Стамбульские каникулы: успеть до 15 апреля

…Штаны, куртки, глаза, платья до пят, платки до бровей, хиджабы — и всё это чёрное. Выход №9 из зала прилёта в аэропорту «Стамбул Новый» напоминает паломничество в Мекку. Чёрное «море» бузит, волнуется, штурмует грузовой лифт. Исполинские тюки, мешки, узлы, баулы, торбы блокируют все ходы и выходы. Из лифта, как чёрт из табакерки, выскакивает лифтёр, похожий на Бармалея из мультфильма про доктора Айболита. Он сверкает страшными глазами и кричит что-то вроде: «Стой, стрелять буду!» Толпа гнёт свою линию и, кажется, что скоро согнёт. «Бармалей» отсчитывает три турка, восемь чемоданов, пять узлов, и двери захлопываются. Толпа наседает. «Бармалей» закрывает своим могучим телом лифт и растопыривает руки.

…Четыре часа назад в московском аэропорту мы предоставили отрицательные тесты на коронавирус, HES-коды и были допущены на борт самолёта, летящего в Стамбул — он же Византий, он же Царьград, он же Константинополь. За 1700 лет этот город выполнил задачу-максимум: успел побывать древнегреческим полисом, столицей христианского мира, главным мегаполисом Средневековья и столицей Османской империи. Наша задача — успеть побывать в Стамбуле времён Великой Пандемии, пока наверху не передумали.

1

…Первым дар речи обретает муж, потому что у него сигарета изо рта выпала: «Тут вам не Италия!»

В феврале 20-го в преддверии грядущего апокалипсиса мы вот так же, как нынче, «проскочили» в Неаполь: встретили там весёлый праздник Святого Валентина, съездили на могилу Вергилия, обошли вокруг стадиона Сан-Паулу, где «Наполи» продул «Лечче» (билеты нам не продали, потому что мы заявились в кассу без паспортов), и всё — границы с Италией закрылись.

Без прогулок по Апеннинскому полуострову год показался вечностью. Детям снилось джелато размером с Везувий, муж бредил кьянти DOCG. Иногда в его сны приходили пармиджано реджано и пармская ветчина, и он вёл с ними разговоры на итальянском и латыни.

Коронавирусная тоска гнала к солнцу Тосканы, в лавандовые поля, мандариновые рощи, туда, где лечатся морской водой и моционом. Хотелось чужих берегов, какой-нибудь иноземщины. Чтоб в воздухе запах флёрдоранжа, вокруг — античные колонны и мозаики, над головой - Лик Создателя, а в ногах — отполированный тысячами лет и ног каррарский мрамор.

Лететь на Кубу было далеко и страшно, в Танзании проблема с Тицианом и базиликами, оставалась Турция. Не Анталья с полураздетыми обгоревшими соотечественниками, но культурная Византия. Так на исходе марта созрел план: мы едем к туркам…

Приехать к морю в несезон,
помимо матерьяльных выгод,
имеет тот ещё резон,
что этот – временный, но выход
за скобки года, из ворот
тюрьмы. Посмеиваясь криво
пусть Время взяток не берёт,
Пространство, друг, сребролюбиво!

2

Путешествие в несезон избавляет от хаотичных толп и позволяет без свидетелей рассмотреть всё: от античных стен и римских акведуков до трещин на чайном сервизе султана Абул-Азиза и тюльпанов на халате продавца хной.

…В программе стамбульских каникул значились византийские храмы, османские крепости, Айя-София, Голубая мечеть, Долмабахче, Буколеон, Босфор. Чтоб муж уже, наконец, перестал ныть: «Никогда я не был на Босфоре, ты меня не спрашивай о нём».

Бухта Золотой Рог делит Стамбул на два города: азиатский и европейский. В старом, азиатском, сосредоточена вся культурная древность, припорошённая пылью столетий. Обширные руины хранят былое величие и пышность. Дорога вьётся среди византийской, римской, османской эпох. Здесь можно потеряться во времени. На кривых узких улочках лепятся друг к дружке разношёрстные дома из камня, кирпича, дерева. Некоторые вообще стоят на доисторических развалинах. Турецкие «сакли» облепили их, как ракушечник нос поверженного корабля. И глядя на это, начинаешь понимать, отчего Иосиф Бродский называл Стамбул «помесью Астрахани и Сталинабада»…

С другой стороны, надо же людям где-то жить. Да вот хотя бы и на стенах бывшего дворца римских императоров с видом на Мраморное море.

Площадь Султанахмет — сердце старого города — тонет в палитре ярких цветов: розовые примулы, жёлтые нарциссы, кобальтовая синь неба и голубые чалмы Султанахмета.

В незапамятные времена здесь был Ипподром, на котором византийские императоры устраивали гонки на колесницах. Колонна Феодосия — тому немой свидетель. 540-тонный обелиск был высечен в XV веке до н.э. из красного асуанского камня и установлен у входа в храм бога Амона в Фивах. Так фараон Тутмос отметил юбилей своего правления. Об этом говорят надписи на стеле. К слову, храм Амон-Ра сохранился до наших дней, и дотошный турист может отыскать основание, откуда выломали колонну.

Вывезти артефакт из Египта приказал Константин Великий. Он уже было собирался установить его в Александрии в честь 20-летия «восшествия на престол» да вдруг взял и умер. Дело отца продолжил сын — Константин II. Камень привезли по морю на барке в Александрию, где он пролежал 20 лет, пока в 390-м году император Феодосий Великий не приказал доставить его в Константинополь. Во время перевозки случился форс-мажор: 38-метровый обелиск раскололся. Так что на ипподроме установили лишь 20-метровую часть колонны. Что сталось с другими, летописцы помалкивают. Позже нижнюю часть стелы дополнили барельефами на тему «Из жизни Феодосия», а в пьедестал вмонтировали трубу и крепления для сосудов. Так памятник египетскому фараону превратился в фонтан.

Неподалёку от стелы Феодосия высится ещё один колосс Стамбульский — обелиск Константина — 21-метровая колонна из плотно подогнанных друг к другу блоков известняка, скреплённых бетоном. Константин Великий поставил его как временный, пока из Египта доставят фараонский обелиск.

3

Колонне «всего лишь» полторы тысячи лет. В круговерти веков она потеряла 11 метров (в V веке её высота составляла 32 метра), пережила не одно землетрясение, и, надо полагать, переживёт и нас, и нынешнюю пандемию.

В X веке другой император, Константин Багрянородный, велел облагородить колонну и украсил её лавровыми венками и медными листами с изображением побед деда — Василия Македонянина. Вершину увенчали чем-то невероятно красивым, вроде Венеры Милосской. Но, как говорили константинопольцы, недолго музыка звучала. В 1204 город разграбили крестоносцы. «Освободители Гроба Господня» ободрали с памятника всю медь и открутили венки, прямо как нынешние бомжи.

Султан Мехмед II, завоевавший Константинополь в 1453-м, колоннами не интересовался. При нём молодые янычары, предварительно сняв мраморные плиты, лазили по обелиску наверх, чтоб показать свою ловкость. На одной из плит была такая надпись: «Это четырёхугольное чудо света, разрушенное временем, теперь заново создал Константин, чей сын — Роман — слава царства, и сделал так, что он выглядит лучше, чем раньше. Ведь раньше чудом света был колосс на Родосе, а теперь — медный, что стоит здесь».

Стамбул — невероятно вкусный город. В рейтинг самых аппетитных мегаполисов планеты он въезжает на шаурме с бубликом симит, кебабом и баклавой, сочащейся мёдом. Балык-экмек (рыба в хлебе), мидии и чай в стаканчиках-тюльпанах — бонусом.

Ветер доносит с набережной запах жареной рыбы, баранины, каштанов и чего-то многообещающего. Немецкий турист, турок-госслужащий и московская дева — все дружно вкушают свой высококалорийный обед прямо на улице: будь то гигантский дёнер, кокорец (рубленые бараньи потроха в хлебе) или стакан свежевыжатого гранатового сока за 4 лиры (40 рублей).

Непременные участники уличной трапезы — кошки. В Стамбуле все городские тротуары засыпаны кошачьим кормом, уставлены мисочками, баночками с водой, тарелочками и домиками. Иногда нам казалось, что кошачьих домиков больше, чем человечьих.

Отношения жителей Стамбула к животным заслуживает уважения. Здесь мужчины кормят «усатых-полосатых» колбаской и баранинкой, угощают собак сахарными косточками, оставшимися после разделки мяса, и вежливо уговаривают их отведать новое блюдо.

Стамбульские кошки и собаки как бы ничьи, но в тоже время общие. Они ходят и лежат, где только вздумается, и никто не потревожит их отдых, если вдруг сон одолеет их посреди тротуара.

4

По утрам к городской чайной возле нашего отеля приезжал приятный молодой человек с тележкой, гружённой снедью. В стеклянной витрине на тарелочках были аккуратно разложены с десяток сортов сыра, балык, ветчина, варёные яйца, приправы, хлеб, булочки, плошки с мёдом, нугой, ореховой и шоколадной пастой. У турок это называется европейский завтрак.

К обеду витрина уже пустовала, и вместо тарелочек на полках возлежали пушистые мурзики и мурки.

Часам к пяти витрина заполнялась свежеиспечёнными ароматными бубликами, обсыпанными кунжутом, и медовой тулумбой, а к восьми — уставшими за день кошками.

Сын был в восторге от такого «цирка», муж-врач философски заметил, что поскольку кошки кушают исключительно баранину с курицей, они халяльные, и значит, им можно. И вообще, кошки в тележке с едой — это высокая кухня. Жители Стамбула и животные — одно неделимое целое. Они любят и уважают друг друга, так что в их отношениях нет места никакой заразе.