Сложносочиненное

Режиссёр Петр Шерешевский взял три пьесы современных драматургов и соединил их, но не последовательно, как можно было предположить, узнав, что спектакль идёт в три акта с двумя антрактами. Три истории развиваются параллельно. Впрочем, слово «развиваются» здесь, пожалуй, не совсем точно. Герои драматургов Тони Яблочкиной, Ивана Антонова и Игоря Яковлева существуют словно в дурной бесконечности, из которой хочется выпрыгнуть, но не понятно, как это сделать.

Благополучный Алексей (Руслан Шапорин) испытывает отчуждение по отношению к близким — жене и сыну. Поставив на паузу (видимо, в связи с пандемией) бизнес в Москве, он с семьёй оказывается где-то в Подмосковье, где купил землю и трактор. Но это, как выясняется, никому не нужно. «В Москву! В Москву!» — кричит жена (Алина Егошина). Сын (Леонид Калмыков) живёт первыми радостями и горестями взросления. Да и сам Алексей здесь, как застрявший в грязи трактор: «Живу просто так». Жена упрекает его в том, что он ни принимать, ни проявлять любовь не умеет, но признаёт, что и сама такова. Впрочем, «у него была собака, он её любил»: только выгуливая своего Бакса, он испытывает покой. Надолго ли? Почему вдруг начинает делать попытки опекать бывшую подчинённую (Кристина Лапшина), с которой в офисе и не общался? Случайно ли и у неё, и у жены Алексея одно имя — Лена, или это сублимация, попытка выйти из разрушенных отношений через создание новых? Но если он ищет новых отношений, почему отвергает «нападение» юной, дерзкой и влюблённой Маши (Мария Макушева)? Или он уже не верит в то, что может хоть что-то изменить?
— Что будет, если я сегодня умру? — спрашивает он.
— Ничего, — честно отвечает влюблённая Маша.

Музыкант Толик (Егор Уланов) в творческом кризисе. Публика пока не понимает его произведений, а ему так хотелось рассказать, что именно сейчас, правда, только во сне, он восстанавливает отношения с умершим отцом. Жена (Мария Токарева), как выяснилось, в первую очередь — продюсер, и музыкант в творческом кризисе ей не нужен. Толик таксует, чтобы вернуться в родной Воронеж и отмстить прапорщику Кувшинову, сломавшему когда-то его гитару. Навигатор-Алиса красивым голосом Екатерины Потаповой всё время предупреждает: «Вы отклонились от маршрута», — но кого бы и куда бы он ни вёз, маршрут предлагается всегда один и тот же. Остаётся лишь напиваться с другом Семёном (Иван Курамов) и отбиваться от телефонных звонков обеспокоенной его образом жизни мамы. Впрочем, Толик всё же доезжает до Воронежа, но в его жизни ничего не меняется. Разве что напивается он теперь с бывшим сослуживцем Шкуркиным (Олег Теплоухов), тем более, что и повод есть: поминать ушедших, «как положено музыкантам, от водки» друзей. И ждать встречи с ними...

Валерий Петрович (Николай Михалевский) восхищается своим ровесником и тёзкой Валерием Леонтьевым, до сих пор лихо поющим про «светофор зелёный в жизнь влюблённый». А сам он с жизнью прощается. И прощается со своим дачным участком, который начинал когда-то обустраивать вместе с покойной женой. Вроде бы, он — в кругу семьи: дочь (Екатерина Потапова), зять (Александр Гончарук), внук (Андрей Агалаков), его девушка (Вера Фролова). И близкие, вроде бы, готовы выполнить его волю — снести самую старую яблоню. Но насколько они искренни? Почему их бытовые, в общем-то, диалоги — про поиск резиновых сапог, про то, как лучше подпиливать корни старой яблони и т.п. — предстают то в виде академического выступления во фраках и концертных платьях, то в виде песен и танцев участников народного ансамбля — в сарафанах, косоворотках, под гармошку? Чувствует старик нарочитость, «концертность» их поддержки? Может, поэтому решает вообще избавиться от сада и продать его? Последний монолог Валерия Петровича — это постепенный отказ от жизни, добровольный уход. И здесь не важно, о чём он говорит, важно, что мы видим процесс угасания жизни... Но... Издали доносятся крики валящих старую яблоню родственников, и с воплем: «Не так надо!» — Валерий Петрович резво (Леонтьев бы позавидовал) устремляется к ним, исправлять ситуацию. Или в миры иные? Это уж каждому зрителю решать самому.

Вот такие разные истории переплетены в этом спектакле. В едином для всех героев пространстве сцены они разворачиваются параллельно. Пока одни, выхваченные светом, ведут разговоры, ссорятся и мирятся, другие на время остаются в тени, но могут продолжать заниматься своими делами — собирать пазлы, выпивать, играть в нарды, да просто спать. А потом свет выхватывает их, и продолжается прерванная на время другая история.

Поскольку герои пребывают в состоянии потерянности, то одна история как бы подсвечивает другую, усиливая ощущение бессмысленности существования, переживаемое каждым. Чувство, понятное дело, не из приятных. Неслучайно режиссёр предупреждал, что не собирается доставлять зрителю удовольствие и «поглаживать его по шёрстке». Не каждый ждёт от театра именно этого. Моя приятельница, например, ушла с середины второго акта: «Зачем мне груз чужих проблем? Моих там не было, а знакомиться с чужими, когда и своих-то немало, не хочется!». Но ведь и такое резкое отторжение — тоже яркая неравнодушная реакция. Большинство зрителей, конечно, остались до конца спектакля, ведь интересно не только о чём эти истории, но и как они рассказаны.

С одной стороны, там многое передано условно. Скажем, собака Бакс здесь — огромное, как конь, белоснежное изваяние. Алексей усаживается на неё верхом, и только растянувшись на её спине и обняв за шею, может успокоиться. Этот символ безусловной любви возвышается над погрязшими в мелких дрязгах людьми... А, например, для поездки Алексея или Толика на автомобиле достаточно пары стульев и немного соответствующих звуков: захлопывающейся дверцы, гудящего мотора, визжащих тормозов. И чуть-чуть пантомимы: рука на несуществующем руле, нога, жмущая на «педаль»... А прекрасный сад Валерия Петровича — вообще всего лишь мастерски выполненный макет. Сидит старик за огромным столом и рассматривает его. Может быть, уже оттуда, с неба позднего августа? Не случайно же герои существуют в белёсо-бесцветном пространстве сцены. Может, всем им уже оттуда грезится их земная жизнь?

С другой стороны, здесь есть и документальная достоверность. Те, чьи истории в данный момент на паузе, становятся ещё и видеооператорами: две камеры постоянно наблюдают за происходящим, а мы одновременно видим и общий план сцены, и крупные планы героев на большом экране над сценой. А когда камера наезжает на макет сада, он становится живым, настоящим, и мы понимаем, как он прекрасен!

Такое соединение театральной условности и свойственной кино достоверности потребовало от актёров искать особые средства выразительности. И они отлично справились! Скажем, «дуэль» Алексея и Маши. Они едут в машине, и девчонка вдруг начинает «завоёвывать» «дядю Лёшу», признаваясь ему в любви. Мария Макушева за словами прячет целую гамму чувств своей героини, но крупный план не обманывает: здесь и отчаянная смелость, и самоирония, и разочарование, и надежда. А главное — полнота жизни. Контрастируют с этим крупные планы Руслана Шапорина: почти лишённое мимики лицо, неподвижный взгляд... Но за этим «почти» — такая бездна! Такая отрешённость от живой жизни! И так, практически, с каждым героем: в крупных планах проявляются полутона, открывается скрытое, порой, и от самих себя.

Не только остроту документальности создаёт присутствие камер, но и рождает образы. Вот Алексей и Лена сидят за столиком кафе. Интерьер заведения украшает птичья клетка, и камеры направлены на героев через эту «преграду», поэтому на экране в клетке оказывается каждый из них. Что это за клетка? Она у каждого — своя. Можно ли из неё вырваться? И на это ответ у каждого свой. И на сцене, и в зрительном зале...

16+

_{Оригинал на странице автора ВКонтакте.}