Дверь с видом на счастье

— Да ты ведьма!

Наташа оглянулась. Не потому, что привыкла, что так зовут именно её, а потому, что была абсолютно уверена, что в квартире она одна.

1

Ведьма...

Если бы вы в седьмом классе ходили на факультатив Елены Ивановны, то и вы бы отбросили эту всякую метафизическую галиматью и жили бы себе спокойно с точным расчётом чуда радуги.

Если бы вы на уроке физики в седьмом классе смотрели, как Елена Ивановна подвешивала на пружинку грузик, и он колебался, раздираемый внутренними противоречиями, вы бы тоже знали, что рано или поздно любые силы подписывают мировую — грузило успокаивается. И всякие там притяжения — это лишь магнитные поля.
А наличие на уроке эбонитовой палочки, как правило, добавляет веселья.

Сила упругости, гравитация и Елена Ивановна — вот это реально. Остальные чудеса — не более чем пьяная философия эбонита. И вообще, с чудесами лучше к Нине Александровне на урок литературы. В литературе, в вашей неконкретной, можно всего понамешать, как квашню на оладушки, и всё равно получится удобоваримо. Скажем, если рассуждая об упаднической личности Пьера Безухова, печально глядеть в окно, тяжело вздыхать в паузы, многозначительно дёрнуть бровками, когда речь зайдёт о масонах и слезливо завершить: «Je ne mange pas six jours...», то учитель всё равно поставит вам пять и полезет в сумку за валидолом. У физички Елены Ивановны любые печальные взгляды — не в пользу ответчика. И свалить на масонов не получится. Тут всё строго: или E=mc², или ты идёшь нафиг тяжёлой тропой очкастого Пьера.

E=mc² — и ты лениво зеваешь на психопатических ужастиках.

E=mc² — и ты не плачешь в финале «Приведения», а пытаешься понять, как двигалась монетка.

E=mc² — и ты удивлённо оглядываешься, когда в пустой квартире вдруг звучит «Ведьма!»

---

Начало.

2

Утром Наташа планировала свой идеальный день: прохладный душ, планка, лёгкий завтрак и, зажав в кулачке купленный по акции абонемент, солярий.

Солярий... Да, сомнения велики, но деньги плочены.

«Бог не выдаст, свинья не съест!» — лирично уговаривала себя Наташа на ультрафиолетовые лампы. Но будем реалистами, E=mc², а значит наклейки на соски не помешают. Согласовав с совестью нюансы тайм-менджмента — «Ещё пять минуточек» — Наташа повернулась на другой бок и вырубилась на два часа.

В то же время розовоперстая Эос-Заря открыла золотые ворота, из тех ворот на золотой своей колеснице выкатил Гелиос. Он крепко держал поводья, пред ним извивались четыре белых, как снег, крылатых коня. Выше и выше поднималась колесница, и лучи Гелиоса лились на Землю, давая свет, тепло и жизнь.
Один из лучей пробился сквозь шторы Наташиного окна, и беспощадный Гелиос, охранник клятв, принялся дарить свет и радость похрапывающей деве, а та очччень хотела спать. Объятая похотливыми лапками Морфея, она непременно решила бы, что это наказание за вчерашний вечер, когда надо было спешно решить, какой из смертных грехов смертнее, грех уныния или грех прелюбодеяния. Но что было, то было... Не надо накручивать, ведь E=mc², а значит просто задвиньте шторку.

Зарычал телефон. В режиме вибрации тряслась прикроватная тумба, кровать, Наташа — весь мир дрожал, как руки старичка Паркинсона. Или ты, Наташа, сейчас ответишь, или придётся отвечать дрожащей планете, свалившейся с твоей тумбочки в глубины реки Стикс.

— Слушаю...

Наташа знала, что нельзя отвечать «да». Кругом враги — нельзя ни на что соглашаться.

— Милая, здравствуй... Уже не спишь?

Это была Ира. Вчера подруги обмывали покупку её новой квартиры. Сегодня по идее великое переселение народов. Чего она звонит-то?

— Чего ты звонишь-то?

3

— Слушай, Тусечка, ну некогда рассусоливать. Говорю, как есть. У меня тут движняки. Новая квартира — старая. Везде надо быть. Хоть разорвись: и красивая, и умная. А сломалась дверь в старой квартире. Не закрыть. Малыш, ты приезжай. Ничего делать не надо: ни грузить, ни пол мыть. Просто сиди и жди меня со вторым заходом. Малыыыыш...

— Када надо быть?

— Грузчики через час. Такси оплачу. Кофе закажу. Договорились?
— Кошку забери. Сначала в квартиру надо пустить кошку, чтоб она старых духов прогнала. С домовым договорилась. И куда ляжет, там в общем, самое кайфовое место для секса.
— Хорошо, что сказала! Я забыла совсем. Ты моя добрая фея! Жду!

---

Это странно, как умеют затухать квартиры. Они гаснут, как лампочки. Как гирлянды на ёлке. Праздник закончился. Щелчок. И это уже не квартира — это безвоздушное пространство. Пустой аквариум.

Как?! Как это происходит? Ведь только же каждый уголок был полон энергии. Даже паутина под потолком дышала.

— Эй, у тебя паутина! Чего не уберёшь?
— Не трогай, там живёт Петя! Он не сделал ничего плохого — пусть будет!

А теперь... Всё погасло. Жизнь отгремела. И тот же цветок на подоконнике — вот он все так же стоит! Стоит, как и день назад. Но теперь это набросок карандашом. Простите, не хватило красок. Извините, закончилась жизнь. Квартира, из которой уходят, напоминает свечу. Она гаснет медленно. Тает... Огонёк всё тише. Он ещё есть. Всё происходит незаметно. И вот уже дымок идёт от фитиля. Он так похож на туман, в котором теряются имена и события. Туман съедает смысл. Уходят желания. Выгорает «зачем». Жизнь непременно надо «трогать». Предметы вокруг себя надо «зажигать». Тапочки надо носить — тогда они тёплые. А теперь...

В пустой квартире жизнь «не носят». Она остывает, как тапочки. Обои местами ярче. Картины заслоняли от Гелиоса изначальный рисунок стен. Под старыми рамками ничего не менялась. Полукруг зеркала оставил на стене печать трансцендентального тоннеля. Но невозможно идти в будущее, оставаясь в прошлом. Потери — это плата за возможность идти.

Бабушки-дедушки... Вы были здесь молоды и счастливы. Но с вашим уходом этот дом иссяк. Иссяк, как ручей. Всё, что успели сохранить в сердце, то уйдёт в будущее с потомками. Что успели налюбить, то и бессмертно. Чтобы видеть больше, Наташа закрыла глаза. Она трогала руками пустоту и чувствовала прошлое, как чувствуют ладонями упругий воздушный шарик.

Вот здесь раньше был диван. Странный какой-то. Старая софа. Не раскладывалась, нет. Подушки лежали. Небольшие. Три... Пять... Пять подушек. Одну кладут под поясницу.
Кто кладёт? Женщина. Ноги замерзают — потому и спина болит.

4

Женщина отражается в зеркале старого шкафа. Наташа обернулась. Руками в пустоту она смотрела картинки жизни незнакомых людей. Нет уже той женщины. А ноги всё так же у кого-то мёрзнут. Старое стекло перелистнуло судьбу. Теперь отражается тазик. ЧуднО как-то его называют. Лохань... Есть такое слово «лохань»? Мужчина мочит тряпку, раскладывает на столе брюки, поверх них эту тряпку и потом уже берётся за утюг. Гладит. Утюг какой большой. Женщине не разрешает. Шутит, что с четырьмя стрелками брюки не носят.

Наташа подошла двери балкона. Что-то забыли! Она ясно чувствовала. Ира что-то забыла! Но E=mc² — не время сказки сказывать! Как она убедит практичную Иру, что надо ещё что-то найти в пустой комнате. Что? Где? Отрывать обои? Вскрывать половицы?

— Да ты ведьма!

Наташа оглянулась... По ту сторону дверного проёма стоял старик. Спортивные штаны на подтяжках. Крупный нос. Седые волосы, неровные усы.

— Дравствуйте... Я Наташа. Меня Ира попросила покараулить. Она скоро будет. Я её подруга. Хорошая. Я здесь ничего не брала. Я здесь просто...

— Закрути бздилофон.

Старик, шаркая старыми тапочками, подошёл к креслу. Ира это кресло не захотела. Уж очень оно облезлое и старое. Взявшись за подлокотник, старик стал медленно садиться. Он кряхтел и удачно сконнектился с сиденьем. В этот самый миг произошло что-то странное. Старый гобелен будто стал ярче. У кресла появилось «зачем». Оно «заиграло». Это была уже не старая рухлядь, а мебель с предназначением. В кресле был хозяин.

— Ты что тут ищешь своими руками? Глаза закрыла... Знаем мы, зачем глаза закрывают такие, как ты!

Старик ткнул в Наташу указательным пальцем.

— Такие... Как я?
— Такие... Такие... Знамо, зачем такие ходют. Потом после вас лесапеды пропадают. Ведьма!

Наташа растерялась. Как быть? Хамить дедушке? Да он совсем старенький. И.... Ой, етить-колотить... Дед-то прозрачный! Наташа не знала молитв, но верила в E=mc², а это значит, что никакого прозрачного деда быть не может, она не ведьма, надо проснуться и, если ещё не поздно, выбрать вчера другой смертный грех. Чтоб если уж сойти с ума, то с пониманием причины возмездия. А пока... Без паники. Культурно поддерживаем беседу — ждём Иру.

— Так ведь нет же здесь никакого лесапеда...
— Потому и нет, что ведьмы шастают...
— Послушайте...

Наташа старалась быть максимально любезной. Она понимала, что кто-то здесь сумасшедший. И даже если это она, то надо вести себя достойно: не задирать подол, не качаться на люстре, не матюгаться и не курить при старших.

— Послушайте, могу ли я быть вам полезной? А там и Ира подтянется. Вы Ирочке хто?
— Дед я ей. Бестолковая она. Ирка. Хорошая, но бестолковая. И бабка её была бестолковая. Но тоже хорошая. И видеть Ирка не умеет так, как ты. Но раз я здесь, значит, так и надо...
— Надо кому? Или надо чего?

Дед усмехнулся. Ну дура, она и есть дура...

— Мне надо стакан водки и хвост селёдки! И капусты бы квашеной. А тебе искать, что Ирка забыла.
— Так она сама сейчас...
— Она не услышит. Не видит она.

Наташа подумала, что если закрыть глаза, то и дед, и его претензии исчезнут, как появились. Но не тут-то было — с широко закрытыми глазами дед стал ещё контрастнее. Наташа видела, как старик стоит у балконной двери, как у него загнулся воротничок мятой рубахи, как из ушей торчали волосы, а мутные глаза смотрят за окно.

— Вон... То дерево. Всегда боялся, что по нему кто залезет. И ещё думал, в случае чего, схвачусь за ветку и спрыгну.

Дед чуть улыбнулся. Наташа посмотрела на засохший пень. Когда-то он был деревом. Потом... Потом оно утратило своё предназначение. Исчезли глаза, которые видели его деревом. Листья погасли, как новогодние лампочки, завяли, как надежды, опали, как мечты. Закрыв глаза, Наташа увидела огромный тополь с широкими, как ладошки, листьями.

Тут карман затрясся. Расстояние требовало времени. Старика рядом не было. Пропал и тополь.

— Куку, мой малыш! Мы уже возвращаемся. Скоро будем — тебя отпустим. Ты сама доберёшься? Просто мест нет — грузчики.

Ох уж эта суета обновления. Прошлое остаётся в прошлом. Хоть что ты с ним делай. Хоть зови! Хоть гони! Всё происходит так, как должно быть...

— Ну... Вот и всё. Давай, милая, присядем на дорожку. Эпоха заканчивается...
— Ир, не нагнетай... Я сейчас заплачу... Всё только начинается! Ты сделаешь ремонт. Порадуешься. Поплачешь... А потом. Потом встретишься с человеком, ради которого ты и шла весь этот путь. Не ради него, конечно, ради себя. Но с ним ты будешь счастлива. А он с тобой. Вы оба уже будете с опытом. У каждого своё прошлое. Но встретитесь, чтоб появилось новое будущее. Я это вижу, всё будет именно так. И цветы наберут цвет, и теплыми будут тапочки. И вырастут деревья под вашим балконом. Это будет совсем другой балкон и не этот, и не твой новый. Другой балкон. Ваш. Балкон с видом на счастье... После всего того, что было...

Ира громко шмыгнула носом. Только сейчас Наташа заметила, что довела подругу до слёз.
— Мааать, ты чего?
— Вот ты так красиво рассказала. Но сбой в матрице на самом первом этапе: «ремонт». Ты ж знаешь, что я заняла денег даже на переезд. Всё до копейки вложила в новую квартиру. Всё! Уж какие-то там балконы на счастье... Ни копья...

Наташа ещё раз оглядела пустую комнату. Рассказать про галлюцинацию в виде деда? Или уж... Она не могла уйти. Что-то было не до конца. Какое-то предназначение не было выполнено.

— Ир... Ты только не смейся и не пугайся. Я, конечно, с гусями, но они ещё не совсем полетели. Что у тебя за дед был? Седой, с усами... Нос у него убедительный такой.

—  Деда Паша. Это мой деда Паша. Хороший дед. А тебе зачем? Фотографию где видела?
— Ир, долго объяснять. Но всё должно сложиться так, как я сказала. Я здесь, чтоб всё... зацвело! Подумай, что ты могла забыть? Давай тайник искать. На стене, на полу. Что-то должно быть.

— Да нет тут ничего. Я ж ремонт делала. Нет...

Ира с сожалением оглядела комнату. Пора было идти — почасовая оплата у грузчиков. Тут не до ностальгии. Старые ключики запирали эпоху.

— Ты не обиделась? Правда, нет мест.
— Я сама доберусь. Давай там, хозяйничай. Кошку покорми!

Подруги оглянулись на старые окна. В потухшей квартире всё стало серым.

— Слушай, Ир... Ира! Дверь на балкон открыта. Ну, точно! Прикрыта вроде, но не на шпингалет. Смотри! Что у тебя там на балконе? Осталось что?
— Старый стол. А в нём — квашеная капуста. Тоже старая. Синяя уже вся. Я её и трогать боюсь — вдруг банки бабахнут.
— Капуста... Капуста!!!
— Ну, капуста...
— Пойдём скорее!!! Скорее на балкон.
— Да время, Наташ! Время не ждёт!
— Как раз ждёт! Надо!

Она тащила Иру за рукав. Та упиралась, потому как всем известно, возвращаться — плохая примета. Наташа никак не могла внятно объяснить:

— Дверь! Капуста! Дед! Он смотрел!

Пыльный балкон проснулся и чихнул, подняв облако забвения. Старый стол рассохся. Дверцы отказывались открываться. Но кто спорит с ведьмой? Наташа достала банки с капустой. С синей, протухшей, квашенной кем-то когда-то капустой.

— Ещё бабушка делала. Деда не стало. А она всё делала. Для кого-то ведь надо жить. И она говорила, что теперь всё для меня. И эти банки для меня. А я, если честно, капусту не очень...
— Безответственная, избалованная дура! Хорошая, конечно. Но дура! Правильно дед сказал!

Ира не понимала, как так получается, что подруга говорит словами деда. Окончательно запуталась в реальности.
Да дура, ну что сказать!

А Наташа стала вытряхивать капусту прямо на пол. И в первой же банке, под самым верхом, оказались завёрнутые в полиэтиленовый мешочек деньги. Вполне себе нормальные тысячи. Сколько... Она падала пачку Ире. Просто интересно. Ну интересно же, сколько?

— Один, два, три, четыре... Десять...
— Ты их крест на крест клади, а то собьешься.
— Десять... Двадцать... Сколько там было? Ага... Девяносто, значит...

Ира насчитала двести тридцать две тысячных бумажки.

— Это что ж получается? Это деньги мои? Или чьи?
— Это тебе от деда на ремонт! Вот теперь всё точно сбудется! Ты на кладбище сходи. Непременно сходи. Не сегодня. Сегодня уже поздно. После четырёх не ходят. Иди завтра. Иди к ним. И там ты сама поймёшь, что им сказать. Я не знаю, как у вас принято.
— И свечки?
— А вы православные?
— Да... Вроде... Так-то мы коммунисты были когда-то.
— Я не могу тебе говорить. Ты должна почувствовать. Будь благодарна своему прошлому. Деду, бабушке. Каждому даётся сокровище, да не каждый может его увидеть.
— Так я и не видела! Я теперь такой ремонт забабахаю! Чтоб и всё остальное сбылось!
— Ну почему дуракам так везёт?
Наташа, засунула руки в карманы, как бы немного сожалея, что чужим счастьем богат не становишься.
— Да дело ж не в том, что я дура. А в том, что у меня есть балкон. Вот этот балкон. С видом на счастье. Только я ничего не видела, пока ты мне открытую дверь не указала.

Наташа зажмурилась ещё раз, контрольный — никого. Прозрачные родственники депортировались в своё измерение. Предназначения были выполнены. Закрылась старая дверь, а где-то в другом месте кому-то открылась другая. Только не всем их дано разглядеть, а остроносые ведьмочки видят. Ну что ж вы проходите мимо?! Вот же она! Дверь с видом на счастье.

 

Оригинал в Facebook автора.