобраться, но по машиному голосу было слышно, что они ее вполне конкретно напугали, и разбираться уже не в чем. Тем не менее в ее голосе звенела некая бесшабашная решимость. Она пришла в состояние человека, которому уже некуда отступать, и он, закрыв глаза, просто делает, что должен.

Ира написала пост в Фейсбуке и попросила помощи. Текст был очень простой, сдержанный, безо всех этих стремных деталей. Но, видимо, он был заряжен отчаянием, это была одна из каких-то настоящих просьб — все стали перепащивать. И откликнулся какой-то чувак, бизнесмен, сказал, что может дать им помещение, большое, отремонтированное, в центре, на Ваське, рядом с метро, с отдельным входом, гораздо лучше, чем все предыдущие. И просто так, бесплатно. Не в подарок, но живите, мол.

Это было в конце января. А 23 февраля Инклюзивные Мастерские "Простые Вещи" открылись. За месяц Маша с друзьями, приходя после работы, перекрасили стены, построили еще одну новую, купили оборудование, наняли мастеров и сделали три мастерские — швейную, керамическую и кулинарную. Когда она все это рассказывала, я не знал, как реагировать, боялся спугнуть чудо.

Вот они уже месяц работают, к ним приходят люди — слепые и глухие, аутисты и шизофреники, непростые, мало кому нужные, запертые в своих квартирках, привычках, заученных маршрутах. Учатся делать очень простые вещи — что-то лепят, режут, пекут, шьют. И когда они осваивают эту вещь, ты можешь заметить ее первозданное величие.

Все это довольно сумбурно и, вероятно, я что-то напутал в деталях, но некогда проверять — у Маши уже день рожденья. В целом-то все так. Маша — какой-то удивительный, непонятный мне, но потрясающий человек. Я изумлен, что она попалась мне по пути.

Оригинал в Фейсбуке.