Памяти Учителя

Благодаря Александру Борисовичу Мордвинову до сих пор могу долго рассказывать про падение редуцированных и три палатализации заднеязычных согласных и прочие процессы, сформировавшие не только русский, но и все славянские языки.

232612 октября 2018
Памяти Учителя

В жизни каждого человека довольно много учителей. Первыми нас учат наши родители, дедушки и бабушки, а кого-то и старшие сестры и братья. Потом чему-то стараются научить в детском саду, школе, вузе, ну и на работе. Но лишь немногие из учителей западают к нам в душу и живут в ней до самой смерти. В прошлом году на День учителя я написал о своём любимом декане и первом научном руководителе Валентине Фёдоровиче Гутенёве, а нынче хочу написать об одном из лучших моих преподавателей Александре Борисовиче Мордвинове. Ко Дню учителя не успел, как-то нахлынули воспоминания, ну и слишком много букв получилось.

Мы познакомились с ним задолго до того, как он стал моим преподавателем, но шапочно. В 1980-м он работал в Омском пединституте и подрабатывал на рабфаке ОмГУ, на котором как раз учились мои друзья Юрий Перминов и Игорь Улановский. А жил Мордвинов в общежитии пединститута на проспекте Мира вместе с семьёй. Мы с приятелями как раз оказались в этом районе, приобрели некоторое количество спиртного и искали возможность найти стакан, потому что пить из горла считали ниже своего достоинства. Если бы было тепло, проблема решилась бы быстро — в автоматах с газировкой всегда можно было позаимствовать стакан, но, увы, была ещё очень ранняя весна. Улановский вспомнил, что в общаге живёт его преподаватель, и мы ввалились к Мордвинычу в поисках стакана. Он вошёл в положение, но извинился, что стаканов у него нет, и вынес нам чайную чашку.
Мы употребили чашку по назначению, а потом оказалось, что заносить её никто не хочет, тогда пришлось это делать мне. Я зашёл к Мордвинову, извинился, вернул чашку, и мы душевно поговорили. Поскольку я был начинающим, но подающим надежды поэтом, то, конечно, по просьбе собеседника почитал свои стихи. Вроде бы они даже ему понравились, но он не удержался от критического замечания, в общем, мы слегка поспорили, видимо, громковато, потому что к дискуссии присоединился 9-летний сын Мордвинова, правда, не встревал. В общем, в конце разговора Мордвинов выразил надежду, что мне как молодому рабочему и поэту одна дорога — на филфак, а он будет рад меня учить, на том и расстались.

1

Когда я через полтора года сам поступил на рабфак ОмГУ, Мордвинов там уже не преподавал. Поэтому вторично мы с ним познакомились как студент с преподавателем в октябре 1982-го, когда я начал учёбу на первом курсе филфака ОмГУ. Мы узнали друг друга, но обстоятельства нашего первого знакомства не вспоминали. Он по-прежнему работал в пединституте, а у нас преподавал как почасовик введение в языкознание. Его лекции было слушать очень интересно: на студентов обрушивался поток информации, поданной живо и нестандартно. Чувствовалось, что Александру Борисовичу было чертовски интересно делиться с нами своими знаниями, порой он увлекался, уходил в сторону, отвлекаясь на какие-то интересные подробности, потом спохватывался: «О чём это я?» и возвращался к основной теме. А вот конспектировать его лекции было сложно, я даже и не пытался, делая только редкие пометки.

Но ещё интереснее было на его семинарах, которые превращались в настоящие дискуссии. С первого курса мне запомнился диалог, придуманный им для иллюстрации интонационных конструкций. Всего в русском языке семь интонационных конструкций, все они присутствовали вот в этом его диалоге, происходившем в некоем общепитовском учреждении:

— Вам котлеты?
— Мне котлеты.
— А вам чего?
— А мне — биточки.
— Вот это котлеты!
— А биточки…
— Да что там ваши биточки!

А сдавать ему экзамены — это была просто песня! На его экзаменах можно было открыто пользоваться любыми конспектами, учебниками и словарями, поэтому в шпаргалках не было никакой необходимости. Но если ты не понимал то, что отвечаешь, все эти вспомогательные материалы не помогали. Мордвинов рассматривал экзамен как последнюю свою возможность вложить в студентов понимание своего предмета, поэтому опрашивал студентов очень долго, иногда по часу. Приём экзаменов Мордвиновым начинался в 9 утра, а заканчивался далеко за полночь, причём на обед он не прерывался, Александр Борисович пил чай или кофе прямо в аудитории и ел какие-нибудь бутерброды. О том, как он принимал историческую грамматику у студентов, на курс меня старше, мне рассказала пожилая вахтёрша: «Задремала, просыпаюсь, глядь — на часах полвторого, а ключ от одной аудитории так и не сдан. Пошла я проверять, открываю дверь, а там за столом дремлет преподаватель, а за столами спали пять студентов. Я подняла шум, через полчаса экзамен закончился, и ключ сдали».

А вот я сдал ему экзамен по введению в языкознание довольно легко. В качестве практического задания мне попались несколько троек слов, надо было определить, в какой последовательности они изменялись. Мордвинов искренне порадовался, что это задание досталось именно мне, потому что в двух других группах на него так и не смогли ответить. Когда понимаешь, в результате каких языковых процессов изменяются слова в русском языке, выполнить это задание проще простого. Я ответил на все вопросы, мы немного поспорили с Александром Борисовичем по поводу этимологии одного из слов, и он с удовольствием, по его признанию, поставил мне «отлично». Все последующие экзамены я тоже сдавал ему на пятёрки.

На моём втором курсе Мордвинов перешёл из пединститута на филфак ОмГУ на постоянной основе и стал преподавателем кафедры общего языкознания. У нас он вёл историческую грамматику, мне этот предмет ужасно нравился, а вот остальным моим однокурсникам как-то не очень. Поэтому семинары проходили примерно по такому сценарию: я отвечал на первый вопрос, а вот на второй желающих не находилось, начинались отмазки, что тема, мол, очень сложная, поэтому не поняли, объясните ещё раз. Как-то раз кто-то из одногруппников предложил устроить бенефис Андрея Коломийца, на что Александр Борисович справедливо ответил, что хочет, чтобы в его предмете разбирались все, а не только Коломиец. А иногда меня просили задать Мордвинову интересный вопрос, чтобы потянуть время, и я, увы, не отказывал. А стоило задать, как Мордвинов загорался, как ребёнок, и, не следя за временем, долго рассуждал на предложенную тему. Мне было очень стыдно за своих одногруппников, я никак не мог понять, почему им совершенно не интересны тонкости исторической грамматики. А ведь в моей группе учились семь будущих краснодипломниц, но и отличницы этим предметом не слишком интересовались.

А ближе к концу первого семестра второго курса Мордвинов стал моим персональным цензором. Дело в том, что ещё на первом курсе я организовал выпуск собственной стенной газеты «Вестник филфака», которая выходила почти ежемесячно. Выход первого номера обернулся большим скандалом, потому что это было для всех полной неожиданностью, а откровенные публикации многим не понравились. Однако благодаря поддержке секретаря парторганизации филфака Ларисы Борисовны Селезнёвой моя газета была признана приложением к факультетской стенной газете «Филолог», которая выходила очень редко, и назначили цензора, который должен был вычитывать статьи перед и не допускать в печать идеологических ошибок. Первым цензором стал молодой преподаватель Николай Мисюров, с которым мы довольно быстро нашли взаимопонимание: перед выходом я показывал ему статьи в очередной номер, он вымарывал то, что ему казалось неприемлемым, после чего я на машинке перепечатывал текст. Но в ноябре 1983-го он пропустил вполне безобидную, на наш взгляд, шутку, после чего случился скандал со срыванием газеты со стены и разбирательством у декана. Идеологическую бдительность проявила новый секретарь парторганизации Анастасия Александровна Елагина, которая стала моим персональным кошмаром до конца учёбы. Злосчастная строчка была вымарана, а вместо не оправдавшего надежд Мисюрова моим цензором был назначен Мордвинов.

А весной мы сблизились с Мордвиновым на репетициях и постановках Гоголевского вечера. К 175-летию Николая Васильевича на факультете по моей инициативе решили провести Гоголевский вечер, в котором были задействованы как студенты, так и преподаватели, и даже декан Валентин Федорович Гутенёв, выступивший в роли самого себя и занудливого лектора. А Александру Борисовичу досталась роль самого Гоголя. Сюжет вечера был не слишком оригинален: на филфаке готовились достойно встретить юбилей Гоголя, а в это время сам Николай Васильевич сошёл со своего портрета и решил проинспектировать факультет. Ну а потом шли инсценировки Гоголя, в том числе малоизвестная пьеса «Утро делового человека» и вариации с гоголевскими персонажами в современной студенческой жизни. По сюжету Гоголь пришёл в ужас от увиденного на факультете, поэтому в конце, высказав всё декану, снял с него символ деканской власти со словами: «А теперь здесь править буду я!» Вечер имел настолько оглушительный успех, что по просьбе комитета комсомола его пришлось повторить в переходе между общежитиями, где его увидел уже весь университет.

2

Мордвиныч, как ласково его звали за глаза, был отличным преподавателем и пытался привлечь студентов к исследованиям русского языка в историческом аспекте. По его поручениям мне пришлось подготовить несколько мини-рефератов, некоторые из них я помню до сих пор. В частности, очень любопытно было выяснить этимологию слова «сало», понять, от какого глагола оно произошло, помог польский язык. А исследование на тему «Экспансия окончания «А» в именительном падеже множественного числа существительных мужского рода второго склонения» отняло не меньше сил, чем курсовая работа. Возможно, кому-то будет непонятно, что это такое. Но на самом деле всё просто: по неизвестным причинам в 19 веке стали говорить паспорта вместо паспорты, дома вместо домы, эта тенденция затронула ряд существительных, а потом прекратилась. А на четвёртом курсе он уговорил меня провести мини-опрос среди студентов разных факультетов и написать реферат на тему «Словообразовательная экспансия суффикса «ну» в глаголах несовершенного вида в современной молодёжной среде». Для неспециалиста сложновато понять такую тему, но на самом деле всё просто — Мордвинов обратил внимание, что студенты всё чаще стали говорить: сидануть, кидануть, бросануть, сказануть и т.д., ну а я в результате опроса подтвердил, что так оно и есть.

А в конце 1984-го Мордвинов блеснул в роли капитана одной из дурацких команд на «Бале дураков». Мероприятие с таким названием сначала запретила проводить парторг Елагина, мне пришлось добиться официального решения комитета комсомола университета: разрешить проведение на филфаке новогоднего вечера с названием «Бал дураков». В первой части была забавная пародия на индийское кино «Фил и Фаг», в которой главные герои, совершенно друг на друга не похожие, оказались близнецами, их подруги — близняшками и мамы — тоже близняшками. А во второй части было соревнование дурацких команд с совершенно дурацкими конкурсами и дурацким жюри. Всем зрителям были розданы дурацкие колпаки, одну из команд возглавил Мордвиныч, она и победила.

А весной 1985-го я придумал смыслово значимую фразу из пяти слов, из которых четыре омонима: Косой косой косил косой косой. Она настолько понравилась Мордвинову, что он попросил у меня разрешение использовать её в своих научных работах с обязательным указания моего авторства. Была подготовлена машинописная доверенность, которую удостоверил своей подписью и печатью факультета декан Гутенёв. Не знаю, воспользовался ли Александр Борисович моим разрешением, я был бы только горд. Заканчивая тему наших с ним взаимоотношений как преподавателя и студента, хочу сказать, что, кроме исторической грамматики, он преподавал мне общее языкознание и спецкурс по сравнительному языкознанию, все эти экзамены я сдал на отлично.

В ноябре 1985-го Мордвинов перестал быть цензором моей газеты, парторг Елагина усмотрела в одной из статей идеологическую диверсию, Александр Борисович пытался с ней спорить, но её поддержала новый декан Галина Андреевна Боброва. В общем, у меня появился новый цензор — молодой преподаватель Василий Гыдов. Он же стал и последним, потому что в марте 1986-го случился очередной скандал с совершенно невинной публикацией, во избежание последующих было принято решение о «слиянии редакции газеты «Вестник филфака» с редакцией газеты «Филолог». Типа никто мою газету не закрывал, её просто слили. Я пытался подвигнуть редактора «Филолога» на ежемесячный выход стенной газеты факультета, но у меня ничего не получилось.
А в феврале 1986-го мы с Мордвиновым организовали киноклуб ОмГУ, он стал председателем, я — его заместителем. Всё началось с того, что я организовал киноклуб «Контакт» в кинотеатре «Кристалл», тогда сверху директорам кинотеатров и ДК спустили установку об организации киноклубов. Но уже второе заседание «Контакта» фактически было сорвано директрисой, которой было невыгодно терять час вечернего киносеанса в единственном кинозале. Чувствуя свою вину передо мной, директриса попыталась мне помочь и договорилась о переносе заседаний киноклуба в здание политехнического института, где был вполне приличный кинозал. Я провёл там одно заседание, мне не понравилась вялая реакция будущих инженеров. На это заседание я привёл группу поддержки с филфака во главе с Мордвиновым, только она и спасла от полного провала, потому что почти все политехники ушли сразу после окончания фильма. Я сказал Мордвинычу, что здесь больше заседаний проводить не буду, но было бы неплохо организовать что-то подобное в университете. Тем более что в переходе между общежитиями была комната для кинопроектора.

Как выяснилось вскоре, Мордвинову эта идея запала в душу, он договорился с руководством университета об организации киноклуба с демонстрацией фильмов в переходе между общежитиями. Ну а я договорился с директрисой кинотеатра, что заседания будут проводиться в университете. Мне как заместителю приходилось ездить в Управление кинофикации для просмотра и отбора фильмов, ну а заседания мы проводили вместе с Мордвинычем. Самым ярким, наверное, стало обсуждение фильма «Плюмбум, или Опасная игра», мнения разделились, мы проспорили чуть не до полуночи. Последнее заседание киноклуба прошло в декабре, потом я ушёл на диплом, а Александр Борисович в одиночку им заниматься не стал.

Мордвинов был очень разносторонним и увлекающимся человеком, поэтому его можно было привлечь много к чему. Он был не чужд фантастики, поэтому я несколько раз приглашал его на заседания КЛФ «Алькор», особенно запомнилось его участие во встрече любителей фантастики с эсперантистами. Его интересовало всё: структура искусственного языка, процессы появления в нем новых слов и возникновения фразеологизмов, в общем, он задал больше всех вопросов эсперантистам. Активно проявил себя Мордвиныч и в обсуждении нашумевшего романа Анатолия Кима «Белка».

В конце 1986-го решено было выпустить новогодний номер «Филолога» с шуточными карикатурами на наших преподавателей, мы собрали со всех, кто был не против, чтобы его изобразили, разрешающие расписки, которые и были предъявлены парторгу Елагиной, когда она попыталась поднять шум. Ну а меня попросили написать коротенькие эпиграммы, вот что я написал о Мордвинове:

Вы и дружинник, и актёр,
И киновед, и толкователь,
Язык Ваш, как булат, остёр,
Но прежде Вы – Преподаватель.
Пусть Вас пока не осеняют
Ни званья, ни квартиры блик,
Зато над кафедрой сияет
Лукавый гоголевский лик!

В целом мои эпиграммы понравились и Александру Борисовичу, и всем преподавателям, кроме Елагиной, которая нарисовать себя не разрешила.

На защите моего диплома «Мифо-философская система мира в фантастике братьев Стругацких» единственным из преподавателей, который задал мне несколько весьма дельных вопросов был Мордвинов, хотя вообще-то языковед, а дипломная работа — литературоведческая. А вот его коллеги-литературоведы почему-то отмалчивались, но пятёрку присудили единогласно. А после получения мной диплома Мордвиныч стал одним из двух моих преподавателей, которые уговорили меня поехать в пионерский лагерь в Нижнеомском районе на научный заезд.
Не знаю, как сейчас, а тогда в ОмГУ на всех факультетах, кроме экономического и юридического, были факультативы для школьников старших классов. У филологов — Малый филфак, у остальных: Юный историк, Юный математик, Юный физик и Юный химик. Вот и решено было впервые вывезти всех этих школьников-интеллектуалов в июле в пионерский лагерь в Нижнеомском районе на две недели. Ну а меня пригласили на несколько дней, выплатив дорожные и какие-то премиальные, как известного массовика-затейника. Я согласился и ничуть не пожалел, потому что был поражён активностью детей. Мне доводилось работать воспитателем первого отряда в пионерском лагере, так вот обычные и научные дети — это две большие разницы. Меня поразило, с каким энтузиазмом и удовольствием эти «ботаники» участвовали во всех мероприятиях. А преподаватели с других факультетов вели себя ещё бесшабашнее детей.
Я прочитал три лекции: о фантастике, о фильмах, снятых с полки, и запрещённых ранее книгах, которые начали издавать, провёл две литературные викторины и КВН. В КВНе соревновались две команды: малого филфака и всех остальных. Команду всех остальных возглавил 16-летний сын Мордвинова, уже и не помню, на каком факультативе он занимался, но с небольшим отрывом победили будущие филологи. Может быть потому, что весной на малом филфаке проводился КВН, поэтому опыт у них был, да и я, признаться, помог им советами, как лучше подготовить домашнее задание. Но мероприятия проводились днём и ранним вечером, а потом мы подолгу общались с Мордвинычем. Для начала выпили сухого вина, типа на брудершафт, только целоваться не стали и перешли на ты, потому что в процессе моей учёбы общались исключительно на Вы. Спустя полгода при нашей встрече он обратился ко мне на Вы, я не стал напоминать о нашем брудершафте.

3

Общаться с Мордвиновым было крайне интересно, поскольку он умел не только отлично рассказывать, но и замечательно слушать. Отвечая на мой вопрос, почему он до сих пор не защитился, Александр Борисович признался, что брался уже за несколько тем для диссертаций, но в процессе подготовки понимал, что ему неинтересно их завершать. В ответ на его признание я назвал его самураем, для которого процесс — всё, конечная цель — ничто, потому что как раз весной прочитал кодекс самурайской чести «Бусидо». А в последний вечер перед моим отъездом Мордвиныч попросил у меня прощения. По его версии, с самого начала моего обучения преподаватели, в том числе и он, ограничивали чрезмерную активность студента Коломийца, окутывали его невидимой паутиной, свивая вокруг него кокон, чтобы я не мог вырваться за обозначенные мне пределы. Причём это происходило не потому, что кто-то собрал всех преподавателей и дал им такое поручение, а исключительно по личной инициативе каждого, считавших что это во благо как мне самому, так и всем остальным. Я был слегка ошарашен таким извинением, но сразу сказал, что, конечно, его прощаю. А он ответил: «Гораздо важнее то, что я-то себя не прощаю».

Среди обсуждаемых нами тем была и публикация ранее запрещённых произведений. В частности, в журнале «Даугава» как раз в это время печатался «Крутой маршрут» Лидии Гинзбург, который я прочитал в самиздате ещё семь лет тому назад. Кстати, запрещённые властью книги — это была ещё одна связующая нить между мной и Мордвиновым. Я благодарен ему за то, что он не только рассказал мне об академике Дмитрии Поливанове, руководившем созданием письменности для народов СССР и расстрелянном в 1938-м, но и дал почитать его монументальный труд 1932 года издания, изъятый из библиотек. А за годы учёбы я тоже давал ему почитать запрещённые книги, которые мне самому давали не на одни сутки, а на неделю или даже месяц. Давать подобные книги тогда было чревато последующими неприятностями в случае доноса, но я почему-то был уверен, что Мордвиныч на меня не настучит. Всё, что я давал ему, уже и не вспомнить, но сборник «Метрополь» и книги Довлатова и Бродского были точно.

В следующий раз мы пересеклись с Мордвиновым в феврале 1988-го на репетиции и постановке «Медианы» тогдашнего третьего курса, к которой они ухитрились привлечь и преподавателей, и меня, работавшего по распределению в Калачинске, но в тот момент как раз забюллетенившего. Но разговора с Мордвинычем не получилось, на все вопросы он отвечал не слишком охотно и отстранённо. Впоследствии я узнал, что как раз в это время он оставлял свою старую семью и заводил новую. Я был знаком с первой его женой, это была интеллигентная и очень тихая женщина, как-то раз, зайдя в общежитие в поисках Мордвинова, мне довелось общаться с ней почти час в его ожидании. А новой его женой стала Елена Ронина, моя ровесница, получившая высшее образование в Ростовском пединституте сразу после 10 класса и приехавшая к нам на филфак преподавать латынь. Разводиться и жениться — это право любого мужчины, только вот не знаю, что сталось с бывшей женой и сыном Мордвинова после развода, оставили ли их в общежитии университета или им пришлось съезжать.

В последующие годы мы встречались с Мордвинычем эпизодически, до меня доходили слухи, что он уже не принимает экзамены до поздней ночи, но по-прежнему никого из студентов не заваливает. А когда встречались, он вспоминал, какой у нас был замечательный курс, и жаловался на современных студентов, которым вообще ничего не интересно. Потом мне стало известно, что он сильно заболел, а вскоре и умер в 49 лет, я уже намного его пережил. Я счастлив, что в моей судьбе был такой замечательный преподаватель, как Мордвинов, именно благодаря ему до сих пор могу долго рассказывать про падение редуцированных и три палатализации заднеязычных согласных и прочие процессы, сформировавшие не только русский, но и все славянские языки. И если есть тот свет, мы там обязательно встретимся с Александром Борисовичем, когда придёт моё время… Нашел в Сети снимок с того самого Гоголевского вечера: слева — Мордвинов в роли Гоголя, справа — мой однокурсник Юрий Рассказов в роли декана Манилова. Ну а еще нашел воспоминания младшего сына Мордвинова об отце.

 

Оригинал в Фейсбуке автора. 

Автор:Андрей Коломиец

Фото:из аккаунта автора в Фейсбуке

Теги:памятьАлександр Мордвинов


Яндекс.Директ ВОмске




Комментарии

Скоро

30 марта

130 юбилейных событий

130 юбилейных событий

16327 марта 2024

10 апреля

Останется только Шариков?

Останется только Шариков?

88205 марта 2024

11 апреля

Здесь хочется большего

Здесь хочется большего

50907 февраля 2024

Ваше мнение

06.07.2023

Довольны ли вы транспортной реформой?

Уже проголосовало 97 человек

22.06.2023

Удастся ли мэру Шелесту увеличить процент от собранных налогов, остающийся в бюджете Омска?

Уже проголосовало 93 человека



























Блог-пост

Елена Завьялова

— омичка

Юлия Лагун

— Духовный мастер и наставник

Оксана Дубонос

— домохозяйка


Яндекс.Директ ВОмске

Стиль жизни

Трубите джаз

Светские хроники

Трубите джаз

Предпоследним зимним вечером в Концертном зале давали музыкальный деликатес — оркестр имени Олега Лундстрема, джаз-бэнд девяностолетней выдержки. А девяносто лет – это уже не возраст, это эпоха…

3536101 марта 2024
Ломовцевы&Co. Когда и деловая, и семейная жизнь катят как по рельсам

Story

Ломовцевы&Co. Когда и деловая, и семейная жизнь катят как по рельсам

В честь Года семьи «ВОмске» и общероссийская общественная организация малого и среднего бизнеса «ОПОРА РОССИИ» запускают рубрику о семейном бизнесе. Как совмещать маркетинг с «домашкой» и разделять семейный бюджет и корпоративный? Начнем выяснять с Денисом и Ольгой Ломовцевыми, открывшими недавно первую в Омске студию заботы о теле «Рельсы-рельсы, шпалы-шпалы».

3909221 февраля 2024
Миротворец

Story

Миротворец

Как же после этого хочется жить, петь, и думать, и плакать, и улыбаться. И откуда-то с антресолей памяти достаёшь детство. И ощущение вечного лета и счастья, потому что картины художника Владимира Чупилко — добрые и домашние, как мамины булочки с изюмом.

5462218 января 2024
Джаз, да и только!

Story

Джаз, да и только!

Денис Мацуев – это золотая, неразменная монета, залог аншлага, гарантия прекрасного самочувствия вплоть до следующей зимы, ожидаемо всеобщее восхищение, ликование, упоение и долгие несмолкаемые стоячие аплодисменты.

2 декабря в Концертном зале прошёл заключительный концерт фестиваля «Денис Мацуев представляет: диалог поколений», где бал правил джаз.

10908204 декабря 2023

Подписаться на рассылку

Яндекс.Директ ВОмске




Наверх