Я не хочу, чтобы моих детей учили, как чувствовать, как любить, и отучали ненавидеть

— Света, ты не имеешь права оценивать умственные способности Лиззят. Она не тупая, просто ей не повезло родиться умной. Она очень рассчитывает на твою помощь. Мы живём в такой стране, где все равны, потому что сильный отдаёт свой ресурс слабому, а Лиззят жалуется, что ты отказываешься делать с ней домашние задания. Это некрасиво, и ты обязана ей помочь.

— Света, Олеся немного не такая, как все, но это не значит, что она должна быть одиноким человеком в таком большом коллективе. Олеся жалуется, что ты не хочешь с ней дружить. А ей сейчас очень необходима твоя поддержка. Да, она ограниченная, скучная и навязчивая, но в нашем обществе не может быть изгоев.

— Света, ты почему не записываешься в тимуровцы? Ну и что, что ты член совета дружины и член городского пионерского штаба «Маяк»? Волонтёрство никто не отменял. У нас не укомплектована группа, которая помогает закреплённой за нашим пионерским звеном Евдокии Григорьевне. Ну и что, что у неё на соседней улице дочь живёт. Вот дочь как раз пришла и сказала, что её мама — ветеран труда, и мы обязаны ей помогать. Ну и что, что она после того, как ты вымоешь полы, ещё час тебя будет учить игре на балалайке. Пионер обязан любить труд и балалайку. Или тебе, Света, не нравится быть пионером? Может, мы тебя зря в совет дружины и штаб выдвинули?

Я могла бы и дальше продолжать приводить примеры, как эгоистичного ребёнка-индивидуалиста превращали в удобного для системы взрослого, но зачем? Я не стала советским взрослым, потому что сила, когда-то взорвавшая реальность в моей стране и потом террором и репрессиями насадившая новую этику, к моему рождению давно иссякла. Она давно перестала рожать пассионариев и рожала только приспособленцев, но в этой полудрёме как раз и появилось поколение, к которому я принадлежу. Оно было небитое и залюбленное, наверное, первое такое в стране. Мы были совершенно свободными и легко смогли сопротивляться всему надуманному и искусственному, всем тем этическим нормам и ценностным наборам, которые встроить в личность можно только ударом под дых или лоботомией. Мы носили красный галстук, мы вступали в комсомол и были активистами, но наши чувства и эмоции принадлежали только нам. Мы легко выговаривали слова «не хочу» и «не буду». Мы оставляли за собой право любить кого угодно, а не только соратников и ненавидеть кого угодно, а не только классовых врагов.

Именно поэтому в моём детстве манипуляторы, бездельники и лишенцы всех мастей, которые есть одновременно и потребители, и продукт идеологии фальшивого общества взаимного приятия и равенства, так и не смогли меня одолеть ни демонстрируемой беспомощностью, ни при помощи жалоб, ни при помощи угроз (именно угроз, они это прекрасно умеют делать).

И, вот те здрасьте, Ляззят, Олеся и многочисленные дочери Екатерины Григорьевны вдруг в современности размножились в геометрической прогрессии и уже почти захватили мир.

Свой выкрик с табуретки закончу тем, что я не люблю, когда при мне начинают мусолить мерзости советской жизни, потому что именно моё поколение, прекрасно понимая, что было до нас, всё же хапнуло лучшее, что было в Советском Союзе. Единственным жупелом советского детства для меня осталась любая возможность вернуться во времена навязанной этики, где требуется пройти через принудительную пластику совести, коррекцию чувств и кастрацию эмоций. Со мной это, наверное, уже проделать невозможно, но я не хочу, чтобы моих детей учили, как чувствовать, как любить, и отучали ненавидеть. Потому что всё это — против природы человека. Удивительно, конечно, что сейчас эту забытую советскую пьесу приняли к постановке в театре, сцену которого освещает факел статуи свободы. Штош, подивлюсь иронии судьбы и с удовольствием подпишусь под каждым словом в манифесте Богомолова, тем более, что я уже давно забронировала себе место в том вагоне, который, очень надеюсь, какая-нибудь сила, что вечно хочет зла, но совершает благо, оторвёт таки от адского поезда социального прогресса.

Выжимки из богомоловского текста вот:
«Общественные ценности стали новой Стеной Плача, куда каждый несчастный, обиженный или просто непорядочный индивид может не только принести записку, но и потребовать от нового Бога — Прогрессивного Общества — внесения своей обиды, драмы, страха или болезни в список нового этического Юнеско, придания ей общественно значимого статуса, выделения под нее бюджета и создания специальной квоты во всех сферах общественной жизни. А каждый, кто скажет, что обида не стоит выеденного яйца, болезнь излечима, а личная драма — вопрос интимный, станет жертвой мощной репрессивной машины — того самого общественного мнения.

В нацистском государстве художник мог лишиться работы и жизни из-за своего «дегенеративного» искусства. В «прекрасном» западном государстве будущего художник может лишиться работы, поскольку поддерживает не ту систему ценностей. Впрочем, уже не только художник, фигура влияния. Ситуация развивается стремительно, и сегодня любой скромный научный сотрудник какого-нибудь заштатного американского института или просто мирный и вполне себе успешный студент может быть изгнан из стен заведения за «не то» мнение о текущей политической или общественной жизни. А так как осуществляет эти репрессивные меры общество, а не государство, репрессии именуются акцией общественной солидарности, освящаются праведным гневом «свободных» и «прогрессивных» людей, требующих от несогласных присесть на колено и в этом случае готовых милостиво даровать им право работать и творить.
Русские разночинцы говорят нам: Россия в хвосте прогресса.
Нет.
Благодаря стечению обстоятельств мы оказались в хвосте безумного поезда, несущегося в босховский ад, где нас встретят мультикультурные гендерно-нейтральные черти.
Надо просто отцепить этот вагон, перекреститься и начать строить свой мир».

Оригинал в Facebook мира.