Сегодня отмечает день рождения Даниил Крамер

Сегодня отмечает свой день рождения (у меня еще 21-е число, так что «сегодня») один из самых популярных в стране джазовых пианистов и продюсеров Даниил Крамер. Мы познакомились с именинником в Омске лет 20 назад, когда знаменитый «джазовый абонемент» Крамера только зарождался. И на протяжении лет 7 или 8 (пока я не уехал из Сибири) встречались практически на каждом концерте в кулуарах сначала омской филармонии, затем — новосибирской. Кажется, моих диалогов-интервью с мэтром могло бы хватить на рекорд Гиннеса: я публиковал их, наверное, в двух десятках изданий, и не по одной статье! Кроме того, в последних номерах моего журнала Патефон Сквер Даниил вел авторскую, эксклюзивную рубрику, где рассказывал о привозимых им артистах. Мало того, что этот удивительный музыкант радовал нас своим настоящим, буйным, прекрасным, живым Джазом, так еще он смог влюбить в джаз как таковой, а также — в десятки, если не сотни — музыкантов из разных уголков мира тысячи человек по всей России! Со многими музыкантами «джазового абонемента», которых Даниил привозил с собой на гастроли, мы до сих пор дружим или встречаемся уже в столице, на местных концертах. В честь дня рождения потрясающего музыканта мне захотелось опубликовать одно из первых интервью с ним, записанное 16 лет назад в Омске. А фото — это бэкстейдж с другой встречи, примерно лет 12-13 назад (на последнем фото — «модные» по тем временам телефоны:) — Даниил дает мне номер то ли Неды Малунавичуте, то ли Ирины Родилез, чтобы мы могли общаться не через посредника). Кстати, некоторые ответы в этом интервью уже, кажется, не актуальны — по крайней мере, хотя бы о концертах в российских клубах (видел афиши из «Эссе»)...  :)

— Даниил, меня интересует Ваша жизнь в джазовой Москве. Там столько продюсеров — Бутман, Ростоцкий, в соседнем Питере — Голощекин, Волков... Как вам всем вместе живется, насколько это сейчас модно, раскручено в столицах?

1

— Знаете, я стою немножко особняком. Я не играю в джаз-клубах. Моя среда существования — концертные сцены. Как-то так получилось, что я стою отдельно — в этом плане. И, честно говоря, это меня не очень огорчает. А что касается московской джазовой жизни, то в последние годы ее можно назвать все более и более интенсивной. И в этом, на мой взгляд, наибольшая заслуга принадлежит Бутману. Я имею в виду концертную и фестивальную джазовую жизнь. Что же касается российской филармонической джазовой жизни, то эту заслугу процентов на 70 — 80 я приписываю себе. Без стеснения. Думаю, что и клубная жизнь в Москве за последние 6-7 лет увеличилась в интенсивности раза в два. Потому что все больше и больше открывается джазовых точек и они не только клубные, но и концертные. В России уже начинается развиваться традиция, когда клубы приглашают раскрученных музыкантов, начинают собираться интернациональные коллективы. И класс молодых московских джазовых музыкантов стремительно растет. И такие люди как Яша Окунь со своим ансамблем, как Анечка Бутурлина — восходящая джазовая звезда, которую я надеюсь привезти в Омск на фестиваль, электронный скрипач Феликс Лахути, которого я также собираюсь привезти, — эти люди составляют серьезную конкуренцию и могут быть равными джазовыми партнерами любому джазовому музыканту практически на любом уровне.

— Откуда у Вас эта миссионерская тяга продвигать музыкантов?

— Честно, я не ставил себе целью стать миссионером.

— Но так получается

— Так получается, да. Но я не господь бог, я отнюдь не безгрешен. И моя «миссионерская деятельность» не полностью благотворительна: я музыкант, я должен зарабатывать деньги, я должен на что-то жить, и, желательно, неплохо. Другой вопрос, что я стараюсь сделать так, чтобы был найден ценовой компромисс между возможностями широкого круга слушателей — как можно более широкого круга, — возможностями филармонических залов и потребностями музыкантов и моими собственными.

— Почему именно филармония?

— Я приверженец филармонических концертных сцен с детства.

— Чем они отличаются от клубных сцен?

2

— Тем, что в них люди не едят, не пьют пиво. Тем, что в них строгая концертная атмосфера. Тем, что здесь свои традиции, своя аура. И эта аура настолько для меня отличается от ауры клуба! Тем более, что клубная традиция в России только начинает развиваться. И если в Европе я время от времени позволяю себе сыграть в клубах, то, должен сказать, в этот момент в клубе практически никто не ест. В клубе! В России это практически исключено.

— Существует ли у Вас определенный слушатель?

— Очень надеюсь, что существует.

— Каким Вы его видите — социально?

— Очень разным. Вы знаете, вчера был открыт джазовый абонемент в Тобольске. И я был потрясен: половина зала — дети! Это уникально. Уникально! Я был счастлив до безумия.

— Где у Вас еще джазовые абонементы?

— Только сейчас это 11 городов. Следующий абонемент — 14 городов. А начиналось все с одного города — с Екатеринбурга. Он был первым, Омск, Тюмень, Пермь были вторыми.

— Вас очень часто называют «омским музыкантом», причисляя уже к местной культуре. Наверняка, и в других городах вы считаетесь своим...

— Есть несколько филармоний — в том числе и омская — с которыми завязались такие отношения, что этот город становится для меня теплым и почти родным. Я приезжаю сюда в город, где я всех уже знаю. Куча друзей, куча знакомых. У меня совершенно меняется отношение. Вы же не знаете, каков я, когда я приезжаю впервые в город. Совершенно официальный визит. Вы бы меня, наверное, даже не узнали. Абсолютно чужой, абсолютно спокойный, деловой, который просто начинает переговоры. Бывает так, что и на Западе у меня складываются хорошие деловые отношения. Менеджер встречает: «Месье Крамер, вот Ваша гостиница, вот Ваш концертный зал, вот Ваш план на репетицию, вот Ваш гонорар, вот Ваш самолет, до свиданья, приятно было познакомиться, машина за Вами заедет тогда-то». Абсолютно те же слова: «месье Такой-то, очень приятно, был абсолютно счастлив Вас видеть, желаю Вас увидеть в следующий раз». Все. Все это делается с улыбками. Мы сделали дело. Но это не отражается на моем концерте. Но это просто...

— Это профессионализм.

3

— Нет, просто публика есть публика. Когда я выхожу на концерт — это черта многих музыкантов, не только моя — каждый концерт играется как последний. А иначе не стоит выходить на сцену, нет смысла.

— В одном из интервью Вы рассказывали весьма занятную историю о карате и Вашем джазовом учителе...

— Карате помогло мне дисциплинировать себя, не говоря уже о том, что оно мне просто спасло однажды жизнь. Я был студентом, жил далеко от центра Москвы, в очень неблагополучном районе... Но когда педагог увидел мои напрочь разбитые в кровь руки и затвердевшие костяшки пальцев, которые почти не шевелились — было несколько месяцев интенсивных занятий, и я очень много потерял в музыкальной технике — он мне сказал немедленно делать выбор прямо сейчас: либо я занимаюсь карате, либо — музыкой. Мне не надо было делать выбор. Выбор был сделан даже меньше, чем за секунду.

— Это был Ваш первый джазовый учитель?

— Нет, классический — Евгений Аркадьевич Либерман. А джазовый учителей у меня было несколько: Леонид Аркадьевич Чижик, музыковед Георгий Бахчин, Михаил Лисаков, неизвестный Вам московский джазовый гитарист, очень большой знаток традиционного джаза. Он мне разложил все по полочкам. Я Чижик был моим наставником. Он спасал меня, когда мне не давали распределение в Москву. Он делал все, чтобы я там остался и мог начать нормальную карьеру.

— У Вас были какие-то джазовые кумиры, на которых Вы ориентировались?

— У меня кумиров, которым я хотел бы подражать, и на которых я ориентировался, не было никогда! Люди, чье творчество я боготворил, но никогда не хотел играть как они — я хотел играть только так, как я! Я хотел постичь все, что они знают. Хотел научиться всему, что они умеют. Но никогда не хотел быть на них похожим! Это громадная ошибка всего советского джаза 70-80-х годов: «хочу играть как кто-то». «Я вот второй Телониус Монк», «Я под Вейна Шортера играю», «А я под этого», «А я под того», «А я под Питерсона»... Играть надо только под себя!

— И кто эти люди?

— Те, кто мне нравился? Вначале это были Билл Эванс, Арт Тейтум из пианистов, Тут Стилманс — гармошечник, потом — Кейт Джарретт, Хенкок, Майлз Дэвис, Монти Александер. Но свое пристрастие к традиционному джазу я никогда не бросал. И никогда не бросал любовь к классике. Такие люди как Горовец, как Артур Шнабель, как Рихтер — никогда, ни на секунду я не отрывался от этих людей. И мои джазовые идеи приходят наполовину из классики.

— Основные точки Вашего джазового маршрута — география Ваших концертов и фестивалей?

4

— Основное место в Европе — Франция и Германия. Я уже называю Париж чуть ли не своей второй родиной. Я живу там неделями, месяцами...

— Ага, все-таки, слухи о том, что Крамер уехал во Францию — достоверны!..

— Я не уехал! Уезжаю надолго, но никогда не менял гражданство. И не собираюсь этого делать. И слухи ходят, что я уже не русский. Хотя живу в Америке, в Германии, во Франции. И на старости лет — мы уже с женой это обсуждали — собираюсь купить домик в Чехии. Где-нибудь под Прагой, либо на берегу Влтавы. Великолепные места!

— Где Вы еще играете?

— Да везде. По всему миру. И слава Богу. Вот, может, это рождество в Риме встречу. Посмотрим. Прошлый Вайнахт встретил в Любеке. Это уже традиция: каждое рождество я приезжаю в Германию к родителям. Там у меня концерты. И заодно — вайнахт.

— Кстати, расскажите о своей семье, а то ваша личная жизнь все время как-то остается за кадром...

— Вы знаете, я вырос в культурнейшей еврейской семье. Моя мама была одним из лучших дантистов города Харькова. У нас была зажиточная семья. Мой папа был одним из лучших сурдопедагогов Украины. И эта была трудовейшая семья, и папа и мама работали на две ставки с утра до ночи, поэтому зарабатывали они прилично.

— Наверное, планировали, что их сын пойдет по их стопам?

— Нет, мама до войны была очень талантливой пианисткой. В семь лет уже давала концерты. Но когда началась война, их эвакуировали в Ташкент, и этот период пришелся как раз на подростковый период мамы — пальцы выросли, затвердел аппарат. Это тот самый период — мама с 29-го года, т.е. ей было 12 лет — с 12 до 17 лет, когда она вернулась в Харьков. По старой памяти ей предлагали поступить в Харьковскую консерваторию, но она уже сама предполагала, что пианисткой ей никогда не быть. Видимо, все, что она хотела, она вкладывала в меня.

— Значит, она была Вашим первым учителем?

— Да. Я начал учиться музыке с трех с половиной лет, когда мама мне пригласила флейтиста. Это флейтист учил меня ровно месяц. За месяц я выучил все ноты, после чего он флейтист пришел к моей маме, развел руками и сказал: мне больше нечему его учить — либо его уже нужно отдавать профессиональному учителю, либо учить его играть на флейте. На флейте мы не хотели учиться. И меня сразу отдали профессиональному частному учителю.

— Вы знаете, ходили слухи, что Вы жили в детдоме!..

— Про меня постоянно ходят какие-то слухи! То я уехал в Америку, то я уже живу во Франции. А тут приехал в Литву, под моим именем: «Даниил Крамер, Израиль»! Почему Израиль, с какой стати? В общем, беспрерывно я сам про себя что-то узнаю. Я не могу понять, откуда это берется! Теперь про детдом. Спасибо большое, я с удовольствием расскажу маме с папой — приеду в Любек скоро и скажу им, что, значит, я, оказывается, вырос в детдоме. Они будут довольны.

зы. С днем рождения, Даниил! Многая лета! И да будет джазз!

Фото из архива журнала «Патефон Сквер»

Оригинал в Фейсбуке автора.