«…Благодаря Елене Николавне, был Омск чуть-чуть похож на Петербург»

Понятие «культурное наследие Омска» невозможно представить без поэтического творчества Елены Злотиной-Мироновой (1936-1994).

Псковитянка по рождению, ленинградка по образованию, омичка по судьбе, журналист, критик, поэт, заслуженный работник культуры России.

1

…Стихотворение «Не дай мне Бог озлобиться на мир!..», напечатанное в сборнике «Творите праздники души», который вышел в свет в 1994-м году (незадолго до кончины Елены Злотиной-Мироновой), напоминало заклинание. Заклинание это определяло и нерв книги, рождённой (цитирую уже другое стихотворение поэтессы) «на сквозняке обманов и предательств». На страшном и жестоком постперестроечном российском сквозняке, когда возникает ощущение рушащегося мира, «И кажется — заказан путь назад, // А повернёшь — отрады не отыщешь. // Осквернены святые образа, // Покинуты родные пепелища…».

Бытует такое не вполне литературоведческое понятие: «негромкая лирика» (как будто лирика может быть громкой!). Но если — вне понятийности — попытаться несколькими эпитетами охарактеризовать способ бытия поэзии Е. Злотиной-Мироновой, слова «негромкая лирика» я употребил бы всё равно, имея в виду прежде всего чуткую, трепетную атмосферу стихотворений поэтессы, для которых быть громко-эстрадными противопоказано изначально. Потому что в каждом из них — боль, чувство, выстраданность. Начиная с таинства творчества, когда «ещё идёт пора предвосхищенья»; начиная с поры детства, с того момента, когда «ласково берёт меня малая родина в мягкие ладони своих дорог»; через прощение предательств близких людей; через удивление и восхищение миром; со знаменитым пронзительным «Прости, актёр, я ухожу из зала…», — поэтесса словно ведёт читателя по тернистой жизненной тропе, осиянной лучами высокого творчества.

Не может не волновать высокое чувство исторической памяти в творчестве Елены Злотиной. Своеобразные стихи-реминисценции, а точнее (как сама говорила иногда Елена Николаевна) «реалистические фантазии»: будь ли это «Речка Память» с почти «генетическим» воспоминанием о Пушкине; или изумительное по стилю и настроению «Послевоенное лето в Ораниенбауме» с изысканным, но таким естественным из уст поэтессы обращением: «Ваши Величества, зодчие Екатерины Второй!», — мы словно присутствуем, читая эти стихи, в неком Космическом измерении, откуда вся история человеческая видна как на ладони. «Память опять поднимает незримый шлагбаум…». Точнее не скажешь.

…Моя память тоже сегодня «поднимает незримый шлагбаум», и передо мною — 1980-е. Частые встречи, общение: на премьерах в ТЮЗе (я там был завлитом), на заседаниях секции театральной критики, на «капустниках» в Доме актёра, на писательских посиделках. Очень часто – в отделе культуры редакции «Вечёрки» (именно Елене Николаевне я «сдавал» свои материалы для печати). Общих точек соприкосновения было столь много, что даже выстраивалась некая «логическая цепочка». И Елена Николаевна (уже в 90-е) сказала мне с улыбкой, что я — как будто по её следам иду; и сказала это в тот день, когда она пришла «сдавать» мне материал для газеты (я тогда в «Вечёрке» работал). А потом мы вспоминали, как в 1989-м я сменил её «на посту» завлита в Театре кукол, и сел за её стол в крохотной комнатушке старого помещения театра на Ленинградской площади; как печатались рядышком в разных коллективных сборниках (и я тогда даже предположить не мог, что в 2000-м стану председателем секции театральной критики, той самой секции, которую в 1970-е возглавляла Елена Николаевна)… А уж в 1990-м мы оказались даже более чем «рядышком»: в Омском книжном издательстве вышла в свет поэтическая кассета: пять книжечек пяти авторов (у Злотиной — вторая, у меня — первая).

2

…В конце 1990-х в Омской организации Союза российских писателей была оформлена Заявка на получение муниципального Гранта в объявленном городом «Конкурсе проектов и программ общественных организаций». Название проекта была одновременно и сухо-официальным, и скорбно-пронзительным: «Посмертное издание книги Елены Мироновой-Злотиной «Избранная лирика». Сохранил у себя копию этой Заявки, в строчках которой — главное, стержневое: «Понятие «культурное наследие Омска» невозможно представить без поэтического творчества Елены Злотиной-Мироновой, но при жизни ей не удалось издать книги, которая представила бы её как поэта крупного, далеко не «областного» масштаба... Издание книги «Избранного» позволит не только отдать дань уважения и благодарности талантливому омскому поэту и сохранить её творчество для Будущего, но и сделать поэтессу участницей современного литературного процесса, тем более, её стихи уже изучаются во многих школах...». Огромное количество самых уважаемых людей города подписалось в письме-обращении в поддержку этого издательского проекта: народные артисты России Юрий Ицков и Георгий Котов, заслуженные артисты России Светлана Бородина, Владимир Витько и Василий Евстратенко, заслуженные работники культуры РФ Виктор Закиров и Виктор Вайнерман, краеведы, писатели, музыканты, художники, учёные, преподаватели… Её знали все. Как и она в своё время знала каждого…

1979. Е. Злотина ведёт Вечер, посвящённый 10-летию секции театральной критики Омского отделения СТД РФ

1970-е. Марк Мудрик, Елена Злотина и Марк Захаров. Театр «Ленком» на гастролях в Омске

…Вновь листаю и перечитываю изданный на излёте прошлого века на Грант администрации Омска (спасибо, город!) сборник стихов Елены Злотиной-Мироновой «А может быть, счастье…». Сборник, который действительно ярко и зримо представил творческое наследие поэтессы, «вневременное» и до озноба современное, ибо о чём бы ни писала она, речь всегда шла о вечных понятиях — Душе, Родине, Доброте, Памяти…

Её стихи «шагнули» вместе с нами в новый век, став уже «литературным наследием». И так же в новом веке вместе с нами — благодарная память о ней.

И ещё в память о Елене Николаевне — фрагмент из её публицистического монолога «День и Вечность. Раздумья в тревожную весну» (сборник произведений омских писателей «Складчина - 1», 1995 год; один из редакторов книги — Елена Злотина; эта публикация оказалась для неё… посмертной):

«Много лет меня преследует один и тот же сон. Я плутаю вокруг Псковского кремля. Он совсем рядом; громада Троицкого собора, чьи серебристые купола видны за сорок вёрст окрест, словно нависает надо мною. Я плутаю какими-то незнакомыми улочками, тупиками, заросшими ольхой оврагами и никак не могу найти ворота. Мне становится страшно. Неужели я никогда не войду в Соборный сад, не поднимусь на любимую свою башню Кутекрому? Там остались детство моё, юность моя, первые рифмованные строчки, первый священный трепет восхищения прекрасным раздольем России. Оттуда, с высоты Кутекромы, — широкий обзор городских окраин — Завеличья (за рекой Великой) и Запсковья (за речкой Псковой), такие манящие дали, такие явственные среди летящих облаков голоса славного и горестного былого… Я плутаю долго, и никак не могу найти ворота, и бессильно плачу, и… просыпаюсь в слезах…

Неужели — больше никогда?!

Ночами зыбкую пелену сна часто прорывает это страшное слово.

Никогда больше я не обниму своих петербургских родных <…>. Никогда не пройдусь в полусвете белой ночи вдоль Невы. Не окунусь в зелёные и беломраморные аллеи Летнего сада. Не укроюсь от дождя в волнующе колоссальной колоннаде Казанского собора. Не посижу на гранитной скамье у озерца в ораниенбаумском парке, напротив изящного Китайского дворца, в окружении Аполлона и Афродиты, Артемиды и Нарцисса… Больше никогда, потому что не по нищенской моей пенсии такая поездка…

Не дай мне Бог озлобиться на мир,

3

Приговорённый к нищете и грязи,

Не дай мне Бог забыть навеки, разом

Доверчивое, чистое: «Возьми!»

Возьми — утешься, обрети, владей,

Не поминай о долге и о сдаче!

Каким бы беспросветным ни был день,

Не дай мне Бог извериться! Иначе —

Иначе я оглохну навсегда,

Иначе онемею и ослепну,

Иначе лягут за спиной года

4

Холодною и жалкой горсткой пепла…

…Этот материал я хочу завершить стихотворением, написанным в память о Елене Николаевне Злотиной-Мироновой. Я написал его двадцать лет назад, в начале 21-го века…

***

Я понял это поздно и не вдруг,

а лишь когда в дому закрылись ставни:

благодаря Елене Николавне,

был Омск чуть-чуть похож на Петербург.

Скажу иначе: ей благодаря, —

на лике Омска проступали блики

эпох и лиц, прекрасных и великих…

И ощущали мы, что мы — не зря.

И город не казался — как изъян

на карте мира, звёздами богатой.

Вплывали в Омск воздушные фрегаты,

и нам махал рукою Капитан,

и сразу в Вечность день переходил,

и пред душою был открыт шлагбаум

в Михайловское, в Ораниенбаум…

И Пушкин нехрестоматийным был.

Неправда то, что «горе — не беда».

Беда! Беда, которая не канет.

К исходу век. Куда ж вы, могикане?..

Посмертный сборник… Тот, что навсегда.

Душа, запечатлев себя в стихах,

уходит из партера на галёрку.

И на душе — томительно и горько.

Как привкус «Беломора» на губах.

Но знаю, — если вдруг замкнётся круг,

себя спасу я мыслью стародавней:

благодаря Елене Николавне,

был Омск чуть-чуть похож на Петербург.

И брошу взор в кошмар грядущих дней,

построю планы, обозначу сроки…

А в сердце бьются злотинские строки:

«Но что мне делать с памятью моей?..»

____________________________________

Елена Николаевна Злотина-Миронова родилась 28 апреля 1936 года в посёлке Фабричный Новгородской области. В 1960 году окончила отделение журналистики Ленинградского университета.

Работала корреспондентом, зав. отделом, литконсультантом в газетах «Омская правда», «Вечерний Омск» (с момента рождения газеты), завлитом в кукольном и музыкальном театрах Омска. Автор поэтических сборников «Слушайте музыку стоя» (1966), «Просторы тишины» (1990), «Творите праздники души» (1994), «А может быть, счастье…» (1999, посмертное издание).

Член Союза российских писателей, Союза журналистов РФ и Союза театральных деятелей России. Заслуженный работник культуры РСФСР.