100 лет назад Сибирь была «освобождена» от колчаковцев

И пришли большевики.
И принесли продразверстку.
И оказалось, что колчаковские реквизиции (за которые белые платили крестьянам деньги) — это совершеннейшая мелочь по сравнению с тотальным бесплатным изъятием всего хлеба по продразверстке. Сравнили крестьяне и ужаснулись. И взялись за оружие.

В конце января 1921 года в Западной Сибири вспыхнуло одно из самых масштабных и кровавых восстаний за всю историю Гражданской войны в России. «Кулацко-эсеровский мятеж» — так его обозначала советская историография. Такое название закрепилось за тем событием по сию пору, однако потомки его участников и краеведы с подобной трактовкой не согласны. По их мнению, это был не локальный мятеж, а настоящее народное восстание.

1

Начавшись в самом конце января 1921 года, крестьянский бунт за считанные месяцы охватил огромную территорию — от Кокчетава на севере Казахстана до приполярного Салехарда. Крестьяне, поначалу довольно лояльно и спокойно встретившие советскую власть после разгрома Колчака, были вскоре разочарованы и возмущены политикой продразверстки. Декларируя «изъятие излишков», на деле местные власти забирали у крестьян чуть ли не последнее.

Вилы да обрезы взяли простые мужики, которых красногвардейцы довели до ручки продразверсткой, всеми этими «изъятиями излишков»

По распоряжению Совета народных комиссаров, только с 20 июня 1920 года по 1 марта 1921 года следовало изъять в Иркутской, Енисейской, Томской, Омской, Алтайской и Семипалатинской губерниях 110 млн пудов хлеба. Кроме того, на местных жителей возрасте от 18 до 50 лет наложили повинность по рубке и вывозу леса, за уклонение от которых полагались суровые наказания.

— Никакого «кулацкого» и «эсеровского» мятежа не было! Это миф, пропагандистская выдумка, — рассказывает 83-летняя Людмила Пачганова, сургутский краевед. — Первые кулаки в наш край прибыли только в 30-е годы и не по своей воле, а как спецпереселенцы. Что до эсеров… Сургут в то время был захолустным северным городишкой, где-то на обочине революционной жизни. Сообщение с внешним миром одно — река, в районе же и подавно кругом места безлюдные, непроходимые, а население — ханты в основном и селяне безграмотные. Это ведь не Казань, не Омск, не Петроград, какие тут могли быть эсеры?! Вилы да обрезы взяли простые мужики, которых красногвардейцы довели до ручки продразверсткой, всеми этими «изъятиями излишков».

Восстание началось в Ишимском уезде Тобольской губернии (ныне Тюменская область). Крестьяне стали расправляться над местными большевиками, а также приезжими с «большой земли» ЧОНовцами и просоветскими агитаторами.

Уже через месяц так называемая крестьянская армия насчитывала около 100 тысяч бойцов. Были среди них бывшие красноармейцы и даже политработники. Вооружены они, как правило, были плохо: колья, дубины, вилы, старые берданки и трехлинейки. Однако сопротивление оказывали упорное. Разбирали железнодорожное полотно, жгли мосты, захватывали тяжелые орудия — пулеметы и даже пушки. Поддерживая между собой связь, крестьяне организовывали штабы и планировали целые наступательные операции: нужный опыт повстанцам дали недавние войны, Первая мировая и Гражданская.

К середине февраля волна восстания докатилась до Сургутского уезда. Партизанам, как они сами себя называли, удалось привлечь на свою сторону немалую часть населения. Советской властью в уезде было объявлено военное положение, мобилизации подверглось все трудоспособное население города и прилегающего к нему района. Но эта затея пошла не на пользу большевикам, поскольку бежавшие от насильственного призыва мужчины пополняли ряды повстанцев.

Большевики в заложники детей и женщин брали, жгли дома «мятежников», и расстрелы мирных сельчан были и пытки подозреваемых
Сургутские повстанцы продержались несколько месяцев. Партизан обслуживала сапожная мастерская, в городе открылся военный госпиталь, у крестьян, наконец, перестали отнимать имущество. Однако Советы имели перевес в численности бойцов и в вооружении. В конце мая 1921 года с открытием навигации в город прибыли части особого назначения (ЧОН) по борьбе с контрреволюцией под командованием Александра Неборака. Восстание в Сургуте и районе было подавлено, а остатки сургутских партизан переместились дальше, на Ямал, чтобы продолжить борьбу.

2

Жительница села Локосово, 79-летняя Раиса Никитина вспоминает:

А после прихода большевиков папа лично видел убитых на улицах. Кто они, повстанцы или случайные прохожие, в тот момент было неизвестно
— Папа мой, Макар Петрович, рассказывал, что когда начался мятеж, то по селениям пошел такой приказ, что всех партизан или сочувствующих, помогавших им — расстреливать на месте, а имущество реквизировать. Уполномоченные от советской власти отправились по домам, но многих мужчин не нашли, тогда стали арестовывать взрослых домочадцев. Соседи моей родни, семья Проводниковых, вместе с повстанцами в леса подались. Погибли в бою. Дети у них были, но о них ничего не известно. Может, в детский дом их отдали, тогда детей партизан отдавали в детдома, а может, и вместе с родней погибли…

Началось все с того, что стали отнимать семенной хлеб. По словам папы, не у каких-то там эсеров-буржуев, а у работяг. Причем было неважно бедняк ты или зажиточный, все должны были отдать положенную норму. Если отъем кормового хлеба люди еще терпели, то когда стали отбирать и посевной — тут уже пошла коса на камень. Ведь если ничего не сеять летом, то все — верная смерть для крестьянина! Вопрос борьбы за хлеб был вопросом жизни или смерти. Вот так. Коммунистов, когда мужики прогоняли, да и потом, когда власть к Советам обратно перешла, папа больше прятался в избе да в погребе отсиживался. А так многие и делали! Отец говорил, особенно было страшно, когда артиллерия била, это красные штыками зимой удержать власть не могли, так по весне орудия тяжелые по воде пригнали.

Раиса Никитина:
В общем, морозы помогли мужикам зиму пережить. Потом пришли красноармейцы, говорили, что освободили людей от бандитов. Хотя зерно забирали ведь не бандиты. Вот в чем загвоздка.

В советские времена в Сургуте на площади Красных партизан, у братской могилы погибших участников подавления восстания, а также у аналогичных мест захоронения в Локосово, Тундрино, в Покуре, Югане школьников принимали в октябрята и пионеры, а в праздничные даты проходили митинги.

Краевед Домрачеев: «Что до восстания, то, проработав не один год с источниками в архивах, скажу так. Предпосылкой восстания однозначно послужила продовольственная разверстка, ощутимо задевшая крестьянство. Проще говоря, прикрываясь демагогическими лозунгами, большевики откровенно грабили народ. Это вызвало массовое недовольство крестьян и, как следствие, в 1921 году последовал социальный взрыв, огонь мятежа охватил и наш Сургут, да и практически весь Тюменский север присоединился, поскольку тут крестьянин никогда голодным не был, не знал, что такое голод, и очень не хотел Ленинград и Москву кормить задарма. Мужикам были чужды столичные проблемы и распри, они просто хотели спокойно сеять хлеб, доить коров, кормить детей. А революционеры этой возможности народ лишали.

Если подумать логически, то не много ли бандитов было, если тысячи крестьян выступили против новой власти? У нас, выходит, полстраны тогда кулаки да эсеры были, так что ли?! И что это за власть такая, если так много народа ее терпеть не может? Архивы округа, города и района документально подтверждают тот факт, что борьба была серьезной, это были не просто какие-то бандитские вылазки. 31 января представительство ВЧК по Сибири направило всем подчиненным ему комитетам телеграмму, в которой четко говорилось: «Имеются признаки, что в Сибири мы подходим к полосе массовых крестьянских восстаний», — рассказывает Владимир Домрачеев.

Восстание длилось почти два года, и закончилось полным разгромом крестьянских партизан. Чтобы погасить все очаги сопротивления в Предуралье и Западной Сибири, понадобилось в общей сложности около 20 полков и дивизий, 4 бронепоезда, тяжелая артиллерия.

Оригинал в Фейсбуке автора.