Ещё раз про Неаполь. Путевые заметки.

Если вы прибыли в Неаполь в шляпе цвета бедра испуганной нимфы последним трансатлантическим рейсом, то аутентичный рынок «Пиньясекка» точно не ваша стихия. Понаехавшие, местные обездоленные с тяжёлым детством, обдолбанные пацаны, чмыри в косухах, маргиналы и другие уроды рода человеческого – не базар, а мечта либерала. У витрин с резиновыми сапогами здесь не принято, как на патологически модной виа Милле, томно закатывать глаза и стискивать пальцы в рубинах. Среди живописных развалов трусов парни, совсем не похожие на Леонардо Ди Каприо из «Волков с Уолл-стрит», выбирают «пятисотые» «new balance». На демократичной «Пиньясекке» есть всё и задёшево: от белых тапочек до антикварной люстры, украшавшей виллу Боргезе. Сумки-рюмки, майки-шайки, овощи-фрукты, диковинные продукты…

1

Макдоналдсы, кока-кола, Хилтон и мерседесы везде одинаковые. А вот люди – дико разнообразны. Наблюдать, как чудаковатые дети разных народов пасутся на гостеприимной территории папы-Неаполя, – то ещё удовольствие. Во время бродильных квестов всё время вслушиваешься, вглядываешься, принюхиваешься, дотрагиваешься, и – о-па! - окружающий тебя мир укладывается особенным образом…

Хозяйка однажды с базара пришла,

Хозяйка с базара домой принесла…

Охапку латука, вязанку спаржи, дюжину пучков базилика, рукколы и цикория. А ещё из её безразмерной авоськи, как рапиры, угрожающе торчат палки архиполезного сельдерея. Блин, мне бы этой клетчатки до Нового года хватило, а она завтра с утра пораньше прискачет на базар и наберёт столько же: «Ах, синьор Марио – синьор Марио, дон Витторио в восторге от ваших артишоков! Взвесьте-ка ещё пару килограммчиков!» А свиной рульки и вареников с картошкой дон Витторио не желает?

Неаполю фантастически повезло с морем. Рыбы здесь, как в лежащем «среди долины ровныя» Омске редьки с хреном. Прилавки «Пиньясекки» ломятся от морепродуктов. «Раз ракушка, два ракушка, три …», - попытался сосчитать морское гадство сын, запустив руку в чан с плюющимися моллюсками. Хит-парад возглавляют осьминоги, кальмары, анчоусы и гигантские королевские креветки. Бьющие хвостами сардины по одному евро за килограмм вообще сметают на глазах.

Каждый божий день, кроме понедельника (рынок не работает!), старик Посейдон, прописавшийся в Тирренском море, исправно наполняет рыболовные сети неаполитанцев тунцом и лососем, дорадо и скумбрией, ледяной рыбой, акулами, морскими дьяволами. Про улиток и мидий я вообще молчу. Им несть числа. Объелись рыбы-меч? Скушайте рыбу-парусник!

- Ну, ё-моё, нельзя так издеваться над людьми,- заныл муж и чуть было не подумал сдаться властям: «Буонджёрно, синьор полицейский! Я выбираю свободу. И морского черенка».

Господи, сделай так, чтобы в «Пятёрочке» вместо ермолинских полуфабрикатов и кильки в томате продавали мурену и икру морского ежа!

Господь в Неаполе всегда в шаговой доступности. Церковки в нетуристических кварталах чем-то смахивают на магазин у дома. В левом крыле – приятная во всех отношениях овощная лавка с помидорками черри, клубникой, величиной с яблоко, душистыми шампиньонами и красными апельсинами. В правом крыле – магазинчик с божественной рикоттой, завёрнутой в такую бумагу, в какую в советское время заворачивали сладкие творожные сырки по 14 копеек, и красным сухим «Альянико» «вырви глаз» по одному евро за бутылку. Заметьте, с шести утра! (И это правильно. Покажите мне за границей хоть одного русского, который не начинает пить раньше 10.00 местного времени.) А собственно по центру – вход в Дом Божий, в котором вы не найдёте ни грамма надменного лоска Сан-Франческо ди Паоло, ни сногсшибательной роскоши Дуомо. Здесь всё по-домашнему: пахнет пивом и жареной рыбой, а мраморные святые похожи на соседей по лестничной клетке. Хит-парад загробной жизни возглавляют небеса, преисподняя, чистилище и реинкарнация…

Самое главное в Неаполе – пробраться сквозь сохнущие простыни, подобно театральному занавесу до поры до времени закрывающие действо в жанре action. Неаполитанская женщина – это реинкарнация енота-полоскуна. Она может стирать по три-пять-восемь раз в день всё, что попадётся под руку: лохматые коврики, пар по тридцать видавших виды мужских носков, задрипанные махровые халаты, платье, в котором выходила замуж лет, эдак, сорок назад, бабушкины занавески... И всё это добро полощется в подворотнях, на окнах, балконах, сушилках. Верёвки с мокрым бельём протянуты между соседними домами в переулках. И, как бедному Сизифу никогда не дано закатить камень на чёртову гору, так неаполитанскому белью никогда не дано высохнуть.

Выстирав всё, что влезает в стиральную машинку, жители славного города Неаполя отправляются на променад. Если вздумаете повторить, то выглядит это приблизительно так. Возьмите одного, а лучше трех детей. С колясками, велосипедами и гироскутерами. Одну, но лучше всё-таки трех собак. Родителей, тетю, двоюродного дядю, племянницу на выданье и дедушку-вдовца (а вдруг судьба?!) - и ступайте на набережную. По дороге громко здоровайтесь, целуйтесь, обнимайтесь со всеми знакомыми, улыбайтесь, ешьте жаренную на гриле кукурузу, сладкую вату, нечаянно просыпайте на асфальт миндаль в сахаре.

В ближайшем кафе всей гоп-компанией насладитесь пиццей. Маргарита Савойская, жена неаполитанского короля Умберто I, в честь которой и назвали знаменитый кружок сладковатого теста с помидорным соусом и тремя лепестками моцареллы, ела её на завтрак, обед, ужин и, абсолютно счастливая, засыпала с крошками пиццы на губах.

Attenzione, signore! На горизонте маячит Кастель дель Ово - «Замок Яйцо». Издалека он напоминает огромный корабль, пришвартовавшийся к берегам Неаполя тысячу лет назад. Это сейчас здесь расплодилась арт-фауна: выставки, симпозиумы, фейерверки, световые шоу. А в стародавние времена на острове Мегариде, соединённом узкой насыпью с городом, римский вояка Лукулл разводил ядовитых мурен и персики, герцоги Неаполитанские отстреливались от навязчивых сарацинов; да и король Роджер II тоже не скучал – междоусобицы, мятежи, войны, заговоры, предательство и прочие атрибуты монаршей власти.

Самый знаменитый, самый старый, самый мрачный, самый мистический – Кастель дель Ово побеждает во всех номинациях. Это всё поэт и по совместительству колдун Вергилий начудесил: спрятал в тамошних подземельях чьё-то яйцо, а неаполитанцы, как дети, верят, что пока до яйца не добрались, город будет жить. Поэтому и послали к чёртовой бабушке и мэра, и депутатов с их бредовой идеей снести замок и построить на его месте новый жилой квартал. Жаль, в Омске так не могут.

Только в «Яичном замке» до сих пор бродят всамделишные призраки. С тоской заглядывают в капеллу Спасителя. Вместе с туристами пьют кофе, нервно позвякивая ложечками о блюдца и, маскируясь под порывы сирокко, то и дело смахивают со стола салфетницу. А потом подначивают сигануть, как граф Монте-Кристо, со стометровой стены в море, утыканное подводными скалами. Кастель Ово, хочу вам доложить, как две капли воды похож на знаменитый замок Иф.

Неаполитанцев хлебом не корми, дай только присочинить какую-нибудь фэнтезятину в духе «Игры престолов». Ну, вот хотя бы про безголового сарацина. Значит, поймали в замке шпиона. Голову ему отрубили и выбросили в море, а тело закопали в подземелье. С тех пор бедолага бродит по ночам под тяжеловесными каменными сводами, ищет свою голову и никак не может отыскать. Но реальная жизнь даст фору любой легенде. Как представишь, что здесь Томмазо Кампанеллу 40(!) часов насаживали на кол, так волосы на голове встают дыбом. За что? А читал всё подряд, не думая о последствиях. Кто-то и стуканУл. Ещё хотел освободить родную Калабрию от испанского ига. От смертной казни монаха-бунтаря спасло только обилие грехов. Еретики не входили в компетенцию испанских властей – ими занимался церковный трибунал. Для получения раскаяния святые отцы использовали кол обыкновенный. Но брат Томмазо проявил исключительную стойкость и выжил. Вздёрнутому на дыбе, ему раздробили руки, так что свой «Город Солнца», в коем население ведёт «философскую жизнь в коммунизме», то есть имеет всё общее, не исключая жён, он писал, привязывая письменные принадлежности к тому, что осталось от рук. Через три года инквизиция, изрядно попотев и умаявшись, сдалась. Упёртого утописта приговорили к пожизненному заключению. Крепкий орешек Кампанелла провёл под следствием и в мрачных казематах Кастель Ово в общей сложности 27 лет, но не отрёкся от собственных взглядов. Как он там не только не лишился рассудка, но ещё и написал «Civitas solis», «Questiones sull’optima republica» и «Philosophia realis» – известно одному Господу Богу. Папа Урбан VIII лично выпустил его на свободу. Супергерой умер в Париже, где жил на пенсию кардинала Ришелье, в 1639-м в возрасте 70 лет.

Все кому ни лень жалеют неаполитанцев: жизнь на вулкане – это так хлопотно! Однако на Западно-Сибирской равнине мигрантов из Неаполя как-то не наблюдается. Бывает, тряхнёт хорошенько раз в столетие, лава разольётся – зато какие виноградники! Здесь, у подножия Везувия, рождаются великие белые и великие красные вина. Ими упивались еще Плиний, Марциал и Цицерон. А вы думали, откуда эта цветистость речей, это умение держать аудиторию, вовлекая её в поток своего сознания?!

А над Везувием ежеминутно проносятся самолёты, унося на своих крыльях счастливых туристов, весело позвякивающих пакетами из duty free. И мы тоже улетаем. Ciao, bella Италия. Вот уже пересекли Адриатику, преодолели Хорватию, Венгрию, Польшу и воссоединились с отечеством. Стюардесса дежурно объявит: «Дамы и господа, наш самолёт совершил посадку в аэропорту и т.д.» И что нам час-другой ожидания у таможенного контроля?! И строгая некрасивая девушка в форме голосом-металлоискателем поинтересуется, с какого я рейса, как Терминатор, просканирует до кончиков ресниц мой несколько расхристанный, всё ещё неаполитанский, вид и поставит вожделенный штамп в паспорте. И Родина в лице алчных московских таксистов посулит всего за пять тысяч рублей (!) добросить меня в любую точку столицы Государства Российского. Но мне туда не надо, мне – в Омск. И буду я дремать в самолете над «Анной Карениной», силясь разлепить непослушные веки под стремительно гаснущие строчки планшета: «Я нигде так не скучал по деревне, как прожив с матушкой зиму в Ницце. Ницца сама по себе скучна. Да и Неаполь, Сорренто, хорошо только на короткое время. И именно там особенно живо вспоминается Россия, и именно деревня»…