Искупление всеобщей вины

В последние несколько лет в России достаточно высок интерес к творчеству писателя-шестидесятника Фридриха Горенштейна. В советское время этого автора практически не знали, при том, что фильмы по его сценариям («Солярис» Тарковского, «Раба любви» Михалкова и другие) получили широкую известность и признание зрителей. За рубежом он стал известен в конце прошлого века, многие его произведения переведены, больше всего – на немецкий и французский.

Вообще судьба Горенштейна – писательская и человеческая – необычна. Он жил и работал рядом с самыми значительными представителями нашей культуры, создавал произведения высокого класса, и в то же время – оставался неизвестным, «неузнанным». Был литературным негром Андрона Кончаловского, написал сценарий за Чингиза Айтматова (тот указан в титрах вместо Горенштейна), участвовал в сценарной работе ещё над несколькими фильмами, в титрах к которым также не удостоился упоминания в качестве соавтора. И в принципе существовал невидимкой в компании ярчайших современников, будучи им равным по таланту – настоящим большим писателем. Участник скандального диссидентского альманаха «Метрополь», эмигрировал на Запад не как диссидент – с обычными в таком случае последующей славой и признанием за рубежом, а скромно, по-бытовому – по еврейской линии.

Как-то раз слышала в передаче по радио, задолго до выхода нового фильма Кончаловского «Рай», как Дмитрий Быков восторженно отзывается о его сценарии, который много лет назад прочёл. Не Горенштейн ли приложил руку к сценарию «Рая»? – невольно возникает вопрос. Потому что он, в отличие от Кончаловского, действительно очень крупный писатель, – как мы, читатели, узнали в последнее время. В соавторах «Рая» значится другой человек, однако темы фильма – горенштейновские (и по творчеству, и по жизни): еврейство, эмиграция, Россия, Европа, Германия, осмысление последствий войны.

Интерес к Горенштейну сейчас находится на общей волне внимания как к прозе советского времени, так и ко всему периоду советской истории в целом. Причём это характерно не только для России: буквально из позавчерашней серии нового «Шерлока» можно почерпнуть информацию о таком современном явлении на Западе, как «остальгия» – повышенный интерес к социалистическому прошлому. В нашей стране это выражено куда сильнее, отражается и в текущей политике, и очень наглядно – в художественном творчестве. Но в случае кино и сцены, к сожалению, похоже на то, что современному кинематографу или театру просто не хватает добротных сюжетов. По произведениям советских авторов (и не всегда – авторов первого ряда) в последнее время снято несколько приличных фильмов: сходу могу назвать «Территорию» по Олегу Куваеву и «Находку» по Владимиру Тендрякову (рекомендую всем омичам – в фильме главную женскую роль исполняет артистка из нашего «Пятого театра» Анастасия Шевелёва). По повести Горенштейна «Искупление» в 2012 году снял фильм Александр Прошкин.

В сентябре 2016 года «Искупление» режиссёр из новосибирского «Глобуса» Алексей Крикливый поставил в Омской драме.

Сам Горенштейн определял жанр «Искупления» как роман, хотя в соответствии с традицией отечественного литературоведения это, конечно, повесть. В центре – история шестнадцатилетней школьницы Сашеньки. Её отец, лётчик, погиб на фронте. Она с матерью вернулась из эвакуации.

Канун нового 1946 года, маленький провинциальный город, переживший оккупацию, где после всего остаются вместе существовать мучители и страдальцы, вчерашние озверевшие от безнаказанности злодеи и невинные обыватели, их жертвы. Война прошла сквозь этих людей. А вокруг – послевоенные разруха, нищета, голод и вши. В такой обстановке благополучие для Сашеньки возможно лишь в мечтах перед зеркалом.

Сашенька красивая, но глупая и недобрая девочка. Её мать работает в столовой, старается прокормить дочь и бездомных нищих – случайных приживалов, с необидчивой наглостью просочившихся в жизнь семьи и неприхотливо устроившихся там. Сашенька по своей подростковой злобе доносит на мать, которая ворует продукты, и заодно на жильца, работавшего у немцев во время оккупации, – но того признают невиновным. А раз хозяйка арестована, в доме постепенно начинают распространять свои порядки прибившиеся к дому нищие. То, что было дорого Сашенькиной семье, что мать берегла как память о муже или заботясь о будущем дочери, вводится в обиход, беззастенчиво используется чужими людьми. Сашенька, несправедливо мучившая родную мать, не в силах укоротить чужаков. Но Сашенькины злость, зависть, постоянное нервное томление доставляют неприятности и ей самой. Преображает её любовь к молодому лейтенанту, красавцу лётчику, приехавшему в город на считанные дни, чтобы похоронить родных, убитых при немцах завистливым соседом. И Сашенька оказывается способна дать утешение, пусть короткое и зыбкое, страдающей душе молодого человека.

Тема искупления в повести прямо обозначена в библейском смысле: это наказание человечества за смертные грехи. Измученные войной люди задают себе вопрос: сколько ещё будет смертей, когда же, наконец, прекратятся страдания? Профессор философии, арестованный неизвестно за что, которого из камеры привели на срочные работы – откапывать для перезахоронения убитых родных лейтенанта, – обращается к Писанию: мол, должно исполниться то, что сказано в древней книге, нужно ещё точно определённое свыше количество смертей, чтобы настало, наконец, искупление вины человечества перед богом. И становится ясно, что рациональное объяснение накопившегося, навалившегося на людей зла исчерпано. Можно уповать лишь на чудо, каким является к Сашеньке любовь.

Современный театр предоставляет многообразные возможности зрителю стать соучастником, со-творцом спектакля. В «Искуплении» Омской драмы такого не происходит. Алексей Крикливый добросовестно пересказывает историю, перенося текст Горенштейна на сцену как будто по хрестоматии, глава за главой. Режиссёр увлечён Горенштейном, он следует за повестью, словно боясь упустить что-нибудь важное, а потому вынужден не пропускать ничего. Возможно, и выбор артистки на главную роль вынужденный – наверное, в нашей драме сегодня просто некому сыграть Сашеньку так, чтобы зрители не только смеялись над ней, но и ненавидели её, сопереживали ей, прощали и сочувствовали. Она даже не жалкая – никакая. Артисты второго плана сильнее и убедительнее главной героини. Самые тихие их реплики звучат громче её истерики. Но публика мучительно высиживает почти трёхчасовое «Искупление» Омской драмы до конца, привычно заблуждаясь, что это всё ещё лучший театр в Омске. Или даже, как могут обидеться иные, – по эту сторону Урала.

_{Впервые опубликовано в личном блоге автора}