Ляля Помидорова

Продолжаю наблюдать людей и их удивительные характеры.

Я буду держать себя в руках и изображать спокойствие. Но я буду беспокоиться, тревожиться и обмирать при малейшем твоём писке или твоём отсутствии.

А тут мы, значит — немец, киргиз и еврей, как персонажи анекдотов, собрались как-то и дурака валяем. Полируем свою беспросветную бесшабашность.

Певица и жил-был художник один. Так началась их история. Потом он спился... 

Это Сибирь. Детка. Она вся из парадоксов. Здесь всего вдоволь. Двойные сплошные так занесены снегом, что неизбежно становятся прерывистыми или исчезают, вовсе.

Мужчины, это-да. Это сила. Непонятная, правда.

В этой заметке мой отец жив. И молод. Он умер тринадцать лет назад 21 октября.

Это понятно, объяснимо, простительно. Мы, художники, такие люди, что вам и не снилось. Ага.

Потому что кроме меня, похоже, о нем никто не вспомнит. Разве что в форме устного народного творчества, непечатно и по пьяни.

Ещё одна, не менее важная для нас новость: мы завершили работы по изготовлению и монтажу памятника (не люблю это слово, но как его ещё назвать?) моему другу и учителю, архитектору Геннадию Петровичу Арбатскому.

Вчера я купила часы. 1954 года издания, орловского завода. Настоящие настенные механические часы с маятником, которые нужно заводить один раз в неделю маленьким ключиком.

Сегодня я стала частью экспозиции, потому что один из залов оформили предметами из моей уже жизни. 

Она удивительная. Фарфоровая. В её крови смешались две, корейская и якутская. Она похожа на японку, с этим своим резким, для азиатки, профилем.

Портится всё, коллеги мои. Вот мы с вами, например. Такие опасно-хрупкие, хитином внутрь. Рождаемся, едим, растем. Набираем общественный и просто вес. Получаем жизненный опыт. И если повезет, иногда он нам впрок, да? Но... 

Люди обнимаются и потом целуются. Взасос. В мае, в сумерках как не целоваться? Обязательно.