Саиракан, Махмуд и Нурсултан Суанбековы: «По канату, натянутому, как нерв…»

Нужно иметь отчаянную смелость, чтобы выполнять такие трюки, как Саиракан, Махмуд и Нурсултан Суанбековы. Это и про них пел Владимир Высоцкий:

«Посмотрите — вот он/ без страховки идёт./Чуть правее наклон — /упадёт, пропадёт!/ Чуть левее наклон — /все равно не спасти!/Но замрите, — ему остаётся пройти/ не больше четверти пути».

Братья Суанбековы прыгают через скакалку и делают кульбиты на одной из самых опасных конструкций – «колесе смерти». А когда в номере «Миражи Сахары» втроём поднимаются под самый купол, и смелая Саиракан садится в шпагат прямо на головах Махмуда и Нурсултана, зрители инстинктивно вытягивают руки. Чтобы поймать. Чтобы удержать. Чтобы, пережив в одно мгновение всю палитру чувств: от волнения и ужаса до восхищения и восторга, сорваться в оглушительные овации, аплодируя мастерству и мужеству отважных канатоходцев…

Во время представления мне не давал покоя один-единственный дурацкий вопрос. И после окончания шоу «Звёздный круиз», в котором работает семья Суанбековых, я его задала:

- А вам не страшно под куполом, на высоте 14 метров?

Саиракан: Конечно, страшно. Особенно страшно за детей. Сегодня во время представления погас свет, нам было очень сложно работать в таких условиях: канат не видно, шли буквально на ощупь!

Нурсултан: Мы «держимся» на уверенности, на чувстве — каната и друг друга. На высоте всегда страшно. Но это хорошо, когда есть страх. Если он отсутствует, инстинкт самосохранения не срабатывает, и любая ошибка может обернуться трагедией. Чувство страха при исполнении каждого трюка — обязательное условие. Другое дело, что зритель не должен его видеть и чувствовать.

Саиракан: Чтобы не бояться, надо очень любить цирковое искусство. Я работаю на манеже с 14 лет. Мои сыновья здесь выросли и впитали любовь к цирку с рождения. Я их не заставляла.

Вопросительно смотрю на Нурсултана:
- Мама на вас не «давила»?

1

Нурсултан (смеётся): У нас выбора не было! Мне и Махмуду было невероятно интересно, что и как делает мама, мы старались повторять за ней.

- Вам никогда не хотелось бросить это опасное для жизни искусство и уйти в «нормальную», менее травматичную профессию?

Нурсултан: Никогда. Во время исполнения трюка на «колесе смерти» я упал с высоты восемь метров. Врачи зафиксировали перелом колена, разрыв мениска, разрыв связок, ещё много чего. Я лежал без работы целый год, но с радостью вернулся.

- А почему вы выполняете этот номер без страховок?

Нурсултан: Потому что зритель пресытился. Вид лонжи моментально снижает «градус» выступления, а если её нет, люди реально переживают.

- Кому принадлежит идея выполнять головокружительные трюки без страховки на «колесе смерти»?

Нурсултан: Это мама придумала.

Саиракан: Мы хотели сделать для российского зрителя яркий зрелищный номер. Я сама разрабатывала чертежи и рисунки аппарата в Кемеровском конструкторском бюро. Много времени и сил ушло на то, чтобы утвердили, разрешили, подписали документы. Подготовка конструкции – это даже сложнее, чем выполнить на ней эффектный трюк.

Мы увидели «Колесо смерти» за границей. В 1996 году мой партнер вместе с моим бывшим мужем стали первыми делать его в России. А когда сыновья подросли, они загорелись сделать такой номер сами. Я помогла. С номером «Колесо смелости» Махмуд и Нурсултан впервые вышли на арену в ноябре 2009 года.

2

- Позади меня сидели зрители, которые в какой-то момент воскликнули: «Это же Цирк дю Солей какой-то»!

Нурсултан: Мы там тоже работали, выступали в Московском Кремле. Дю Солей предлагал заключить нам выгодный контракт на семь лет, выступать в Лас-Вегасе. Но менеджерам был интересен только один наш номер, а у нас их два. К тому же, для нас была важнее творческая перспектива, и мы единогласно решили заниматься творчеством.

Саиракан: В таких аттракционах, как «колесо» могут работать далеко не все акробаты. Для этого надо иметь мужество, нужно уметь побороть свой страх.

- Как же вы с ним боретесь?

Саиракан: Изнутри. Настраиваемся. Но самое главное — надо трудиться. Каждый божий день.
Некоторые великолепные акробаты, забираясь на высоту, теряются, «зажимаются» внутри. От страха человек становится «деревянным». Это самое страшное для канатоходца, гимнаста, акробата, когда ты ничего не чувствуешь. Мы «работаем» на чувствах, мы должны быть собраны. Поэтому в первую очередь я учу своих сыновей не трюкам, а тому, чтобы они умели внутренне же расслабляться.

Нурсултан: Иногда ты даже не успеваешь сообразить, что произошло, а тело «на автомате» выполняет всю работу.

В Пензе во время репетиции на «колесе» в тот момент, когда я в прыжке оторвался от него, внезапно погас свет. Я каким-то шестым чувством «почувствовал» твёрдую поверхность и опустился на неё в кромешной темноте. Сказались годы практики.

Саиракан: Я работаю на манеже 38 лет. Меня воспитывал наш замечательный советский цирк, где на первом месте стояли сложные трюки и оригинальные номера. Я всегда требую довести до совершенства трюковую часть. Цирковое искусство сродни ювелирному: мы тоже скрупулёзно шлифуем и ограняем каждый элемент, каждое движение. Создавать новые номера очень сложно. Чтобы он получился ярким и эффектным, требуется от 3 до 5 лет.

3

Нурсултан: Многие цирковые артисты с удовольствием используют в своих выступлениях балетные па, световые эффекты, суперкостюмы. Для нас на первом месте трюки и темп. Во время номера мы почти не стоим на месте, не танцуем, не делаем лишних жестов.

Цирк – это адский труд. Здесь нельзя выступить «под фонограмму», нельзя сфальшивить. Нельзя сказать «я не выйду сегодня вечером на манеж, потому что у меня болит спина». Мы работаем простуженные, больные, работаем даже тогда, когда, как сегодня, «вырубается» электричество.
Цирк, пожалуй, самое честное из всех видов искусств. Таких эмоций, как здесь, вы не получите ни в кино, ни в театре.

- Кто придумал сумасшедший номер с канатоходцем, у которого на голове кувшин, а на кувшине – женщина?

Саиракан: Это моя идея. Проход с кувшином — очень сложный трюк. Все делают обычные «колонны», с кувшином — никто. Одно дело, когда канатоходец чувствует стоящего на его плечах партнёра, и совсем другое – почувствовать человека через неодушевлённый предмет.

Каждый наш трюк — уникальный, авторский. Никто из цирковых не делает «болтанку» — трудно. Шпагат на головах у канатоходцев на десятиметровой высоте выполняют, но стоя. А самое сложное – как раз идти с ним по канату.

Никто не прыгает на канате через колечко без страховки. На скакалке — прыгают, но оборот вокруг каната не делают. Никто в мире не идёт наверх спиной без лонжи и веера-балансира и не делает «срыв» на такой высоте. Надо иметь смелость его делать. Когда Нурсултан срывается, у меня сердце обрывается. Мои сыновья делают невозможное.

Но я хочу исполнять именно те трюки, которые не подвластны никому. Я не желаю никого копировать. У нашей цирковой династии — своё, неповторимое лицо, свой почерк.

- Это правда, что Нурсултана назвали в честь президента Казахстана?

Саиракан: Правда. Нурсултан родился в 1990 году, когда Назарбаева впервые избрали на эту должность. Нурсултан Абишевич приглашал нас в Астану, на День города. Были Путин, президенты многих зарубежных стран.

Нурсултан: Показывали наше фирменное «Колесо смелости». Когда я закончил номер и поздравил Нурсултана Абишевича, он пожал мне руку, обнял и поблагодарил за творчество. Это было очень торжественно, волнительно, почётно, ответственно — выступать перед такими людьми, находиться рядом с ними.

Саиракан: После того выступления Администрация президента дважды присылала нам приглашения, но мы не смогли приехать, поскольку участвовали в международных фестивалях.

- Как вас принимает европейский зритель?

Нурсултан: В Европе не любят внешней «мишуры». Там считают, что все эти перья, блёстки, яркие тряпки только отвлекают от главного – трюка. Там можно спокойно работать в джинсах и футболках.
Если в России поход в цирк немыслим без детей, то в Старом Свете на такие представления ходят в основном взрослые. Для них цирк что-то вроде театра. Европейцы – большие ценители трюков без лонжи. Они приветствуют риск и не признают страховки. Немцы вообще любят экстрим.

Наш российский цирк сегодня больше напоминает театрализованное представление, шоу. Но эффектные номера пока никто не отменял. Во время выступления я всегда смотрю на реакцию зала – «зашло» или нет. Мне сверху же видно все! В конце концов, мы работаем для зрителей, чтобы им понравилось. Зритель – наш главный и самый беспристрастный судья.

℗