Грузинский синдром: жизнь у черты

Продолжаю рассказ о своем путешествии в Грузию, начало см. в посте «Грузинский синдром». Вместе с коллегами — журналистами из Украины, Приднестровья, Грузии, Армении и Азербайджана — мы отправились на границу с непризнанной республикой Абхазия, где в приграничной зоне сих пор живут тысячи беженцев.

На мосту через реку Ингури, соединяющем села Орсантиа (Грузия) и Отобая (Абхазия), сегодня ни души. Вооруженные грузинские полицейские, стоящие у похожего на блиндаж блокпоста, нам не рады. «Не доставайте фотоаппараты! — предупреждают хмурые люди в камуфляже. — Блеск стекла от объектива пограничники на той стороне могут принять за провокацию. Это опасно!». С той стороны за нами уже пристально следят. Но там — наши, русские парни, которых власти Абхазии поставили на охрану границы.

1

Приграничное грузинское село Орсантиа находится в 1-1,5 км от Абхазии. Грузию и непризнанную республику разделяет река, через которую недалеко от села находится мост. Это важная связь между абхазами и грузинами, и еще недавно два народа имели тесные контакты. Абхазы через мост приезжали в Зугдиди за продуктами и некоторыми видами овощей, которые у них не растут. В Абхазии же грузины покупали фундук и цитрусы. Кроме того, здесь нередкое явление — смешанные семьи, и у многих родственники живут по обе стороны границы, а на абхазской стороне в приграничных селах осталось немало этнических грузин. До войны население абхазского села Отобая почти на 100% составляли грузины.

Однако в последние годы политическая ситуация резко ухудшилась и многолетняя связь прервалась. Переход через мост был полностью закрыт, а до единственного трансграничного пункта расстояние немаленькое.

Сегодня вооруженные автоматами люди по обе стороны от границы внимательно следят друг за другом — для этого даже не нужен бинокль. Абхазов на границе заменили на русских, потому что еще не так давно местные легко договаривались о переходе через кордон с абхазскими пограничниками, находили общий язык или платили взятку.

Возвращаемся в село Орсантиа к офису местной правозащитной организации, которое занимает полузаброшенное здание. На нем еще проглядывает вывеска советской аптеки с надписью: «Главное аптечное управление Министерства здравоохранения Грузинской ССР». Но на главном входе теперь другая вывеска с американским флагом и эмблемой Госдепа США.

О проблемах, с которыми сталкиваются абхазы и грузины, беседуем с руководителем общественного фонда «Егриси» Цицино Библая. Фонд занимается, в основном, оказанием помощи женщинам — и местным, и из числа беженцев. С 2010 года социальную и психологическую поддержку в приграничной зоне в Абхазии получили около 1500 человек. К примеру, фонд выдает гранты на развитие малого и микро-бизнеса.

Кроме того, грузин, которые остались на территории Абхазии и хотят перейти границу, всячески убеждают, что здесь их примут как своих, и ощущения, что они приехали в другое государство, быть не должно. «Перебежчикам» предлагают различные тренинги, подготовку детей к экзаменам, медицинское обслуживание, учат компьютерной грамотности пенсионеров и сельчан.

Образование в Грузии есть как бесплатное, так и частично оплачиваемое (в основном), но бывшие жители Абхазии сразу получают гранты на обучение. Учеников последних классов бесплатно дополнительно подготавливают по различным предметам, чтобы у абитуриентов была возможность поступить в вуз именно на территории Грузии. А медицинский проект предполагает бесплатные консультации, операции и лечение для приезжих, на что деньги выделяет правительство Грузии.

Но в СМИ это особо не освещается — у этих людей, когда они вернутся домой, могут быть проблемы из-за абхазских властей, например, угрозы на работе и увольнение с госслужбы. В Грузии приезжим выдают удостоверения и паспорта для свободного перемещения, но потом на родине в Абхазии у них эти документы часто отбирают. «Не хотят, чтобы народы сближались. И ведут к тому, чтобы люди теряли грузинское гражданство. Граждане Грузии, если более полугода не приходят за пенсией, теряют ее. Поэтому тот, кто проживает в Абхазии и имеет грузинский паспорт, выбирает на грузинской территории доверенное лицо или родственника, который получает за него деньги», — говорит Цицино Библая. Это только одна из проблем, связанных с разъединенными границей семьями.

«Гражданину Грузии стало очень трудно официально перейти границу, — продолжает руководитель фонда «Егриси». — Режим в последнее время резко ужесточился и абхазские власти уже не подписывают гражданам Грузии приглашения. Чтобы приехать к родственникам на той стороне, на границе для подтверждения люди показывают советские паспорта. Из Абхазии в Грузию въезд свободный, а обратно — нет».

Несколько лет назад у Цицино Библая умер брат в Калининграде, но по традиции похоронить его нужно было на родине предков — в Абхазии. Однако абхазские чиновники не подписали приглашение на въезд. Гроб с телом пришлось переправлять нелегально — местные знают горные тропы, которые проходят через леса. «Мы несли тяжелый гроб в 165 кг на руках через границу, рискуя нарваться на пограничников, — говорит Цицино. — Все время он был у нас на плечах, шли через горы и лес 11 километров. В Абхазии нас встретили местные и помогли».

Мы побеседовали также с представителем фонда «Егриси» Ираклием Хубуа, который рассказал об оказании помощи вынужденным переселенцам с территории Абхазии, проживающим в Грузии. По словам Ираклия, они оказывают комплексную поддержку: консультативную, в области образования, по поддержке малого бизнеса.

«Вынужденные переселенцы должны быть финансово независимыми, — пояснил он. — Мы поддерживаем проекты в области сельского хозяйства: это может быть небольшая теплица, разведение домашней птицы, выращивание овощей, производство кондитерских изделий, пекарня. Этот бизнес позволяет им обеспечивать свою семью и зарабатывать дополнительные деньги. Мы профинансировали 20 проектов и продолжаем работу».

Однако Ираклий Хубуа отмечает, что не все бывшие беженцы социально активные и хотят интегрироваться в грузинское общество. Они ждут только помощи от государства. Это касается не только беженцев, но и остальных жителей этого района. В приграничной деревне Орсантиа живет 900 семей, это около 3,5 тысячи жителей и более тысячи из них по документам — это беженцы. Но в реальности в селе осталось жить лишь 15 семей беженцев, остальные просто имеют местную регистрацию, но уехали на заработки.

Беженцы не спешат отказываться от своего статуса, так как он дает им привилегии. Девушки из Абхазии при заключении брака даже не хотят его регистрировать, так как они теряют статус вынужденного переселенца. У самого Ираклия — невеста из числа беженцев. Хотя, выплаты в месяц на одного человека небольшие — 45 лари (20 долларов), а также есть бесплатная медицинская страховка.

Но это все в теории, нам же захотелось самим пообщаться с жителями глухой грузинской деревни. К тому же, говорят, в приграничной зоне отношение к русским напряженное — здесь хорошо помнят боевые действия 1993 и 2008 года.

Однако найти собеседника оказалось непросто, так как молодые жители уже не помнят русского языка. Туристов здесь практически не бывает. Всюду сквозит нищета, но этим село мало отличается от деревушек России. Единственное красивое современное здание в поселке — Дом дружбы — было построено грузинскими властями, и жители приходят сюда за социальными услугами.

Рядом маленький магазинчик, с хозяином которого и его приятелем завязывается беседа:

«С абхазами мы всегда были как братья. Но кто-то наверху решил, что должно быть не так. Это политика, кто-то мешает этому. Мы все грузины, но с абхазами могли бы найти общий язык, если бы нам не мешали. Здесь жить спокойнее, чем в Абхазии. У нас — государство, а там — непонятно что, сегодня одни, завтра другие. Нашу территорию забрали, отрезали, мы будем довольны этим? Если Россия позволит, то будет мир, поэтому Грузия и Россия должны договориться. Но посередине между ними НАТО или черт его знает кто. Но политика — не мое дело, здесь я слепой и глухой», — разговор обрывается.

По словам мужчин, второй язык в селе — английский. А русский уже на пятом или шестом месте по значимости. Магазинчик продает продукты в долг, и продавщица записывает фамилии и цифры напротив них в тетрадь.

Зашли в первый попавшийся дом, и действительно, побеседовать на русском не удалось. Но по традициям гостеприимства нас пригласили внутрь. В красном углу — полка с иконами, на стене выцветшая фотография главы семьи, нехитрый уют, играющие дети — все, как в любом другом сельском доме.   

 

По соседству — дом, в котором находим только бывших беженцев из Абхазии, и русский они не забыли. Пенсионерка Лиана Аполлоновна Лагроава, грузинка по национальности, уже 24 года живет в селе, бежав сюда из города Гагры. Там осталась брошенной трехкомнатная квартира, но находиться в ней сейчас уже невозможно из-за разрухи. Но самое главное — в Абхазии живут дочь, внучка и правнук, с которыми удается общаться лишь изредка по телефону.

Лиана Лагроава уже не верит, что она доживет до окончания конфликта, им удастся встретиться и увидеться вновь. Документов, чтобы приехать друг к другу и встретиться, нет.

«В доме в Абхазии мы все жили дружно — и грузины, и армяне, и абхазы, — вспоминает она. — Ни про кого из соседей не могу вспомнить плохого. Катер нас привез до Поти, а дальше — как хотите. Думала, пойду в село Отобая в Гальском районе Абхазии, лучше ведь жить в своем доме, чем искать где-то квартиру. Но оттуда тоже пришлось убежать. Никакой помощи ни от кого я не вижу. Когда в селе кого-то выбирают, все обещают, а потом… Правнуку в июле будет четыре года, боюсь, что больше его не увижу. Попаду к родным, если только смогу сделать визу, но она стоит денег, которых не хватает».

65-летняя пенсионерка живет одна, в помощь ей — только маленький огород и грузинская пенсия. В доме еще живут восемь бывших беженцев, в основном, пенсионеры, а остальные уехали к родственникам.

Решили спросить у местных, в чем они видят истоки конфликта и причины войны. Интересно также, чего хотят сами абхазы — жить отдельно от Грузии? Присоединиться к России? Но границу со стороны Грузии нам никак не перейти. В Абхазию нужно ехать со стороны нашей страны.

«Все хотят жить мирно, но на Абхазию идет давление из России — соседи контролируют ситуацию и направляют политиков в свое русло, они против сближения с Грузией, — уверена Цицино Библая. — Абхазские чиновники даже спрашивают согласования у России при принятии многих решений, например, назначении новых людей на руководящие должности. Проблемы создают политики, к простым русским неприязни нет. Есть среди абхазов и те, кто хотят сближения с Россией. Но большинство в Абхазии хотят построить свое независимое государство».

Уже два года в абхазских школах не изучают грузинский язык, но зато появились новые учебники по истории Абхазии, которые в Грузии вызывают большое недоумение.

В грузинском селе для разнообразия зашли и в местную школу. Она рассчитана на 500 детей, но заполнена наполовину. Когда нет уверенности в будущем, в семьях не хотят рождать детей.

«Я очень рада, полтора года не слышала русской речи, — встречает нас директор и уклончиво отвечает на наши вопросы, опять про политику. — Все складывается к худшему. Я очень ценю моих знакомых людей-россиян и близких, поэтому не хочу говорить об этом. Очень обидно это все, как нас представляют в СМИ. Еще в 80-е годы я жила на Донбассе. Ситуации потом были похожие — это какая-то бомба замедленного действия. Все происходит по одному сценарию — и у нас, и в Молдове, и на Донбассе. Людям право самоопределяться дал бог, и никто не может это у них отобрать. Даже если пройдет 75 лет, как при СССР, когда-то все равно это рухнет».  

По ее словам, поступить в грузинский вуз сейчас очень легко, и это тоже политика. «Наша страна многое уже не производит, нет рабочих мест, — продолжает директор. — Если 18-19-летних парней никуда не определить, они останутся на улице. Поэтому поступают почти все — гарантированно три или пять лет они будут заняты. В нашем селе рабочие места может дать только школа».  

«Но сейчас у нас все спокойно, более-менее нормально, — говорит женщина, в которой чувствуется интеллигентность и хорошее образование. — Грузия — страна маленькая, нам сложно самим, поэтому нам надо с кем-то быть». И этот кто-то сейчас — не Россия.