Вадим Лобанов. Врач, который не водит вас за нос

— Вадим Геннадьевич, если набрать вашу фамилию в поисковике, получаем 35-летний стаж работы, тысячи успешных операций, уникальные для Омска методики, спасенные жизни и множество публичных «спасибо» от пациентов. А как вообще становятся пластическими хирургами?

— По-разному. Я, к примеру, пришел в пластическую хирургию из хирургии классической. С детства мечтал об этой профессии, романтизировал её, зачитывался Лондоном и Ремарком — в их произведениях хирурги были на высоте. Учился в нашем медицинском вузе. По распределению попал в Исилькуль: там началось мое становление как практикующего врача. Потом учеба в ординатуре и работа хирургом в областной больнице. Всегда интересовался наукой, защитил кандидатскую диссертацию по лапароскопии, которая в 90-е годы едва начинала внедряться как новаторский метод. Занимался гастрохирургией, торакальной хирургией (органов грудной клетки), проводил операции на печени и на пищеводе. Начал работать на кафедре хирургии ОмГМУ. Все актуальные методики осваивал довольно быстро, и ловил себя на мысли, что хочу заниматься чем-то принципиально новым.

1

Как-то был на учебе в Москве и случайно зашел в соседнюю операционную. Выдающийся хирург, академик Александр Федорович Черноусов делал пластику пищевода из желудка. Никто этого не делал! Я был поражен. Так и заинтересовался переносом тканей с места на место, созданием новых тканей…

После, уже здесь, в Омске, к нам попал пациент с непроходимостью пищевода. Непроходимость пищевода — обычно результат опухоли, травмы, ожога. В то время никто у нас не оперировал пищевод. Я сказал: «Видел операцию в Москве, давайте пробуем». И сделал. Получилось хорошо. Со временем успешно прооперировал массу пациентов с этим диагнозом на базе областной больницы, а также защитил докторскую по пластике пищевода. Мы долгое время были единственными, кто проводил в Омске такие операции.

— Один из отзывов, запомнившихся мне, как раз об этой операции. «Вадим Геннадьевич, спасибо за то, что я живу. Докладываю — вполне сыта!», — пишет ваша бывшая пациентка. Насколько сложным и долгим путь был от уникальных операций на пищеводе до пластической хирургии в том виде, в котором вы занимаетесь ею сегодня?

— Честно говоря, когда увидел первую операцию по увеличению груди, подумал, что ничего сложного в ней нет. Почему бы этого не делать? Специальности «пластический хирург» тогда в вузе не было, нужны были специализированные курсы. Учился я в Москве, на курсах Международной медицинской ассоциации на базе Российского Научного Центра Хирургии. Сложнее всего было освоить пластику носа. Нюансам ринопластики учился у профессора Пшенисного, тогдашнего  руководителя ярославского центра пластической хирургии. Сам Кирилл Павлович — ученик всемирно известного немецкого хирурга-ринопласта Вольфганга Губиша. Профессора Пшенисного считаю своим учителем, как и многих других врачей: учился я каждый год, потому что подходы в пластической хирургии меняются постоянно.

— Насколько на тот момент ваши навыки были востребованы в родном городе?

— Знаете, думаю, это всегда было востребовано. Стоило лишь показать, что мы, врачи, готовы идти вперед — и предложение тут же сформировало стабильный спрос. В Омске хорошая пластическая хирургия: вижу, кто и как оперирует, какое используется оборудование. Три недели назад был на конференции в Санкт-Петербурге. Там показывали, как делают ринопластику, используя передовые методы. Великолепно! А ведь мы делаем так же — и я очень этому рад.

2

— Многие думают: пластический хирург смотрит на женщину и первым делом думает, что он бы исправил её внешности. Это миф или правда?

— Не буду лукавить: профессиональная деформация есть. Периодически ловлю себя на подобных мыслях. Впрочем, главное, что стоит помнить: мы стремимся к идеалу, но в абсолюте его не существует. Я как врач не умею создавать идеал, но улучшаю внешность.

— Что вы говорите пациентке, если вам кажется, что у нее и без хирургического вмешательства всё в порядке?

— Ключевое слово здесь — «кажется». Как ты чувствуешь себя в своем теле, насколько тебе комфортно — вот что важно. Нам всегда нужна приемлемая для нас «обратная связь» от общества. Нам никуда от этого не деться. Это не прихоть, это закон социума, закон приматов. Видение красоты субъективно, и моя пациентка имеет право на свое мнение. Меня спрашивают: а что, если операция необходима по показаниям? Вот встречный вопрос: а что считать показаниями? На боксерском ринге сломан нос? И что? «Некрасиво» — извините, а это говорит мне сам боксер или его окружение? У девушки правая и левая грудь разного размера? И что? Это как-то мешает ей жить? Если да, добро пожаловать. Если нет, если этим людям комфортно и не доставляет никаких неудобств — замечательно. Так что о показаниях скажу одно: в нашей отрасли ничего не показано — и при этом всё показано.

Другой вопрос, когда объективно желания клиента не совпадают с мнением профессионала. Многие приносят мне фотографии голливудских актрис или других известных персон: «Хочу нос герцогини Кембриджской!». «У вас другое лицо, вам этот нос не пойдет», — приходится объяснять мне. Или другой запрос: «Мне нужно исправить только кончик носа». При этом специалисту очевидно: нужно работать не только с кончиком носа, но и выровнять спинку, сузить переносицу, выпрямить перегородку... Если пациент настаивает на своем, игнорируя мое мнение, я не берусь за работу. То же самое, если вижу, что не смогу улучшить внешность: как честный человек, отказываюсь проводить операцию.

— А какова обычно мотивация женщин, которых вы оперируете?

— «Мне это нужно для себя». Чтобы нравиться не кому-то — себе. Чувствовать себя уверенно в купальнике, носить открытое платье без бра, перестать испытывать комплексы из-за животика и так далее. Думаю, я отказался бы делать операцию, если бы женщина призналась, что её ко мне отправил муж, любитель большой груди, пригрозив, что иначе её бросит. Тактично посоветовал бы для начала хорошего психолога. А тех, кому нужна не абдоминопластика, а пара месяцев усиленных занятий в спортзале, отправляю в фитнес-клуб. Честность, надежность, порядочность — на этих принципах должно строиться общение врача с пациентом.

— Так поступают далеко не все пластические хирурги. В вашем профессиональном сообществе каждый сам по себе или всё же есть ощущение какого-то единодушия, общности?

— Я считаю, что все наши пластические хирурги руководствуются этими принципами. Иначе невозможно. А общность будем налаживать. Одно время я хотел создать в Омске ассоциацию пластических хирургов, но не заладилось, не нашло отклика. Надеюсь всё же воплотить эту идею в жизнь.

«Обратная связь» в нашей профессии — вообще история сложная. Оценки мы слышим постоянно, и оценивают работу не профессионалы, а пациент и его окружение. Адекватности зачастую в этом мало. Никакой договор, никакие разговоры и даже рисунок будущего носа не спасут в тот момент, когда пациентка видит себя в зеркало и её ожидания вдруг по какой-то причине не оправдываются на сто процентов. Мне как специалисту понятно, что работа проведена на пять баллов, а ей это не всегда очевидно: она хочет иначе, лучше, меньше, больше, шире, уже… Список можно продолжать.

3

Пациенты в последние годы стали более требовательными, нетерпеливыми. Встают перед зеркалом на второй день после операции — лица, носа, груди, чего угодно — и уже готовы предъявлять претензии. Их же «несут» с собой на перевязку. «Все нормализуется», — терпеливо объясняю им. Но всем нужно все и сразу… Наберитесь терпения как минимум на три месяца, а после ринопластики и на год. Я не волшебник и не Бог, у каждого организма есть свои особенности и свои ритмы. Поверьте, никто из нас, хирургов, не стремится намеренно создать пациенту осложнения. Страшно неприятны комментарии, что врач колхозник, коновал, убийца… А «сдетонировать» может отражение в зеркале на следующий (!) день после операции…

Конечно, идеален вариант, при котором удовлетворен и пациент, и врач, и замечательно, что таких случаев все же больше.

— С чем сегодня обращаются к доктору Лобанову?

— Среди моих пациентов больше востребована пластика носа, поскольку многие годы специализировался именно на ней. Знаете, в свое время, когда я окончательно определялся с медицинской специализацией, один из моих учителей, Александр Михайлович Кочетов, сказал мне: «Видел, как бодибилдеры ходят в зал и упорно делают одно и то же упражнение изо дня в день? Делай так же: выбери что-то одно — и вкладывай в это. Пройдут годы, и у тебя будет хороший опыт». Вот я и стал «бодибилдером» в ринопластике.

На втором месте по популярности у моих пациентов — увеличение груди. На третьем, пожалуй, блефаропластика, то есть коррекция век. Замыкают этот ряд уменьшение груди и абдоминопластика — восстановление пропорций живота.

— Количество женщин, желающих увеличить грудь, не уменьшается?

— Напротив, за последние годы спрос увеличился. Пациентки стремятся иметь третий-четвертый размер груди. Но и мы не стоим на месте: развивается рынок имплантов, они становятся лучше, качественнее, их текстура улучшается. В ряде случаев уже невозможно определить на ощупь, натуральная грудь или нет. Кроме того, мы стали использовать не только силиконовые, но и полиуретановые импланты: «последнее слово» в пластике груди. Если грудь от природы большая и женщине некомфортно, мы проводим операцию по уменьшению: убираем излишки кожи, переносим сосок и модифицируем ткань. Одна из главных тенденций в пластической хирургии сегодня — функциональность. Мы восстанавливаем все по максимуму, ведь дело не только в эстетике. При уменьшении груди сохраняем максимально возможное количество сосудов. Как говорят врачи, чем больше сосудов, тем меньше проблем.

— При других операциях принцип функциональности тоже работает?

— Конечно! Анатомичность и функциональность стоит во главе угла. Когда я учился ринопластике у профессора Пшениснова, Кирилл Павлович настоятельно не рекомендовал ставить внутрь носа какие-либо силиконовые «изделия», мотивируя это тем, что имплантаты, хоть и позволяют легко исправить форму, но через какое-то время отторгаются организмом, воспаляются, деформируются, «выталкиваются» наружу. В отличие от имплантатов молочной железы, при ринопластике надо использовать только свои, «родные» материалы — хрящи, фасции, жир. Я продолжаю следовать этому правилу. Мы закрываем пустоты только тканями из носа и носовой перегородки. Если нужна хрящевая ткань, берем ее, к примеру, из ребра. Раньше не так стремились к сохранению и восстановлению.

4

Или блефаропластика: если раньше была тенденция убирать как можно больше жировых грыж, то сейчас их принято сохранять и перераспределять, чтобы веки были не «пустыми», а полными — это признак молодости. Недавно в нашем арсенале появился метод липофиллинга — методика заполнения морщин и коррекции возрастных изменений лица и контуров тела при помощи трансплантации жировой ткани пациента из одной зоны в другую. В общем, максимум натурального!

Модифицируется и современная аппаратура: позволяет создать более адекватный разрез, избежать осложнений в виде серьезных гематом. Если раньше при ринопластике стесывали горбинку долотом, сейчас техники иные: используем пьезо-аппарат, который заменяет привычные нам долото и молоток — коррекция формы костей носа ведется при помощи ультразвуковой вибрации. Таким образом, мы минимизируем и последствия хирургического вмешательства: все заживает быстрее, легче, аккуратнее. Нос нам нужен не просто красивым, а целым, невредимым, непременно дышащим.

— Что за все годы вашей практики было для вас самым сложным?

— Пришлось преодолевать страх, когда начал заниматься пластикой пищевода желудочным стеблем. Никто в Омске этих операций, повторю, на тот момент не делал, а сам я лишь видел, не имел практического опыта. И вот первый пациент — на стол хирурга его привел химический ожог. Когда я начал выделять пищевод почти вслепую — а ведь рядом сердце, аорта, полые вены, жизненно важные органы — то испытал настоящий страх. Так что до сих пор помню пациента и даже его фамилию. Слава богу, тогда все получилось.

— Сегодня что-то вызывает у вас трудности?

— Технически — нет. Ничего сложного. Во время очередной операции ты вдруг понимаешь, что не чувствуешь ни физического, ни морального напряжения. Это своего рода отдых — такой, как дает любое дело, которым ты хорошо владеешь, будь то езда на велосипеде или плавание. Пластическая хирургия — это моя работа, которой я, на мой взгляд, неплохо владею. Мне нравится делать то, что я умею, и учиться новому. Провожу до пять-шесть операций в неделю, каждая длится от 3,5 до 5 часов, и, несмотря на физическую усталость, я всегда чувствую удовлетворение.

— Вадим Геннадьевич, существуют ли возрастные ограничения — допустим, до 40 лет можно делать рино- или маммопластику, а потом уже не рекомендуется?

— Нет, четких возрастных табу нет. Все очень индивидуально и зависит от общего состояния здоровья. Если организм работает на «отлично», возраст не играет решающей роли. То же касается и количества хирургических вмешательств — это тоже частый вопрос. Недавно делал пациентке ринопластику: для нас с ней она была первой, а для неё самой — пятой. Результат предыдущих четырех её не устраивал. Я после осмотра пришел к выводу, что могу сделать лучше: кончик носа «провалился», нужно делать прочную опору… Если есть показания, почему бы и не сделать? Результатом мы оба остались довольны.

— Вы продолжаете учиться, делаете это регулярно. А что у вас в ближайших профессиональных планах?

— Планирую плотнее заняться пластикой лица, глубокими подтяжками, съездить на учебу, перенять опыт. Профессиональное развитие необходимо любому врачу вне зависимости от того, сколько лет он практикует и насколько он уже опытен: технологии не стоят на месте. Как говорила кэролловская Шахматная королева, нужно бежать со всех ног, чтобы только оставаться на месте, а чтобы куда-то попасть, надо бежать как минимум вдвое быстрее!

Вместо постскриптума — совет доктора Лобанова: вот на какие вопросы необходимо ответить себе прежде, чем решиться на пластическую операцию:

1. Можете ли вы определить, что конкретно вас не устраивает в своей внешности? 
2. Является ли ваше желание избавиться от дефекта внешности спонтанным или это давно зреющая мысль? 
3. Думаете ли вы, что пластическая операция сделает вас счастливым человеком? 
4. Готовы ли вы к трудностям реабилитационного периода?