Мифы Сибири

У нас в Сибири с мифотворчеством богато: то там, понимаешь ли, шерстистые носороги паслись; то Хан Кучум гулял на просторах и кроил до седла своих и чужих, не жалея особенно никого; то разные вепри и выдры поселялись в комариных вонючих болотах; то ангелы в неожиданных местах с огненными крылами за плечами спускались с небес.
А то вот в пионерлагерях синяя-синяя рука появлялась и говорила: «Отдай своё сердце».  Даже был один лейтенант милиции, по фамилии Сухой, а потом, как он погиб в овраге от бандитской пули, то и овраг стали называть Сухим Логом.

А потом ещё самолет пролетел под Коммунальным мостом.  А другой врезался в пятиэтажку, на улице Степной, потому, что его пилот хотел с тёщей поквитаться и этот самолет аккурат в окна тёщины и направил... Но не угадал, тёщи дома не было.

1

А в Алтае, там и вовсе, нашли мумию. Определили с помощью спектрального анализа, что она теперь будет их, алтайская принцесса (слава те, Господи, — как же они триста лет без принцессы обходились, а тут такой случай, хорошо). И что она станет воздействовать на энергетический фон целого района посредством своих страшно целебных загадочных свойств.

Мой папа всегда говорил, что в любой истории главное — кружавчики.  А мой профессор говорил, что хорошая подача — это половина успеха.

Для всех нас очень важны наши духовные скрепы. Мы не можем без ничего обходиться. Пустота пугает. В ней зябко. Хочется к своим, каким-нибудь.

И вот однажды, двенадцать лет назад, проезжая мимо большой пушистой сосны, растущей у дороги, мы с моим маленьким сыном привязали к веточке оранжевый платочек в знак того, что хотим вернуться сюда и тут жить.
И началось.
Сначала моя мама, проезжая тоже мимо, дала сосне имя: Мария. В честь своей мамы. И стала каждый раз на неё ленточки вязать в знак приветствия.
Потом к ней постепенно присоединилась, похоже, половина жителей Мошковского района. К сосне потянулись молодожёны, желающие помянуть предков; граждане, страждущие обрести личное счастье, бросить пить, забеременеть и разбогатеть.
Сосна была обьявлена Деревом Духов. И никто уже не вспоминает, с чего там всё началось.
Стоит наша нарядная Маша у дороги, плещется на ветру всеми своими разноцветными украшениями, и каждый раз мы останавливаемся возле, чтобы поздороваться: «Здравствуй, Мария!» или «До свидания, Мария, не скучай, будем скоро, смотри тут за ними всеми».

Томатос даже придумал, что эффект нужно усугубить, вкопав рядом с деревом фанерный планшет с высокодуховным текстом, обращённым к местному населению, в котором простыми словами и в доступной форме будет рассказано о необходимости беречь родную природу, друг друга и самого себя.
............

Но нет предела совершенству.
Мама подарила нам ненужный ей большой куст сирени, тоже украшенный разноцветными лентами, на манер украинской красавицы. И велела нам этот куст посадить у себя, где-нибудь, где нравится.
И стали мы бродить в поисках подходящего места, потому что с мамой мы не имеем привычки спорить и сирень нам жалко — надо спасать. И нашли. На холме, чтобы разросся на солнышке.

Куст прижился (на что мы не слишком, но всё же надеялись). И его внезапно заметил так же внезапно протрезвевший сосед Шура.
У Шуры интересная судьба. Он беженец из Узбекистана. Таких переселенцев из бывших союзных республик много теперь здесь, в деревнях.
У них там, на юге, всё по-другому. Там принято жить дружно, всем делиться и помогать соседям. А здесь не принято. Здесь, в Сибири, меньше знаешь — дольше проживешь. Люди неплохие, и не злые. Наверняка. Это так кажется только, что злые и угрюмые и сейчас будут убивать. Это только с первого взгляда. Просто у нас бьют молча, без предупреждения и по возможности, наверняка. И у нас слова берегут. И эмоции тоже. Потому что тайга — закон, а медведь, как известно,— прокурор.
В Узбекистане есть тайга и медведь? Вот. И минус сорок тоже нет зимой.
Что остаётся здесь бедному человеку, чтобы уравновесить эти минус сорок? Правильно, вливать внутрь плюс сорок.
И Шура, приехав в Сибирь, это быстро усвоил. И теперь он почти всегда весёлый, беззаботный, как раньше, в Узбекистане.
И другие соседи тоже, традиционно, уравновешивают минус с плюсом. Потому что так уж сложилось.
И Шура, красивый русобородый русский мужик, с блестящей серьгой в ухе, шастает по селу, находит везде приключения и любовь: от него периодически родятся в разных дворах красивые дети. А он всем им рад! Он их всех принимает. И дети вьются вокруг него, звонкие, чумазые, лёгкие. И жену свою нынешнюю (четвертую, кажется) он зовёт не Катей, а ласково «Моя пися».
И он приносит нам молоко от своей коровы, просто так принято, угощать. Или мешок угля (когда видит, что мы замерзаем). Или просто ходит кренделем по дороге и веселится. А чего, собственно, грустить? Шура легкий. Но пьющий.

И вот представьте недоумение человека, который ушел в запой при пустом холме, а вернулся из него, когда на этом же холме уже растёт вполне взрослое дерево. Да ещё и всесторонне украшенное разноцветными шелковыми лентами.

Полдня Шура прогуливался по улице, как бы пытаясь развидеть эту инсталляцию. Но потом сдался и решительно направился прямо к нам, копающимся с граблями перед домом:

2

— Здоров сосед! (со мной он здоровается уважительно, в третьем лице и весьма своеобразно, он говорит Томатосу: «Твоя Мамка как?» Я, конечно, признательна за его деликатность, он никогда не именует меня тем, чем свою собственную жену) Это чё? — и показывает в сторону дерева.

Томатос неожиданно вспоминает о своём народном происхождении простого алтайского паренька, игнорирует все свои три высших образования и весь свой IQ, и отвечает:

— Дык это, Мамкины папка и мамка посадили. Надысь. Приезжали в гости. И вот.

Я роняю грабли. Жду. Нам кина сегодня, похоже, снова не надо. По крайней мере, со сценарной частью мы и сами вполне справляемся.

Шура чешет красивый бусый затылок, и я вижу, что суть ответа он почти уловил:

— Дык, братан, ты чё не продал землю-то? А то я смотрю, нах, чё за нах? Думаю, чё это он продал или я чё-то пропустил, нах? Какие-то кто-то ходют. Чё надо им, нах... Ещё чо за дерево тут, откуда??? А чё это на ём? — и показывает руками колышушиеся на ветру ленты.

Томатос отвечает, не моргнув глазом:

— Эт Дерево Духов! Зло не пускать, а болезни лечить. Это Лялькина (спасибо, милый, что по имени) мамка задарила. Она колдует, может. Ага. Цыганская кровь у них там. Чуть чо не так, короче, идешь и вяжешь тряпицу, но с себя! Другую бессмысленно. И шепчешь Духу своему, чтобы пожалел. И он того, тебя, значит, защитит. А кто сюда прийдет со злом, тот проклят будет и сгорит изнутри!

Я думаю: «Ого, завернул. И главное же, громко так, на всю улицу. Чтобы наверняка, дошло до всех...»

А все и услышали. Не только лишь Шура, который слегка даже позеленел, не успев опять посинеть.
И минут пятнадцать нужно, чтобы эта новость разнеслась по трём соседним улицам. Новость полетела, звеня велосипедными звонками всё тех же Шуриных детей: «Дерево Духов! Дерево Духов! У нас тут Духи поселились! Аааааа!!!»

3

И мне ничего не остаётся, как опереться на грабли, принять значительный вид, и тоже встать в позу готовящегося камлать шамана.

— Ну, — думаю. —Томатос-то, орёл! Хотел ставить видеокамеру, а обошелся пятью ленточками и кустом сирени.

И, как бы в доказательство тому, Шура попятился, замахал руками и отвернулся от сирени. Потом взял себя в руки и дрожащим голосом поинтересовался:
— Чё, и бухать можно бросить, чё ли?

Мы утвердительно закивали:
— А то. Можно и бухать бросить. Но это сложный ритуал. Тут вкупаться надо, колбасить будет долго. Потому что Духи, они же не знают добра и зла. Они просто есть. А там уж как ты им угодишь. Помереть можно и так, и так. Как угодишь...

Шура робко смотрит на мамину сирень и спрашивает:
— А можно я тут тоже своего Духа привяжу? Ну так, на всякий случай?

Томатос крякает и солидно говорит:
— А чо.. Вяжи. Случай бывает всякий!

..............
Я внимательно осмотрела окрестности, оценила возможные маршруты передвижения сил предполагаемого противника в наше отсутствие и, порвав на ленты кухонное белое полотенце, обвязала ими черёмуху, на противоположном краю участка. Круг замкнулся.

 

Оригинал в facebook автора.