Не на небе — на земле жил Ершов…

Судьба была к нему «сказочно» щедра: в юности в один год потерял отца и единственного брата Николая, следом – мать. Три раза женился, двух жён похоронил. Имел четверо усыновлённых и пятнадцать собственных детей, из коих до совершеннолетия дожили лишь четверо… Вот такое «сказочное» начало биографии. Но никто Ершова не спрашивал, какой крест ему сподручней нести…

Сам неистовый Виссарион разгромил «Конька-горбунка» в лучших традициях революционно-демократической критики. Зато «наше всё» порадовался звонкому четырёхстопному ямбу молодого студента: «Этот Ершов владеет стихом, как своим крепостным мужиком». А после знаменитой сказки «ничего значительного придавленный бытом Ершов более не написал». Семья. Служба. Дети. И сибирские снега. До горизонта и до конца жизни. И это тоже была плата за талант, за великую славу его «Конька»…

1

А начиналась сказка на берегах Иртыша. В два с половиной года Петруша — не то третий, не то четвёртый ребёнок в семье станового исправника Павла Алексеевича Ершова — попал в Омск. Жили в своём доме, только вот где он стоял: на территории ли крепости, в Кадышевском ли форштадте – доподлинно неизвестно. Болезненный – его и крестили-то прямо в день родин, опасаясь, что, не ровен час, отдаст Богу душу, — впечатлительный, легкоранимый, тащил матушку на базар с диковинными зверями. Во все глаза глядел на бухарские караваны с верблюдами и мохнатыми низкорослыми лошадками. Особенно полюбились печальные длинноухие ослики. «Кабы ему два горба на спину, да самому меж ними сесть, уместился б я там?» — теребил маменьку. «Уместился, золотко», — кивала Евфимия Васильевна.

Шли к Иртышу, где на самом дне лежал ларец с перстеньком, про который знали только маленький Петруша да «чудо-юдо рыба-кит» — о нём берёзовский купец Нижегородцев папеньке сказывал. Гляжу, говорит, на берегу моря Карского — зверь, «рубленный ненцами на корм собакам». Вот те крест! Ну чем не сказка: «Все бока его изрыты, частоколы в рёбра вбиты, на хвосте сыр-бор шумит, на спине село стоит»! Впечатления ребёнка – самые яркие, самые запоминающиеся…

Ершов возьмёт из странствующего своего детства толику Безруково, крупицу Петропавловска, пригоршню Берёзова и немного Омска, чтобы сотворить такую сказку, которую ни до, ни после него никто не придумает... 

Из Берёзова в другой раз вернулись в Омск: отца семейства назначили советником казённой экспедиции Омского областного правления. А в апреле 1827 года двенадцатилетнего Петрушу вместе со старшим братом Николаем снарядили учиться в единственную в Западной Сибири Тобольскую гимназию, которой руководил Иван Павлович Менделеев, отец будущего знаменитого химика.

Братья жили в доме богатого дядюшки — купца Николая Степановича Пилёнкова. А уж он-то, будьте покойны, сестрица Евфимия Васильна, души не чаял в племянниках: хошь до седьмого поту чай с баранками швыркай, хошь на голубятню лезь. Ну Петруша и постигал науки. По мере сил и надобности. Любимым занятием гимназиста Ершова было обстреливать прохожих репой, спрятавшись за «Венерку» — выточенную из дерева фигурку Минервы, украшавшую здание гимназии.

Много позже Пётр Павлович признавался, что не владеет свободно ни одним иностранным языком, а латынь так вообще на дух не выносит. Мёртвый язык и всё тут! И когда отца по делам службы перевели в Петербург и Ершов пошёл поступать в университет, на историко-филологический его не взяли. Из-за слабых знаний европейских языков. Приняли на философско-юридический — и на том спасибо. Прилежанием, увы, не отличался: премного ленился. Злые языки говорили: окончил университет благодаря «неизъяснимому везению»: на экзаменах попадались те билеты, которые он знал.

«Конька-горбунка» написал, выполняя что-то вроде курсовой работы. Показал любимому преподавателю — профессору русской словесности Петру Плетнёву, а тот на следующий день вместо лекции прочёл первую главу сказки. Дальше – хрестоматийное: простой и звонкий слог Ершова заворожил лёгкостью «солнце русской поэзии», от которого тотчас было получено благословение. В октябре 1834 сказку опубликовали отдельным изданием и продавали по цене 5 рублей за экземпляр. Так Ершов в один день стал известен всей России.

2

После оглушительного успеха стал вхож в литературные салоны, общался с Пушкиным, Жуковским. В декабре того же счастливого 1834-го к печати была одобрена первая часть его поэмы «Сибирский казак», а затем и вторая. Ершов публиковал лирические стихотворения, удача сопутствовала ему, он почти уверовал, что его призвание – писательский труд. Но человек предполагает, а Бог располагает. Не получив «желаемую должность», «из-за плачевного финансового положения был вынужден вернуться в Тобольск». В провинцию, на периферию, где всё дышало пылью, тленом и скукой, да в окне — луна и снег. Бывает же такое странное сочетание…

Отлучённый от шумной столицы, университетских приятелей, писательского круга, блестящих литературных салонов, он признавался в письме другу: «Хожу, как угорелый, из угла в угол и едва закуриваюсь табаком и цигарами. Читать теперь совсем нет охоты, да и нечего». И только в предутренние часы, когда не знаешь, на каком ты свете, проснулся или спишь, сон или явь, Ершов вдруг ясно начинал понимать, что мог бы пойти по иному пути…

Директор Тобольской гимназии Качурин, на чьих нивах ему предстояло начать трудовую биографию, вызвал в кабинет. Дабы с близкого расстояния рассмотреть, как выглядит петербургская знаменитость. А выглядел Ершов, надо заметить, обычно, ничего сверхъестественного: круглое одутловатое лицо, подслеповатые глаза за круглыми стёклами очков, залысины на широком лбу… И с каким же удовольствием потом этот Качурин при всякой возможности «делал нервы» столичному «выскочке»! Да, и места учителя словесности, голубчик, у нас нет! И в ближайшее время не предвидится! Пришлось преподавать гимназистам ненавистный ему латинский язык…

Что ещё? Молодой учитель влюбился. И долго ждал согласия на брак от Серафимы Александровны Лещёвой – вдовы с четырьмя детьми на руках. Наконец для двадцатичетырёхлетнего Ершова наметился хоть какой-то смысл жизни: заработать денег, чтобы прокормить семью.

Счастье было недолгим: на всё про всё судьба отвела ему с первой женой пять лет. Сначала умерла дочь Серафима первая, названная в честь матери, через год родилась Серафима вторая, но и она, увы, скончалась во младенчестве (Была ещё одна Серафима, третья, – дочь от второй жены, но и она прожила недолго: видимо, само имя «Серафима» было какое-то несчастливое для Ершова). Следом молодой отец похоронил сына Ванечку, а четвёртые роды разом отняли у Ершова и горячо любимую жену и сына Павлушу.

Через полтора года он вновь женится, но и эта семейная идиллия будет недолгой. Вторая супруга сказочника, Олимпиада Васильевна Кузьмина, оставила мужа, четверых детей и божий мир в возрасте двадцати двух лет. Но Ершов не роптал и терпеливо нёс свой крест, о чём поведает в стихотворении

Не дивитеся, друзья,
Что так толст и весел я:
Это — плод моей борьбы
С лапой давящей судьбы;
На гнетущий жизни крест
Это – честный мой протест.

В 1843-м «Конька-горбунка» — сказку, которую вся Россия читала на одном дыхании и растащила на цитаты, запретили: бдительные цензоры усмотрели в произведении неуважительное отношение к царской особе. Как тут не вспомнишь Виссарионгригорьича?! Говорил же, что его сказка «не имеет не только никакого художественного достоинства, но даже и достоинства забавного фарса»

«Конька» переиздали только в 1856-м, после смерти Николая Первого. Когда опала минула, Ершова внесли в список лиц, «заслуживающих правительственного доверия», не забыв охарактеризовать его как человека «доброго, умного и честного».

«1856 год 6 февраля в исходе 5-го часу утра Бог дал нам сына, — запишет Пётр Павлович в месяцеслове о благополучно разрешившихся родах третьей супруги — Елены Николаевны Черкасовой (той, что подарила ему семерых детей и была с ним до последних дней). — В тот же день он был молитвован и назван Владимиром, в честь равноапостольного просветителя России. Да сохранит Господь младенца на радость родителям!»

3

Ершов успеет (Владимиру было 13, когда умер отец) определить сына в Сибирский кадетский корпус в Омске, по окончании которого он станет студентом физико-математического факультета Санкт-Петербургского университета.

Столичная жизнь сына сказочника Ершова была весьма и весьма оживлённая: выпить, гульнуть, поскандалить. До кучи связался с какой-то народнической организацией, по делу которой его в конце концов арестовали и едва не сослали на каторгу лет эдак на восемь. На помощь пришли Дмитрий Иванович Менделеев и Николай Никитич Лещёв, пасынок Ершова от первой супруги Серафимы, который «единственный из всего ершовского гнезда достиг самого высокого положения, став чуть ли не товарищем министра». Чтобы замять историю, Владимира Петровича Ершова срочно женили на Анне Михайловне Слащёвой, которая была старше мужа на несколько лет, и отправили назад в Сибирь, где сын автора бессмертного «Конька», подобно отцу, вступит на правильную педагогическую стезю… Но это будет позже, а пока… «На одной неделе я имел несчастье похоронить сына и дочь – моих любимцев…» 1856-й отнял у сказочника пятилетнюю Оленьку, дочь от второй жены, и двухлетнего Николку, от третьей.

Служба на месте не стояла: Ершову предложили должность инспектора, а позже — директора гимназии и Тобольских училищ. Ученики его любили и вспоминали тепло: «Всегда ровное обхождение, а иногда и участие в играх наших и прогулках, кроме превосходного преподавания словесности, заставляли нас любить его как отца родного».

Учеником Петра Павловича был и Дмитрий Менделеев. Когда отец Менделеева умер, ему исполнилось тринадцать, и готовить к поступлению мальчика в университет взялся Ершов. Эта помощь вернётся ему сторицей: когда пятидесятилетний писатель тяжело заболеет, именно Дмитрий Иванович выхлопочет для него пенсию — 1080 рублей в год. А падчерицу Ершова – болезненную, мягкосердечную барышню Феозву Никитичну Лещёву — автор периодического закона химических элементов поведёт к алтарю. Увы, Физа, как ласково называл Менделеев свою жену, была не только на шесть лет старше мужа, но и страшно далека от его интересов. Рассказывают, Дмитрий Иванович сбегал от жены в старый, росший в их имении дуб с огромным дуплом, где умещались стол, стульчик и большущий барометр. Крестьяне почтительно подходили и спрашивали у барина, какая будет погода…

В 1881-м, после двадцати лет супружества, когда новая любовь сорокасемилетнего Дмитрия Ивановича студентка Академии Художеств Анна Попова должна была вот-вот родить первенца, брак с родственницей Ершова был расторгнут. Но всё это случится много позже, и Ершов об этом никогда не узнает…

С годами Пётр Павлович сделался «замкнутым и раздражительным». А тут ещё в 1858-м судьба, словно в насмешку, отправляет его в служебную командировку в Петербург, «на ковёр» к министру просвещения. Это был совершенно чужой город. Чужие люди шли по Невскому проспекту. Чуда не случилось. О Петре Ершове забыли. Он возвращается в Тобольск.

Случилось ли в его жизни ещё что-то кроме «Конька»? Может быть. Ершов — поэт, прозаик, журналист, редактор первой сибирской газеты «Тобольские губернские ведомости», статский советник. Ершов инициировал открытие женских школ. Ершов создал любительский гимназический театр. Написал несколько пьес. Играл на флейте и клавесине. Мечтал сложить из всех русских народных сказок одну: об Иване-царевиче и Сером Волке — аж в десяти томах и ста песнях. Не сложилось…

Отсылал сочинения в Петербург, но успеха не имел. Повторить триумфа юности, себя, девятнадцатилетнего, не получилось. В горькие минуты всё вспоминал историю с нищим, которому маменька «продала» его в детстве. Говорил, что ему доподлинно известна своя цена – грош!

21 марта 1862 года Ершов ушёл в отставку. Прервал переписку с университетскими друзьями. Вёл затворническую жизнь в собственном доме. В год 125-летия со дня рождения поэта, власти постановили сделать в доме музей и даже изготовили и повесили табличку. Но помешала война. А после войны было не до сказок, и в доме автора «Конька-горбунка» организовали Дом пионеров. Когда юные ленинцы переехали, их место заняли детсадовцы. В 1980-м и они счастливо переселились в новое здание, а тобольский дом Петра Павловича Ершова заколотили, и десять лет он стоял никому не нужный. В начале 1990-х, недолго думая, дом снесли… Время было такое. И жизнь, прошедшая здесь, в одно мгновение была стёрта, как пыль, словно её и не было, и надо всё-всё забыть…

В 1864-м из столицы долетела весть об успешной постановке балета «Конёк-горбунок», но Ершова это не взволновало. Уединившись ото всех, в кругу самых близких, он равнодушно глядел на пролетевшую жизнь, предпочитая мирским «страстям» пост и молитву. Водянка ускорила развязку страданий, и на излёте августа 1869 года в возрасте 54 лет Пётр Павлович Ершов «тихо и спокойно скончался».

4

Его похоронили в Тобольске на Завальном кладбище неподалёку от могилы декабриста Вильгельма Кюхельбеккера, с которым Ершов был дружен. На смерть автора любимой всей Россией сказки пресса изумлённо выдохнула: «Как? Да разве ж он был жив?»

…За несколько дней до кончины Петра Павловича посетили крестьяне из села Безруково, возводившие храм, на освящении которого Ершов так хотел побывать. Ведь это он уговорил Тобольского губернатора разрешить безруковцам построить церковь на собранные ими деньги. В 1960-м село Безруково Ишимского района Тюменской области переименовали в честь сказочника Ершова в Ершово. А ершовскую церковь снесли. Как «культовое сооружение» …

И всё-таки Пётр Павлович Ершов вернулся в Омск третий раз. Как в сказке. Но не сам – его потомки. Дочь писателя от второй жены Людмила Петровна вышла замуж за польского ссыльного Домиана Миляновского. В состоятельной семье, имевшей двухэтажный дом в Тобольске и владевшей магазином, родилось две дочери: Надежда и София. 8 февраля 1889 года в Благовещенской церкви восемнадцатилетняя Надежда венчалась с поручиком Тобольского резервного батальона Венедиктом Стефановичем Берниковым. Вскоре Берниковы переехали в Омск, где и родился правнук сказочника Вадим Берников – будущий профессор Омского сельскохозяйственного института, почвовед, мелиоратор.

После Омска его отец, Венедикт Стефанович, служил в Париже сотрудником военного атташе России. Берниковы жили на частной квартире. Вадим учился в эсеровской школе, где «сидел за одной партой с Максимом Пешковым. Смеялись, что если Горький напишет сочинение для своего сына, то тот непременно получит за него двойку».

В двадцатых годах XX века Вадим Берников участвовал в работе омских литераторов, писал стихи: «Ходит вечер в розовой рубахе,/ Подпоясан облаком пунцовым,/ Прячут пряжу солнечные пряхи,/ Задвигая звёздные засовы». В 50-х годах прошлого века Берников подарил городу семейную реликвию – ларец Ершова с 150-летней историей: из ценных пород дерева, с двумя отделениями и ключиком. Там хранились записи сказок, пословиц и поговорок. Поистине сказочный подарок правнук Ершова оставил Омску – городу, где его маленький прадед придумал диковинного конька «на спине с двумя горбами, да с аршинными ушами»…

 

Фото памятника: tobolsk-city.ru