Сегодня ровно сто пять лет со дня рождения моей бабушки Полины

Сегодня ровно сто пять лет со дня рождения моей бабушки Полины. Она родилась старшей дочкой в семье. Но счастливого детства ей досталось совсем немного. Отца, ветеринарного врача, приговорили к лагерям за порчу колхозного скота. Усадьбу сожгли, и осталась моя прабабушка Вера без крова над головой и с четырьмя девками на руках. Выжили.

Почти всю жизнь бабушка провела в полях. Сначала – потому что больше некому было – война, потом командовала вернувшимися с фронта мужиками. Агроном. Коммунистка. Депутатка. Вечный борец за справедливость.

— Она любила тебя больше всех на свете, — вспоминает мама.

Я помню. Бабушкин домик с зелеными деревянными воротами, высоким крыльцом, двумя печками, сенями, погребом и мохнатыми елками под окнами. Разноцветные кружки. Радиола с постоянно заедающими пластинками. И огромная пуховая перина, каждый раз взбивавшаяся, перед тем, как лечь спать.

Бабушка поднималась задолго до первых лучей солнца. Проснешься, а печка уже трещит, и несут тебе теплые валенки, и кутают в шаль, а на столе уже горячие пирожки и чай с земляничным вареньем. Высший сорт. Без жопок.

В детский сад я отказалась идти наотрез и бегала, как хвостик, за бабушкой по всей деревне. Она весь день крутилась, как волчок. В сельсовет, в больницу, с бидоном за молоком, на картоху, на похороны, к сестрам. А вечером я расчесывала ей волосы гребнем, заплетала на ночь тоненькие косички, а она рассказывала мне разные истории. Все байки были из жизни. Про свою рабочую лошадку, которой моя мама в детстве любила расчесывать хвост. Про то, как баба Лиза ушла на фронт шестнадцатилетней девчонкой с поддельными документами. Про то, как она придумала разбить в деревне маленький парк, а дядя Женя посадил там первое дерево в день своей свадьбы. А племянник дядя Гена со своим другом тоже дядей Геной так напились, что забрались прямо на водонапорную башню. И всю ночь пели песни. А утром все думали, как их оттуда снять.

Больше всего я любила перебирать комоды и сундуки, где хранилось мое приданое – шелковые комбинации и простыни с кружевом. И бабушкино «похоронное». Каждый год в нем менялись только тапки, которые вдруг срочно требовались кому-нибудь в больницу. И становилось больше платков.

А потом родители переехали. А когда я пошла в школу, бабушка почти сутки добиралась к нам с четырьмя пересадками и ведром с георгинами, золотыми шарами и гладиолусами, чтобы в первом классе у меня был самый красивый букет.

Я считала дни до летних каникул. Наши с братом игры собирали полдеревни детей. Деревянные ворота ходили ходуном от «вышибал», мы били стекла, топтали грядки, проваливались в погреб, съедали в огороде весь паслен и мучались животами. На Тюкалинском автовокзале мама заставила нас с братом звонить из телефона-автомата и просить у бабушки прощения за свое поведение. Я рыдала в трубку навзрыд, а бабушка плакала в ответ, потому что ей жалко было плачущую меня. И потом еще долго обижалась на маму и больше никогда ей про мои косяки не рассказывала. Последний ее подарок мне был настоящий «взрослый» велосипед «Урал». С рамой. Копила весь год.

Она умерла в ноябре. Легко. Сестра пришла за ней в баню, бабушка домывала пол. Выпрямилась, вскрикнула и тут же упала – сердце. Помню, как я собирала разноцветные кружки и коврики, чтобы не затоптали. А потом тихо плакала в темноте за комодом. И больше никогда туда не возвращалась.

Последний раз я была в этой деревне несколько лет назад. Мне рассказали, что бабушкин дом продали в очередной раз каким-то алкашам. И он почти развалился, и даже несколько окон в нем просто заколочены досками.

— Давай съездим, посмотрим, — сказал троюродный брат. Я наотрез отказалась. Я хочу, чтобы в моей памяти навсегда остался маленький сосновый домик с высоким крыльцом, зелеными воротами, двумя кирпичными трубами и деревянными ставнями. И мохнатые елки в палисаднике. И скамейка с ватным одеялом на заборе, чтобы не дуло в спину. И пыльная дорога с поворотом у водокачки, по которой я иногда бегаю в своих снах.

_{Оригинал — на странице автора ВКонтакте.}