Молодуха наша

«Молодая была уже совсем немолода».

Но по сравнению с первой женой казалась ребёнком.

1

— Мне не надо, чтоб вы стали подругами. Но вы должны научиться друг друга вежливо терпеть. Общаться придётся. И чтоб мне мозг не выносили, и дети, и вообще…

— Ну, если «и вообще», то я постараюсь.

Так они и стояли на пороге, когда дверь открыла Ольга Витальна.

Он не стал открывать своим ключом.

Сегодня он пришёл к себе домой — в гости.

В чистой квартире было тихо. Как-то всё уютно. Так уютно, что молодой жене хотелось сжаться в комочек и затопать ножками от нетерпения, потому как непременно должны достать конфетки из буфета и позже радоваться, какая она смешная в шоколаде. Это такой старый устоявшийся уют, который оседал годами.

Уют приятный и недвижимый, как старая бутылка под слоем бесценной пыли в винодельне.

Как сочный торт, пропитанный кремом.

Как морс, в котором осели ягодки, и осталось только чистое кисло-сладкое счастье без косточек в зубах.

Казалось, что вот-вот должен зазвучать патефон. Но пока только слышались голоса за стеной.

«Молодая» разглядывала хрусталь в шкафу, а бывшие бубнили на кухне.

Мучительно хотелось подслушать. «Номер два» прижалась ухом к двери.

Это было продолжение разговора, начатого лет десять назад. Может, двадцать. О чем могут говорить два самых близких человека? Два родных человека, пережившие целую жизнь. Они говорят полуфразами. Они заканчивают предложения друг за друга. Они общаются взглядами, по вздоху определяя «глазунья или омлет».

И не каждый поймёт о чем их спор, начатый в прошлом веке.

Идут.

Молодуха подбежала к окну.

Эта околотюльная задумчивость должна была свидетельствовать об охренительном внутреннем мире. Об, например, культурологическом споре о России, о столкновении между западниками и славянофилами. Про антитезу западоцентризма и россиецентризма в российском цивилизационном самосознании. И что всё это ещё так далеко от глубинного понимания, но она старается. Однако ж на самом деле она думала, что в такой квартире и нога-то не поднимется побегать без трусиков. Вот это странное ощущение, что в любую минуту зайдёт мама. 

А вот и мама…

— Прекрасное платье, Ольга Витальна.

Бывшие зашли в залу. У него по-хозяйски закатаны рукава, она — со свежим хлебом.

Оба смотрели на «нашу новую». И думали одинаково. Но какой же разный смысл может быть у одних и тех же слов!

— Странно её видеть в этом доме. Но какая же хорошенькая!

Пригласили к столу.

Ольга Витальна волновалась. Молча — бывшему мужу перец, соль. Всё в привычном порядке.

Салфетку на колено.

И хлеб — как он любит, корочку.

И салфетку рядом, потому что он любит разломить горбушку. Поэтому с салфеткой лучше будет, да…

Что может быть прекраснее, чем мужик в косяках? Мужчина с комплексом вины нежен и податлив, как тесто. Лепи что хочешь — он и не вякнет.

«Этот» был виноватый с двух сторон, он понимал, что в вопросах хозяйства Ольга Витальна непобедима. И если молодуха ещё не надела супницу на его голову, то только потому, что находилась в состоянии лёгкого шока.

И у него безусловный комплекс вины перед своей Ольгой Витальной, потому как отрывал по живому, и так и не решил вопрос с откосами.

Но надо было свести своих баб. И если не произойдёт взрыва, то можно будет считать тему закрытой.

Ольга Витальна никогда бы не накрасилась такой помадой. Разве что на маскарад.

Ольга Витальна, имей она корону, поставила бы её в сейф и молча радовалась, тогда как «вновь прибывшая» надела бы корону в первый же вечер, даже если бы была запланирована прогулка на каток.

Валенки и корона — вот вам антитеза западоцентризма и россиецентризма.

Идеальная Ольга Витальна могла бы служить примером и ориентиром. И это невероятно обидно, «служить примером» кому-то, когда должно быть достаточно, что просто есть ты. Зачем кто-то, кто «недо…»?

Но вот «оно» сидит и мерзко скребёт ножом по тарелке.

Это жизнь.

Он решил жить дальше. И начать с пустого подоконника, на котором нет фиалок, но удобно заниматься сексом и считать звёзды.

— Ну, спасибо этому дому — пойдём к другому.

Ольга Витальна спала с лица.

— Я там собрала…

— Спасибо, сейчас…

Всехний муж пошёл за чемоданом.

В прихожей остались две дамы в шоке.

— Спасибо большое, Ольга Витальна. Всё было очень вкусно. Вы извините. Что всё как-то так…

Ольга Витальна сделала шаг вперёд.

Должно быть сейчас заплачет. Только не это…

Но Ольга Витальна схватила смазливую мерзавку за гриву и прошипела:

— Я сгною тебя, суку… Я изведу тебя… Испепелю… Я буду рвать тебя зубами живую. Посмотрю на сколько тебя хватит…

Звук колёсиков чемодана всех привёл всех в исходное положение.

Возможно, клок волос так и остался в руках у Ольги Витальны. Но бывшая жена скорбно и покорно встала у двери.

И как быть? Сказать любимому: «Она меня обижает?»

И что он ей сделает?

Да у него и других забот хватает, а сумасшедшие бабы — вот меньше всего хотелось бы… Ну, не сейчас… Не…

— Открывай. Верхний.

Он чмокнул бывшую в щеку.

Дамы ограничились сухим «До свидания».

В лифте можно выдохнуть.

Обоим.

И теперь надо что-то сказать очень важное.

Что-то первое.

То, что должно оставить прошлое в прошлом.

Что-то эпохальное.

Что даёт команду старт.

Он смотрел на свою новую жизнь, придерживая в чемодане жизнь старую.

Молодуха смотрела на него. Вот так начинаются беседы без слов.

Она поправила волосы, так нелюбезно сжатые рукой «бывшей». 

Алые губы набрали воздуха.

— Хочу тебя сейчас, в лифте.

— Ты что, здесь видеокамеры. В машине.

Двери лифта открылись. И столько сразу кислорода. Столько свежести и прохлады.

Чемодан проехал по снежной каше и был заброшен в багажник.

В самый неподходящий момент зазвонил сотовый.

— Перезвоню позже. Я был дома! Сейчас поеду... домой.

Он был снова молодой. Чесалась спина — вырастали крылья.

Он был бурно любим.

Машина всё стояла под окном, временами бибикая.

«Как дети малые», — глядя в окно, сухо констатировала Ольга Витальна.

Она прикрыла дверцы шкафа.

В платяном отделении висели мужнины сорочки.

Предусмотрительная женщина на всякий случай отдала не все.