Нам здесь не жить

Причина вполне прозаическая – состояние только 33-х межмуниципальных дорог из  614-ти региональное министерство промышленности, транспорта и инновационных технологий характеризует, как удовлетворительное.  Одним деревням повезло больше – они находятся на расстоянии нескольких  километров от «большой дороги», где ходит автобус. Их жители жалуются редко – привыкли ходить пешком в любую погоду.  В других деревнях жаловаться уже некому.  

Горе человеческое

- Сейчас свет включу, - по привычке говорит баба Лена, зажигая свечку. – Электричество давно обрубили.  Но я даже детективы читать наловчилась - мост Самсоновский огнями горит прямо в окошко.

1

До ближайшего жилья в Таре, старейшем городе Омской области – 4 километра, столько же до соседней деревни Нерпинка.  Елена Кириченко живет в самом «центре» -   в маленьком дощатом домике на заброшенных дачах.  

- Скажу, что не страшно – совру,  - признается, помолчав. - Правда, на мосту охрана дежурит. Телефон к ним заряжать хожу, в город машину поймать помогают. Топорик есть, а ружье продала. Какая из меня теперь охотница – на будущий год 70 стукнет.  Сына у меня в Афгане убили, деревня наша Новопокровка в 90-ые еще нерентабельная стала, скотину порезали. А и то – с чего ей рентабельной быть? Дорогу построить не успели ни до соседнего Сыщиково, где колхозное руководство сидело,  ни до города Тары.  Так и сгинули две деревни вместе.

Лишенные сообщения с «большой землей» деревни вымирают быстро. Люди стараются перебраться поближе к цивилизации – туда, где есть работа для взрослых, школы для детей. Баба Лена бы осталась в опустевшей деревне, да пока металась в поисках места получше, дом ее растащили по бревнышку. Жила в рыбацкой землянке, добывая пропитание в реке,  в домике лесорубов, собирая грибы и ягоды. Потом тоже перебралась поближе к городу.  Последние годы Иртыш заливает всю округу, поэтому  дачный домик удалось купить по дешевке. Теперь у нее есть огород, собака, две кошки и коза. Все лето готовит запасы – собирает ягоду на одичавших участках, растит кабачки и тыквы на вымокшей земле. Ближе к людям не хочет.

- Да на что мне, - удивляется она. – Там веселее, что ли? Знаю я все.  Радио утром включу, и ну с ним спорить. Вслух, а то и разговаривать бы разучилась. Не люблю начальников всяких. Бывает, и при людях не сдержусь. Когда пять тысяч пообещали пенсионерам, я прямо удивилась - что они мне, если цены уже подскочили до небес?  Моих 8-ми хватает на крупы, чай, яйца, хлеб.  А мясо – нет, уже роскошь.

Кроватей в ее крошечном домике две: занимают почти все пространство, и без того загроможденное ящиками с урожаем. Баба Лена спит на них по очереди, «как королевна».  На той, что  поближе к окну,  читать удобнее. На другой, возле печки,  греется  – топи-не топи,  а морозы в Сибири лютые.

- Для гостей держу,  - вздыхает.-  С Нерпинки  не находишься, если кому с утра в больницу надо или в собес. Автобус  уж не помню, сколько лет не ездит. Они голодные вечно, еще и с собой кабачок дам. Сами бы вырастили, да кто б им посадил? Пьют люди: ни работы, ни жизни. Сама не люблю, но не сужу – много кругом горя-то человеческого…

Последний жилец

В Быгане, за 80 километров от Тары, будто остановилось время. Замер у дома комбайн, зарылся колесами в сугроб «москвичонок». Фельдшерский пункт зияет пустыми рамами, но на окошках маленькой начальной школы еще красуются занавески. На углу кирпичного здания прилеплен новенький телефон-автомат. Ползу к нему по снежной целине, и  в полумертвой тишине, где шумит только тайга, трубка неожиданно отзывается гудками.

- Депутаты приезжали перед выборами, – рассказывает Валентин Степанов, последний житель Быгана. – Сказали, программа у «Единой России» такая: каждой деревне – по телефону. А кому нам звонить – волкам? Нынче и Ковалевские уехали –  внуку  6 исполнилось. Наша школа три года назад закрылась, тогда еще 20 человек было. Теперь только мы с женой остались. Но женщине-то  скучно тут, у родственников все гостит. Это я  то за шишками в лес, то на рыбалку. На Шише щуки такие, что в рюкзак не входят!

Дом Степановых стоит на отшибе деревни – Валентин Владимирович строил его уже в начале 90-х, когда поселок еще жил,  и места для полутора сотен домов не хватало:  

- 15 лет в Магадане отработал бульдозеристом, вернулся, поставил напротив отцовского. Жить можно было. Колхоз развалился, но хозяйство все держали – коров по пять-шесть голов, лошадей, овец, кур. Кто пошустрее, пилорамы затеяли. Только толку-то: дорогу перестали подсыпать, а у нас ведь болота, махом и провалилась. Как автобус отменили, все сразу разъезжаться стали.

Валентин держит только овец. Корову невыгодно: сена для нее надо много, вручную не накосишься, вывезти стог сложно. И почти невозможно вывезти дом – все его богатство, которое  и держит в опустевшей деревне. Отводит глаза:

- Надо, конечно, уезжать: 64 года уже, болеть начал.  Но я ж этот дом  своими руками до последнего гвоздя…  Подержусь еще: пока живой, вроде и родина моя живая. Когда из Магадана домой приезжал, автобуса сроду не ждал. Топал, как на свидание: вот-вот Быган увижу.  Дома тут еще хорошие, может, понадобятся кому, а я вроде как сторож.  В Князевке вон живых душ не осталось, так и церква развалилась.  А какое село было – в два раза больше нашего.

За державу обидно  

Село Князевку любили навещать высокие гости.  Когда-то оно называлось Чигалом в честь речки, на которой поселились несколько семей из Беларуси.  Но в 1896-м его посетил Тобольский губернатор Леонид Князев, изучавший тарские урманы, чтобы выбрать удобные места для переселенцев. Деревенька  ему понравилась: хоть и 120 верст от города, зато в реках полно рыбы, а в тайге - дичи.  Заложил церковь, и вскоре  здесь был открыт переселенческий участок. Приезжим семьям выдавали земельный надел и по  90 рублей золотом. В 1898-м,  поставив на средства фонда императора Александра III церковь, прихожане переименовали Чигал в Князевку – таким нарядным стало село.  К 1906 году у его жителей насчитывалось уже почти три сотни «техники» - сох, плугов и борон на конной тяге.

Во всяком случае, так рассказывает про историю деревни Ирина Терещенко директор  Атирской школы и по совместительству  руководитель местного краеведческого музея. Организовали его учителя вместе с детьми, чтобы хоть что-то осталось в память от Атирской волости, насчитывавшую 67 деревень.  Сегодня Князевка  - это больше сотни брошенных домов, заколоченная школа,  развалившаяся больница, пустующие фермы и покосившиеся столбы электростанции.  

Везет меня туда на своей «Ниве» Иван Кирилов, глава Атирского поселения, куда входят теперь 4 деревни, две из которых – Князевка и Быган.  Дорога – просто 40 километров снежного следа от вездехода сквозь плотные стены вековых елей. Мотор рычит, Кирилов серчает:

- За державу обидно, честное слово. Умерла деревня в одночасье. Совхоз был крепкий, да и без него люди жили – поля, реки, тайга.  В 1998- м столетие Князевки отмечали, губернатор бывший приезжал. Люди ему жаловались: как снег или дождь, провода провиснут, «Омскэнерго» пробиться по грязи не может, сидят без света неделями. Обещал помочь. После этого линию вовсе обрезали и автобусы рейсовые отменили, а дорога для нас  – первое дело.  Денег из дорожного фонда давали на год 150 тысяч на 4 деревни, горючку не выделяли, крутитесь, мужики.  А грейдер пригнать из города уже в сотку вылетает.  В общем, к 2000-му году остался в Князевке только Коля Саренко, с зоны вернувшийся – идти ему было некуда. Два года назад и он умер. А мы ведь немного просим.  Я два года назад выбил щебень до Атирки, так теперь с мужиками выходим, свои трактора пригоним,  сами все 75 километров до Тары трамбуем, чистим.  Проходит теперь автобус до нас.  Только, чтоб щебень выбить, надо до Москвы допрыгнуть! А она тоже не торопится. Я еще в 2011 году в федеральную программу пробился –  56 миллионов должны выделить: топит же нас, мосты перемыло,  грязь в селе непролазная.  Нынче начали поступать.  В 2011-м я б на них все село заасфальтировал, теперь дай бог, чтоб щебня хватило.

При этом по разнообразию и запасам полезных ископаемых Тарский район занимает лидирующее положение в Омской области. Здесь - два месторождения нефти, россыпь циркон-ильменитовых песков, залежи торфа. На благосостоянии местных жителей все это никак не сказывается. Тех, кто смог уехать и «устроиться», они помнят поименно.  Здесь  провел юность народный артист России Михаил Ульянов, благодаривший из столицы губернатора Леонида Полежаева, за «многотрудные дела», свершенные им за 20 лет правления областью. В этих же местах родился секретарь политсовета Омского отделения партии «Единая Россия» Александр Артемов,  соратник и Полежаева, и нынешнего главы области Виктора Назарова. Наведывается он на родину нередко, но происходящему не удивляется. Говорит, и безработица, и  массовый исход из деревень – процессы естественные, и ничего тут не сделаешь.  Бывший омский сенатор, а ныне депутат Госдумы Андрей Голушко, который может стать третьим губернатором,  тоже имеет отношение к Таре -  хоть и не местный, но  прошел в парламент как раз от этих северных территорий.

 - Что ж вам Голушко дороги не сделал? –  интересуюсь у Ивана Кириллова,  –  У него же лозунг предвыборный был «Нам здесь жить».  

Кирилов тыкает пальцем в небо, где летит, жужжа на всю округу нарядный вертолетик:

- Оно им надо?

Дорога к храму

В Атирку возвращаемся уже к вечеру. Дома самого богатого поселка, как уверяет Кириллов,  в Тарском районе сливаются с серым небом – они старые,  20-го и даже 19-го века. Ярко – в розовый и желтый -  раскрашены только магазины, цены в которых зашкаливают: даже хлеб в полтора раза дороже, чем в Таре.

- По  50-60 тысяч мужики на лесе зарабатывают, - объясняет Иван Иванович.  – Вот и торопятся коммерсанты.

«Мужики» тоже спешат - пока не кончился лес, который  вырубают  правдами и неправдами. Но новый пятистенок  – только у главы. Больше не строится никто  - жить здесь долго никто не планирует.  Предприятий, кроме частных лесопилок, в Атирке нет: обрезками, опилками и горбылем завалена вся округа. Перерабатывать их, везти продукцию в город, слишком дорого, а мужчины стараются скорее накопить на новую жизнь. В Атирке ведь и семью не завести.

 - Девушек у нас мало, - жалуется Ирина Терещенко. – Парни остаются, лесом занимаются. А девчонкам работать негде. Раньше и хлебозавод был, и продукты для армии  делали - даже чипсы из настоящей картошки. Больница окружная, правда,  еще держится, только прежде 5 врачей было, теперь 5 фельдшеров, которым врачебные манипуляции запрещены.  Чтобы «Скорая» поехала, надо ее заправить, а ближайшая заправка в Пологрудово, за 20 километров. Не хотят женщины рожать. В соседнем Имшигале на всю деревню один ученик остался. Если так дальше пойдет, уйдем вслед за Князевкой.

По данным омских краеведов, с карты самого богатого некогда Тарского районе области с начала этого века исчезло 230 населенных пунктов. Дорог внутри района – 180 километров, почти все они – грунтовые, то есть просто накатанные по земле. Закон  РФ «Об общих принципах организации местного самоуправления», разделив полномочия, повесил их непосильным грузом на районный бюджет.

- Все Тарские богатства – не наши, налоги уходят в федеральный бюджет, - объясняет начальник отдела капитального строительства администрации Тарского района Николай Мугак.  –  Создать коммерческие маршруты невозможно, потому что предпринимателям это невыгодно: народу мало, транспорт бьется. А районный бюджет нищий, живем на дотации. Все, что можем –  хоть как-то ремонтировать дороги за счет дорожного фонда. И то выборочно: выделяется на межмуниципальные пути по 10 тысяч  рублей на метр, в отличие от федеральных – по 90.  А дороги надо строить. Но даже  щебеночное покрытие обходится в 15 миллионов за километр, не говоря уже про асфальт. Стараемся войти в какие-нибудь федеральные программы, только их условие – деревня должна развиваться, предпринимательство развивать, тогда и ремонт будет.

Нынче с помощью федеральных денег удастся положить щебень к Литковке и Ложниково, как  надеется начальник отдела капитального строительства, отвечающий и за вопросы транспортного сообщения.  У остальных 74-х деревень надежды мало: нет дорог – нет и развития. Замкнутый круг.

- Так живет весь ближний север,  -   считает профессор РАЕ Игорь Вяткин, председатель Омского отделения РГО, руководитель филиала Территориального фонда  геологической информации по Сибирскому федеральному округу. – И не только Омский: та же картина в соседних с ним районах, казалось бы, богатой Тюменской области. Правительство России обещало вложить в развитие северных территорий  до 2020 года триллион рублей, столько же привлечь еще из «внебюджета». Но под северными территориями оно понимает земли, где можно заработать быстрые деньги. Правда, большой вопрос – Арктика, к примеру, будет выгодна стране или нескольким корпорациям? А Ближний Север заброшен,  500 километров вдоль  Транссибирской магистрали -  полоса запустения.  Это печально, потому что полезные ископаемые кончатся, а без нефтяных денег жить на дальнем Севере  будет невозможно. В отличие от ближнего, освоение которого шло веками, и сейчас здесь обитает большинство населения Сибири. Только  властям, к сожалению, де него нет дела.

Ближний север сегодня – это бездорожье и пустующие деревни, в которых доживают свой век старики. В безлюдной Князевке рушится главная достопримечательность Тарского района - деревянная Екатерининская церковь, памятник архитектуры, включенный в список культурного наследия России. Кирпичный фундамент держал  ее  прочно больше века, несмотря на суровую погоду и политический климат.  Построенная усилиями прихожан без единого гвоздя, церковь нарядно блестела куполами с Больничной горки, видная гостям издалека. Теперь от нее остались только руины – дороги к храму больше нет.