Наложить вето на изменения в закон «О психиатрической помощи»!

Сбор еще продолжается. Мы трое суток сверяли, перепроверяли, обновляли данные. 25 тысяч — это капля в море, но это живые реальные люди, которым не все равно!! И это очень много!

Конечно, я и сама думаю, что это всего лишь ещё одна петиция в интернете, ещё одно письмо, которое вряд ли что-то изменит. Но все-таки… Это очень сложная тема, пугающая и незнакомая. И время сейчас очень сложное — пережить бы. Нет сил на других… И вот тысячи и тысячи человек, оказывается, вовсе даже не закрывают глаза, а наоборот, еще и других призывают изменить отношение к тем, кому мы все должны помогать, но вместо этого обрекли на унижение и забвение еще при жизни. Каждая подпись — это борьба со слепотой и равнодушием. Это уже изменения!

Я знаю, что происходит в интернатах, я знаю, сколько свидетелей и свидетельств происходящему сохранено — тысячи фотографий даже в моем телефоне. И все эти свидетельства — про равнодушие и нелюбовь.

Я вспоминаю первые видео Насти Немцовой – девочки-женщины (ей 21 год, но весит она лишь 19 кг, а ростом с 6-летнего ребенка). Настю забрали в семью из печально известного ПНИ №10 в Питере. Спасли, хотя она должна была стать следующей в списке погибших истощенных брошенных инвалидов. Ее новый опекун — Саша Альбертовская — прислала мне видео в первую же ночь настиной жизни «на воле»: Настю кормят из кулинарного пакета, такого конуса без носика, из каких обычно выдавливают крем на торты. Это Саша придумала специально, чтобы кормить Настю, потому что у нее нашлись время и любовь на додуматься. У Насти — неоперированные заячья губа и расщелина верхнего нёба, ей тяжело глотать, вода и еда могут попасть в нос или вытечь изо рта. Я пересматриваю это видео и вижу, как жадно Настя ест, жадно, до слез, ест, потому что не может утолить накопившийся голод. Настя придерживает этот мешочек неумелыми руками, злится, давится, не отпускает пакет, кричит, когда его отодвигают, чтобы вытереть рот или наполнить снова. В ПНИ Настя била себя руками по голове и шее — отвлекала себя болью от голода. В ПНИ Настю связывали, чтобы она не била себя по голове и шее, и она не била, так как лежала связанная. Но связанная или нет — конус никто для нее не придумал, и еда продолжала валиться мимо и вытекать, а Настя продолжала худеть… Насте повезло, потому что мы узнали про нее, потому что неравнодушие Александры Альбертовской не позволило директору Веревкину продолжать лгать: Настя худела не от болезни, а от голода.

Я знаю о случае в ПНИ, когда пожилой мужчина вскрыл себе живот, и его не успели спасти. Он умер из-за того, что персонал унижал его, бесконечно запрещая выйти на прогулку и увидеться с друзьями. Он не мог выйти на улицу, не мог обнять тех, кому был нужен, не мог найти поддержки ни у кого из персонала, он оказался в рабстве посреди страны, которая строила дороги, улучшала качество жизни, реализовывала нацпроекты и сдерживала инфляцию. Он оказался в учреждении соцзащиты без защиты и без прав, и не смог, не нашел решения лучше, чем вспороть себе живот — потому что не был больше никому нужен. Он не дождался появления «Службы защиты прав». В причинах его самоубийства никто не стал разбираться. Система просто-напросто не заметила еще одной смерти. Помер один, завтра на эту койку пришлют другого. Проще не замечать, чем любить.

В 2016 году после новогодних каникул в одном из ПНИ покончила с собой девушка, у которой был синдром Дауна. После выписки из психиатрической больницы ее заперли на все новогодние и рождественские праздники в помещении изолятора. На 18-й день заключения, 12 января, она покончила с собой, повесившись на больничном халате, забытом в палате кем-то из персонала. По внутренним правилам того ПНИ любой человек, который приехал в интернат после больницы или домашнего отпуска, должен был провести три дня в карантине. Но три дня превратились в восемнадцать. Кровать, ведро для мочи и больничный халат. «Умер еще один ПСУ». А ведь это случай беспрецедентный: суицид человека с синдромом Дауна — это невероятная редкость, так как слишком уж это добродушные и добросердечные люди.

В ПНИ — в психоневрологических интернатах — не живут опасные психи. Вообще. Их там нет. При этом, в структуре инвалидности в нашей стране психоневрологические состояния занимают более 60%. Просто по запросу в Яндексе «психоневрологические заболевания» я нашла синдром Дауна, синдром Аспергера, аутизм, детский церебральный паралич, эпилепсию, гидроцефалию, шизофрению, биполярное расстройство, энурез, школьную дезадаптацию, заикание и массу всего ещё — грустного, тяжелого для родных, но совершенно для нас с вами неопасного. В ПНИ живут несчастные и одинокие инвалиды, выросшие, но не повзрослевшие из-за социальной депривации дети-сироты, брошенные старики, мужчины и женщины с деменцией и болезнью Альцгеймера, которые перестали узнавать своих близких; живут те, кого раньше можно было встретить в каждой деревне — те, кого притеснять было грешно («обидели юродивого, отняли копеечку»); живут люди, не справившиеся с темпом и уровнем напряжения современного мира, живут мужики, прошедшие Афган или Чечню и не сумевшие встроиться в мирную жизнь после войны, или контуженные и оставленные родными из-за невыносимости совместного проживания с «контуженным на всю голову».

Мне сто раз говорили: Нюта, не лезь. Ты понимаешь, это огромные суммы, сэкономленные на инвалидах за счет того, что никто не борется за них и не требует для них лечения или положенного им отдыха, не требует соблюдения их прав на образование и работу; что это тысячи квартир, не предоставленных государством сиротам, которых проще и дешевле отправить гнить в ПНИ, признав недееспособными; это выморочное имущество на сотни миллионов рублей, возвращённое в федеральный бюджет после смерти тысяч и тысяч брошенных в ПНИ одиноких инвалидов, сирот и стариков. Всего этого я не знала, поэтому - влезла. Я не могла тогда знать, что увижу в интернатах тысячи забытых и ненужных сирот и стариков, голодных, лишенных личной одежды, лишенных человеческого достоинства, словно в настоящем концлагере — ведь их даже не называют по именам. Разве это возможно, если государство выделяет на их содержание столько денег? Да очень просто. Если система закрыта и полностью лишена прозрачности, если за забор попали одинокие люди, за которых никто не переживает во внешнем мире, то превратить их в скот намного дешевле и проще, чем заниматься инклюзией и воспитанием в обществе толерантности к человеческой немощи и инаковости.

Я еще раз прошу — каждого — подпишите наше письмо. Может у нас и не получится остановить узаконивание беззакония, но все же — надо пытаться. Сегодня в законе «О психиатрической помощи» прописана возможность защищать права людей в интернатах силами специально для этого созданной службы, а нововведения эту службу упраздняют. И это вместо того, чтобы сделать ее работу обязательной для каждого региона!! Вымарывание из закона статьи о создании специальной, независимой от поставщика услуг, Службы защиты прав людей с психическими нарушениями — нарушает все десятилетиями существовавшие между государством и обществом негласные договоренности о том, что можно, конечно, закон нарушать, но если уж правда вылезет наружу — ответишь. Если в законе такой службы не будет, то не будет и способа контроля. А раз нет контроля — нет нарушений. Нет нарушений — нет наказаний. Значит — никто ни в чем не виноват, да и вообще, «не слушайте их — это же ПСИХИ».

Сегодня мы отправились на очередное заседание в Думе. Бороться, договариваться, неся все ваши 25 513 подписей. Неся письмо, которое может быть и сможет что-то изменить. Если вас будет больше, то нам будет легче. Мы будем знать, что нас много, что мы не сошли с ума, что делаем всё, что можем. И что нас там не двое в зале, а 25 тысяч.

Оригинал - в Телеграм-канале автора