Я хочу в другой город, хотя бы потому, что там нет тебя

— Как ты не понимаешь, — муж ударил рукой по рулю. — Это разрушит наш брак!
— Не это разрушит наш брак, — вздохнула Регина.
Она жалела, что поехала.
Муж попросил помощи в закрытии дачного сезона, и она согласилась съездить с ним на дачу. Но это четыре часа вдвоём, запертые в капсуле одного авто.
Была поздняя холодная осень.
Дождило всю неделю, но в тот день распогодилось. Они в четыре руки консервировали дачный дом к зиме: убирались внутри, паковали крупы (нельзя оставлять — могут мыши появиться), законопачивали ставни, сливали воду из рукомойников.
Регине казалось, что они будто выгоняют из дома жизнь и вгоняют его в летаргический сон до весны.
Они уже уезжали, когда вдруг совершенно неожиданно выглянуло солнце и осветило дачные участки.
Их дом стоял какой-то ссутуленный и одинокий.
У Регины навернулись слёзы.
Она села в машину и пристегнулась.
Ей казалось, что она и есть тот самый дом.
Вроде стоит. Стены есть. Крыша. А жизни внутри нет. И окошки не горят — они заколочены ставнями крест накрест.
И ссутулилась вся.
Регине было в браке душно и тесно.
Она хотела развода, давно и мучительно.
Но не знала, как выбраться из этой топи.
Регине было плохо. Плохо — это не просто наречие, это краткое описание ее состояния, начиная со второго дня брака.
Муж подозвал ее тогда и строго отчитал:
— Ты вышла из ванной, и со шторы теперь течет на пол — поправь.
Она поправила. Не поняла, почему он не сделал это сам. Ведь одна секунда...
— Теперь сюда иди, — он ждал ее на кухне. — Ты зачем открыла второй пакет молока?
— Я не заметила, что есть открытый.
— А чем ты смотрела?
Регина молчала. Чем она смотрела? Глазами!
— У тебя все нормально со зрением? — спросил муж, преувеличенно заботливо.
— Нормально.
—А пакет молока что, такой маленький, что его не видно?
Регина заплакала. Она не понимала, что за преступление такое совершила, что ее отчитывают, так холодно, так зло. И по такой нелепой ерунде.
Он все время так делал. Если она замечала его разбросанные носки или не закрытую балконную дверь — просто закрывала, просто убирала. Молча. Без казни, без порки, без обесценивания.
Он же подзывал и высмеивал, и заставлял исправить, и переспрашивал: «Ты поняла?»
А ещё муж часто спрашивал: «Ты нормальная вообще?»
И Регина к концу второго года замужества все сильнее затруднялась с ответом на этот вопрос. Кажется, уже нет.
Потом она узнала слово «газлайтинг».
Это такое психологическое насилие, в процессе которого человек начинает сомневаться в собственной адекватности. Думает: «Вероятно, со мной и правда что-то не так».
Регине казалось, что она сходит с ума.
Она постоянно делала что-то не то, боялась этого и от того делала ошибки еще чаще.
— Подойди сюда, — кричал муж из комнаты, и Регина шла, вжав голову в плечи.
Господи, что я там еще натворила?
Это при том, что на работе она была умница и миссис эффективность и вообще отлично справлялась с огромным объёмом работ без погрешностей.
У Регины был свой лайфхак: как проживать плохие дни.
Очень важно в такие дни делать хоть что-то. Не важно что: разобрать полку, приготовить шарлотку, погладить бельё.
И когда совсем накрывает, схватиться за это дело. И думать при этом: «Я не зря прожила этот день: вон, чистая полка. Вон, глаженые пододеяльники».
Во время ссор с мужем Регина, когда внутри бушевала хмурая жижа разочарования в себе, шла туда, где было ее маленькое сделанное сегодня дело и смотрела на результат.
— Что ты уставилась на подоконник? — возмущался муж.
А она разобрала этот подоконник от хлама и спасалась им в тот момент.
Или:
— Что ты смотришь в шкаф?
А она разложила платья и свитера, ровненько так, и носки сложила рулончиками, и колготки стопочками.
— Ты что, ненормальная?
Регине предложили работу.
В другом городе. 4 часа лёту.
Она согласилась сразу, с ликованием.
Это как будто развод, но решение принял не ты, а обстоятельства.
Идеально.
Муж был возмущен. И фактом согласия, и фактом единоличного принятия решения, которое касается двоих.
— Это разрушит наш брак! — кричал он.
— Не это.
Не это разрушит наш брак.
Однажды Регина попала на детский день Рождения: крестнику исполнилось тогда 5 лет. Там было крио-шоу: дети сами делали мороженое.
— При какой температуре закипает жидкий азот? — весело спрашивал аниматор.
И дети молчали. Им всем было 4-5 лет, они вообще не знали, о чем речь.
Взрослые, кстати, тоже не знали .
— Температура кипения жидкого азота минус 196 градусов. А в какой стране изобрели мороженое? Ну? Я подскажу: Ки... Ки ...
Дети не знали названия стран.
— Киндер? — спросил именинник.
— Китай! — не расстроился аниматор.
Регина смотрела это представление и ловила себя на ощущении, что этот праздник предназначен для детей постарше, и маленькие просто не понимают, что происходит. И вот ее брак — то же самое.
Брак — это что-то для взрослых. Скучное, душное. Как автобус, в котором нельзя открыть окно, потому что кому-то надует.
Брак — это вечный конфликт интересов между кислородом и сквозняком.
Это желание быстрее выйти, потому что ехать дальше невозможно: совсем не понятно, куда едем, зачем, и вообще — хочется просто дышать, а не задыхаться.
Когда Регина садилась в этот брак, она думала, что это красивый двухэтажный автобус, и пространства много, и видно далеко, и маршрут красивый, и спутник рядом, обнимет и поймает улетевший на ветру шарф.
Регина думала, что просто не доросла до брака или вовсе не создана для него.
Не знает ответов на вопросы, не настолько осознанна, чтобы это вытерпеть.
«Наш брак убьёт не расстояние. А то, что я тебе нужна не любить, а мучить. Я всё не так делаю, я ненормальная. По твоему мнению. А я нормальная, это ты убедил меня, что вторая открытая пачка молока — это преступление. А это просто пачка молока. Ты меня не видишь. Не замечаешь. Душишь словами. Я хорошо умею только молчать. Или оправдываться. Я думаю, что наша любовь умерла давно. Уже девять дней, и сорок дней давно прошли. Развод — это просто как памятник. Можно и без него, но лучше с ним. Официальнее.
Я законопачена в этом браке, как наш дачный дом. Только он на зиму, а я на всю жизнь. А я так не хочу. Я хочу в другой город. Я там буду расконопачиваться. Я никогда там не была, но он прекраснее этого. Хотя бы потому, что там нет тебя.
Там мое молоко — будет просто молоко. Моя шторка — просто шторка. Мои ошибки — просто ошибки, а не преступления. Там я буду нормальная, потому что ненормальная я только в твоих глазах».
Регина не сказала это вслух. Только подумала. Часто мучитель мучает жертву бессознательно, и даже не подозревает, что он мучитель.
И ему ничего невозможно доказать, скорее он докажет жертве, что та неадекватна.
Машина остановилась на светофоре.
Регина взяла, отстегнула ремень безопасности и вышла из машины прямо на светофоре. Потому что самое опасное место на планете — это оставаться рядом с ним.

На фото бегущая напуганная кошка.
Очень метафоричное фото.

P.S. Это не автобиографичная история.

Оригинал в facebook автора.