Путч районного масштаба

27 августа 1991 года Ельцин подписал указ о назначении меня и Бори Немцова представителями президента в своих областях. Я немедленно вылетел в Омск. Представился председателю областного совета Леонтьеву и председателю исполкома Полежаеву.

Затем меня повели по зданию обкома партии выбирать себе кабинет. Завели в кабинет первого секретаря, полагая, что чрезвычайный комиссар из Центра будет теперь чем-то вроде руководителя области вместо главы обкома (никто же еще не знал объема моих полномочий). Мне идея с кабинетом первого лица как-то сразу не понравилась: не хотелось быть «вместо» кого-то и почему-то мне показалось, что будет не очень хорошо, если я усядусь в кресло бывшего партийного диктатора области. Я увидел в этом какую-то символичность в плохом смысле слова. Не понравилась мне, в общем, даже эмоционально такая «преемственность», и я решительно отказался. Тогда мне предложили кабинет второго секретаря обкома. Ну, ладно.

Не успел я усесться на свое новое рабочее место, как ко мне явился первый посетитель. Это был начальник областного УВД генерал Образцов. Он лично решил вручить положенное мне по чину табельное оружие и заодно представиться. Пистолет оказался не очень большим — ПСМ, и под пиджаком под мышкой он был не заметен. «Но зачем он мне вообще» — спросил я генерала. Тот пожал плечами: ему было приказано, и он исполнил. А потом от себя добавил что-то в том духе, что, мол, пусть будет — на всякий случай: времена-то наступили беспокойные.

Генерал доложил обстановку и ел меня глазами, всячески подчеркивая готовность выполнить любое мое распоряжение. Теперь надо было служить новым властям, и перед ним стояла насущная задача — понравиться им. Я понимаю, если бы он был природный «мент», тогда бы было понятно его естественное желание продолжать служить ради поддержания общественного порядка, необходимого при всех властях. Но он был сугубо партийным работником, сравнительно недавно отправленным партией «на укрепление кадров» милиции. Никакой тяжкой милицейской службы он ранее не нес, не был ни курсантом, ни лейтенантом, а сразу надел генеральские погоны. И как же он, будучи просто переодетым высокопоставленным партийным чиновником, с такой заискивающей верноподданностью в глазах изъявлял готовность верно служить антикоммунистической власти, запретившей его родную КПСС?!

Да-а-а, выродились большевики-коммунисты. Не заступились за свою партию. А ведь их было 19 млн. человек!! Все офицеры милиции — 1 млн. бойцов, все сотрудники КГБ — еще один миллион «вооруженного отряда партии», большинство офицеров армии, насчитывавшей 5 млн. человек — все они были членами КПСС. И я еще тогда в одном интервью сказал, что если бы эти 19 млн. человек хотя бы по одному разу плюнули в нашу сторону, то всех нас демократов — небольшую кучку — смыло бы гигантской волной цунами. А если бы они достали оружие и по одному разу выстрелили? Нас бы разорвало в мелкие клочья в одну секунду: вот и вся гражданская война — одна секунда, один залп. Но не достали, не плюнули, не подали голос протеста, пальцем не пошевелили, чтобы защитить свою компартию, которой клялись в верности.

Но нет, был один случай протеста. Согласно Указу Президента России, все здания обкома, горкома, городских и сельских райкомов партии были опечатаны, и вход туда был запрещен. И все крутые коммунистические начальники районов покорно сложили ушки и подчинились, едва успев вынести оттуда личные вещи (а некоторые и не успели). И только один из 33-х первых секретарей райкомов взбунтовался. Это был волевой человек, резко выраженный руководитель авторитарного типа, патриарх и хозяин района. Вся районная милиция перед ним трепетала, а тут им пришлось по приказу из Омска опечатать кабинет всесильного владыки территории, что они и сделали вечером с дрожащими от страха руками. И правильно боялись: назавтра у них начались неприятности. Валерий Дмитриевич Соломатин, кавалер ордена Ленина и Трудового Красного знамени утром, как обычно, пошел к себе на работу и с изумлением увидел закрытые и опечатанные двери. Он буквально рассвирепел, дико заорал на ментов, которые в ужасе забились под лавку, сорвал печати, открыл своим ключом дверь и уселся в своем кабинете продолжать руководить районом.

Бедная районная милиция не знала, что делать. Позвонили в областное УВД, а там тоже растерялись. Конечно, грубое нарушение Указа Президента должно было быть пресечено, а правонарушителя нужно было наказать, но это же был очень известный и авторитетный человек в области, с государственными наградами. А главное — ни прецедента такого не было, да и в указе не говорилось ничего о мерах и санкциях по отношению к тем, кто не выполнит указ. Начальник УВД звонит мне, что делать. И вдруг, расспросив подробности, я развеселился: вот это да! Вот это мужик! Хоть один в области из 1ОО тысяч членов партии восстал! Кроме шуток, я даже восхитился поступком настоящего мужчины-бойца, хотя это и был мой противник. А что? Храброго достойного противника во все времена уважали. «Так что с ним делать?» — угодливо спрашивал милицейский генерал от партбюрократии. «Задержать и доставить в Омск? Если прикажете — мы мигом.» —настойчиво предлагал свои услуги Образцов. «Да не трогайте вы его совсем. Что он делает?» — «Сидит в кабинете.» — «Ну и пусть сидит. Не троньте вы его. Уйдет — тогда снова опечатайте его кабинет.» 

И правда, настолько пассивными и пораженчески настроенными были все областные и городские партийные руководители и активисты, что у меня этот бунт не вызвал ни малейшего беспокойства: я был уверен — никакого резонанса этот героический поступок не вызовет. Ошарашенные и растерянные партийные чиновники повсеместно капитулировали и притихли. Какое тут сопротивление?! Все затаились и ждали, а не начнутся ли репрессии новой власти за служение коммунистическому режиму.

А Соломатин просидел в кабинете целый день, но обычно раскаленные в рабочее время телефоны молчали. Никто не звонил из обкома, никто не звонил «снизу», ни из одного села, ни из одного хозяйства или парткома. На его звонки в обком тоже никто не отвечал. Вот и поруководи тут районом в таком подвешенном безвоздушном состоянии! Соломатин посидел-посидел, досидел до позднего вечера и, сокрушенный, медленно побрел домой пешком: черной «Волги» у подъезда райкома не оказалось. Коммунистический мятеж в рамках одного сельского района был бескровно подавлен. Один в поле не воин.

Оригинал в Фейсбуке автора.