Из жизни турок. Путешествие в пандемию

Продолжение. Начало - читайте - ЗДЕСЬ. 

После перелёта Омск-Москва-Стамбул от пребывания в маске можно впасть в кому. Однако обилие народу на турецкой земле мгновенно отрезвляет. И тут же жалеешь, что не захватила с собой паранджу.

1

Кажется, вся пятнадцатимиллионная османская столица высыпала на улицу и предаётся   суете сует. На каждом углу что-то строят, едят, продают, стоят в пробках, сигналят, ловят рыбу, пьют чай. Стамбул, как душ Шарко, обдаёт волной впечатлений, звуков, запахов. И никакого тебе рёва карет скорой помощи, обезлюдевших улиц и заколоченных ресторанов —  на  самоизоляции пусть сидят  англичане.  

В душе гремят фанфары, а иногда вступает переливчатая арфа…

О том, что пандемия всё же существует, свидетельствуют лишь маски на лицах «турецкоподданных». В Стамбуле все носят маски. И на улицах тоже. При виде праздно шатающегося иноземца  местный житель моментально натягивает средство индивидуальной защиты до бровей и галантно делает шаг в сторону.  А вдруг ты  на спине сибирский штамм привёз?!

***

Чтобы ощутить весь «размах» стамбульской «борьбы» с пандемией, нужно идти на самую известную улицу — Истикляль. В переводе с турецкого это слово означает «независимость». Раньше здесь громко протестовали против всяких  несправедливостей и устраивали эффектные погромы, нынче — тихо спускают деньги.

Истикляль — это рай для шопоголиков длиной полтора километра. Бойцов шоурумов круглосуточно охраняют броневики и крепкие парни с автоматами. На их лицах отчётливо читается: «Трать свои рубли, дорогой товарищ, и ничего не бойся!»

На Истикляле царит несусветная толчея. Как в сказке Ершова про конька-горбунка: «Смотрит — давка от народу./ Нет ни выходу, ни входу;/ Так кишмя вот и кишат,/ И смеются, и кричат». 

2

— И где тут  у них ковид? — поинтересовался муж, прокладывая  дорогу  к обменнику через золотые рахат-лукумные горы, башни из тулумбы и шаурмы.

Вокруг исступлённо кричали  мороженщики, взбивая палками  дондурму. Каштановые «негоцианты» вострыми ногтями сосредоточенно счищали  с обжаренных «фруктов» половинку  кожуры, презентуя, так сказать, товар лицом.  Продавцы лотерейных билетов сулили баснословные выигрыши в 90, 130 и даже 200 мильёнов турецких лир. Бородачи-трюкачи катили тележки с бубликами и печёной кукурузой. Коты неспешно совершали утренний туалет прямо на прилавках с нью коллекшен.

Одноглазый трамвай отчаянно звенел, сгоняя с рельсов  туристов,  мечтающих запечатлеться  на фоне стамбульской диковины. За ним ползла легковушка,  из которой доносились призывы мыть руки с мылом, носить  маски и соблюдать социальную дистанцию. На Истикляле всё это было особенно актуально.

Двери светских учреждений — обменников, магазинов, кафе, ресторанов,  музеев, — равно как и религиозных — синагоги, католической базилики, протестантского храма, мечети — любезно приглашали заглянуть внутрь. На Истикляле  царило всеобщее оживление,  пахло весной, жареной бараниной, новой коллекцией Nike Air, жирным бакшишем и скидками.  А если пахнет, то, как известно,  ковида нет. Но мы, следуя рекомендациям Роспотребнадзора,  всё-таки надели голубые маски, и отныне турецкий  коронавирус нас больше не пугал. Мы чувствовали надёжность, чистоту и неуязвимость.

***

Во времена императоров Истикляль играла роль центрального проспекта Константинополя, в Средние века — главной улицы европейского района Стамбула — Перы. За те несколько столетий, что Пера  была вотчиной генуэзцев, она превратилась в маленькую Италию. Турки переименовали её в Бейоглу, но и сейчас при некоторой близорукости Перу можно принять за Брешию или  Лукку.  

В гостинице «Пера палас» останавливались Сара Бернар, Агата Кристи, Грета Гарбо, Иосиф Бродский. И Байрон, гуляя по Стамбулу, видел те же небеса и ту же Айя-Софию, что и мы.

Когда полторы тысячи лет назад император Юстиниан заказал проект грекам, он пожелал, чтобы его храм был круче Иерусалимского. И для пущей убедительности прибавил, что ангел рекомендовал ему соорудить под куполом три окна в честь Святой Троицы.

Современники называли Юстиниана «недрёманным владыкой», потому что он «не испытывал потребности во сне». Проспав, дай Бог, час, всё остальное время византийский руководитель  проводил «в постоянном расхаживании». Его неустанное бодрствование было направлено только на то, чтобы «беспрерывно и ежедневно изобретать всё более тяжкие несчастья для подданных».

3

Императоры смертны, а их «заказы» не перестают удивлять, заставляя фантазировать, как это было.

В 1054-м под сводами Святой Софии патриарху вручили  папское отлучение от церкви. Патриарх  в долгу не остался и предал анафеме папу,  после чего церкви разделились на православную и католическую.

Здесь хранилась плащаница Христа, пока её не увезли в Турин.

Здесь «пуп Земли» — площадка перед алтарём, где короновали византийских императоров.

Здесь туристы используют в собственных нуждах колонну, исцелившую Юстиниана от головных болей.

Здесь сохранилась гробница венецианского дожа Энрико Дандоло, предложившего разграбить Константинополя. 

Согласно «плану А»  крестоносцы отправились на Восток, чтобы отбить у мусульман Иерусалим,  но по дороге наткнулись на Константинополь, в котором к началу XI века  скопилось больше золота и реликвий, чем в любом другом городе христианского мира. И у «освободителей гроба Господня» возник «план В».

Свидетели тех «славных» событий вспоминали,  что, когда венецианцы побоялись  выйти на берег, 97-летний дож влез на нос галеры и крикнул, чтоб его первым высадили на сушу.

Через год  1 июня 1205 года в возрасте 98 лет Энрико Дандоло скончался и был погребён в Святой Софии, которую успел превратить в католический храм.

Через 248 лет Мехмед Завоеватель велел вскрыть надгробную плиту дожа и бросить кости цепным псам. Султан пристроил к Святой Софии четыре минарета и обратил её в мечеть…   

4

***

Мы в нерешительности стоим у входа в константинопольскую резиденцию римских пап…

Кирпичный храм Святых Сергия и Вакха  — одна из самых древних церквей Стамбула (526-529 годы). Она послужила прообразом для собора Святой Софии. Отсюда второе название храма -  «малая Айя-София». Вероятно, её строили те же мастера – Исидор Милетский и Анфимий Тралльский. Храм возвели на берегу Мраморного моря  неподалёку от императорского дворца (Буколеона)  и церкви Святых Петра и Павла.

«Петра и Павла» снесли в XX веке  во время строительства железной дороги. На развалинах Буколеона  гнездятся турецкие «сакли». А маленькая Айя-София больше пятисот лет как мечеть… 

Когда-то «Вакх и Сергий» были фантастически богаты: стены и купола церкви расписаны фресками и выложены мозаиками, в центре купола - лик Христа Пантократора. Для приёмов в честь иноземных послов Юстиниан одалживал отсюда серебряные светильники на цепях. По легенде, здесь хранились серебряные раки с главами Святого Иоанна Златоуста и святого папы Сильвестра, крестившего императора Константина. Сюда на Пасхальной неделе во вторник приезжали императоры…

Парадный императорский вход  в храм по правилам нынешних хозяев  задёрнут тяжёлой кожаной занавеской. Мы топчемся: войти  или погодить? А вдруг погонят?

Нас интересовали «священные столбы», за которые «цеплялся папа Вигилий».

Когда Юстиниан придумал декрет о церковном единстве, он захотел, чтобы папа его подписал, но папа заартачился. Он убежал в церковь Сергия и Вакха и ухватился за алтарь. А когда солдаты стали тащить понтифика  за бороду и  ноги, его святейшество «вырвал столбы с корнем». Поскольку был «толстым и крупного телосложения».

— Мадам, плис, антранс фри! — перед нами, словно из-под земли, возник турок в синем «адидасе». Снимая обувь, он жестом предлагает последовать его примеру и пройти внутрь.

28 колонн из зелёного и красного мрамора с византийскими капителями, украшенными  затейливой резьбой, на месте. Мы с облегчением выдохнули…

Даже после величественной Айя-Софии, тщательно  выбеленный и укрытый бирюзой ковров, со следами от сбитых крестов и мозаик, с  замазанными фресками и растерявший все христианские святыни храм был потрясающе красив.

Кто-то сверху — может, император Юстиниан со своего балкона, может, замазанный Христос Пантократор — прошептал: «Ну вот, вы и дома». 

Наш добрый «турецкий ангел» сначала пытается говорить по-английски.  Потом включает в мобильнике  переводчик,  набирает фразу по-турецки, а мы читаем по-русски. Мы узнаём про некогда существовавшую в храме крестильню. По словам гида,  в  полу, укрытом стеклом до сих пор бьёт источник, из которого брали воду для крещения. В другом месте (турок приподнимает ковёр) — подземный ход, который ведёт  до самой Айя-Софии. 

Нам  показывают следы от сбитых крестов, которые «кто-то спёр», нежно-розовый кусок потолка, любезно оставленный реставраторами «в назидание потомкам». Задрав головы, мы любуемся  балконом Юстиниана, с которого он наблюдал за молящимся семейством.

Турок смачно сморкается и извиняется: говорит, что буквально неделю назад у него забрали ключи от второго этажа, куда он водил посетителей.  А потом пишет в телефоне: «Вы, христиане,  — хозяева этого храма, я здесь — лишь гость».

Я с удивлением разглядываю «турецкого ангела». Я теряюсь в догадках: чего он хочет? Денег за свою экскурсию?

В ту же минуту наш  гид  раскланивается и исчезает, оставляя меня наедине со своим стыдом и  Вечностью, которую  я увезу  домой и которая  будет напоминать мне  о смутных временах Великой Пандемии.