Что сказал бы Паланик, или Убей зрителя текстом

Перед спектаклем режиссёр был «взволнован больше обычного». Всё-таки Паланик, «культовый роман», «взорвал мир», а они — «поставили планку», все дела.

И вот теперь сдетонировать должно было в Арт-центре на Любинском. Старина Чак на этот случай дал дельный совет: «Смешайте нитроглицерин с опилками, и вы получите отличный пластит».

Не взорвалось…

Потому что (ну, предупреждал же!) «некоторые мешают нитру с парафином, и при этом получается ненадёжная взрывчатка».

1

…После спектакля зал встаёт в едином порыве, и актёры тонут в овациях. Я — в недоумении сижу. Я чувствую себя примерно, как Джо-Тайлер на вершине небоскрёба с дулом пистолета во рту. «Мне ничего не остаётся», как нарушить «первое правило этого спектакля: никому не рассказывать об этом спектакле» и... написать о нём.

Я включаю компьютер и набираю «дежурные» строчки: «5, 6 мая в Центре современной драматургии прошла премьера спектакля «Взорвать кондоминиум» по мотивам романа «Бойцовский клуб»…

В субботу зрительный зал был переполнен. И взволнован не меньше режиссёра. То был знак: творчество ЦСД-Омск в Омске любимо. Оно ажитирует, электризует, возбуждает, лихорадит, баламутит, добавляет в кровь адреналина.

В окружении соратников по «Левой ноге» вошёл философ и художник спектакля Дима Вирже. Серьёзный. В берете. С окладистой, чёрной, как смоль, бородой. В какое-то мгновение он напомнил мне булгаковского Воланда со свитой. И было в этом его эффектном проходе что-то мистическое и многообещающее.

Позади меня сидел изощрённый театрал, который рассказывал друзьям, что прочитал — внимание! — всего Паланика. Вау! Ну, круто же, чёрт возьми! (Это как если бы в стародавние времена моей учёбы в университете кто-то признался, что осилил всего Льва Толстого. Вместе с письмами и черновиками). Я прямо съёжилась под грузом собственной неполноценности. Потому что, честно признаться, даже самый популярный роман «сумасшедшего американского гения», к середине мне уже порядком наскучил.

Я поняла, что с классиком современной альтернативной прозы мы разговариваем на разных языках. Уже давным-давно и не мной доказано: освобождение через саморазрушение — тупик, ломать не строить, а «взорвать Лувр» и «подтереться Моной Лизой» много ума не надо.

Я против насилия в любом его проявлении, будь то сморкаться в заливную рыбу или отрезать яйца. Герои-маргиналы, едкая ирония, чёрный юмор — всё это будоражит, щекочет нервы и смущает первые пятьдесят страниц. А потом хочется перечесть что-нибудь из Фёдора Михайловича Достоевского, который с остервенением копается в своей загадочной русской душе и никак не накопается.

2

…И представление началось. Фантастический свет, задник сцены, истерично забрызганный красками в приступе вдохновения, и груды автомобильных покрышек обещали нечто. В предчувствии «интеллектуального сафари» и «театра-мясорубки» я плотнее вжалась в кресло.

Вышел молодой актёр в белой рубашке и стал с выражением читать роман. Сначала я не поверила своим ушам. Ну, что книга будет прочитана со сцены почти целиком. Однако минут через двадцать к своему ужасу поняла — «Бойцовский клуб», который чёрт меня дёрнул на всякий случай перечитать перед премьерой, пролистают от корки до корки.

Одно дело, когда осознанно идёшь на какого-нибудь мастера художественного слова, и он, согласно купленной программке, заговорит тебя стихами и «обоймёт» прозой. И совсем другое — когда приходишь на спектакль по мотивам романа и прослушиваешь весь роман. Как аудио-книгу.

Во время обсуждения премьеры режиссёр Ярослав Максименко уповал на «квадратный текст» Паланика, который постоянно «цеплялся за рот». (По ходу спектакля актёры действительно временами сбивались и путались, но они — молодцы. Чтобы «провернуть тонны» слов, надо по-настоящему любить «Бойцовский клуб». И зрителя, которому служишь).

А может, и не нужно было столько текста? В моём понимании, если под названием спектакля пишут «по мотивам чего-то там», это значит — либо вообще к чертям собачьим переписывают текст от первой до предпоследней буквы, оставив только возраст главных героев и атмосферу, либо легко и стремительно отталкиваются от текста и мастерски лепят из него то, что уважаемые критики потом назовут «оригинальным прочтением», «особым видением» и неуёмной режиссёрской «фантазией».

В случае с «Взорвать кондоминиум» режиссёр взял текст Чака Паланика и пересказал текст Чака Паланика.

И тогда я задала вопрос, который, увы, остался без ответа: «Что вы хотели сказать этим спектаклем? Какую идею двигали? Какую цель преследовали?»

Книга «Бойцовский клуб» была «самой потрясающей и самой скандальной» в 1990-х. Тогда для многих она стала Откровением от «сумасшедшего» Чака. Но с тех пор на книжных развалах появилось столько альтернативной литературы, столько авторов высказались по этому животрепещущему вопросу и лучше и интереснее Паланика (тот же Брет Истон Эллис, Ирвин Уэлш), что… Короче, мой вопрос переадресовали мне же.

Я не теряла надежды и попросила рассказать Диму Вирже, чем привлёк его этот спектакль, почему он согласился его оформить? Но Дима, как партизан, хранил гробовое молчание. То ли мой вопрос показался ему глупым, то ли звёзды в тот вечер стали не по фэн-шую. За художника ответил режиссёр: что он де попросил. Наверное, говорит, я выглядел настолько жалко, что Вирже, не раздумывая, протянул руку помощи.

Надо отдать должное Ярославу, он просто одержим романом. На обсуждении спектакля его глаза горели. Он с таким энтузиазмом и упоением рассказывал, почему любит «Бойцовский клуб», что порой не находил нужных слов. Ну, да и без слов всё было понятно. Это жёстко, это клёво, это «заходит». Наверное, в его возрасте, а может, и чуть раньше я с такой же экзальтацией говорила о «Степном волке» Германа Гессе. Но режиссура — такое дело, где одной большой любви к тексту мало. Как писал поэт Маяковский, читая книгу — мозгами двигай.

По словам драматурга и режиссёра Светланы Баженовой, этим спектаклем они хотели открывать ЦСД в Омске, но подумали, что будет «слишком претенциозно». Так «Взорвать кондоминиум» стал десятой премьерой Арт-центра на Любинском, в которой главные роли самоотверженно исполнили актёры Дмитрий Исаенко, Антон Булавков и Зара Демидова.

Зритель нашёл Марлу-Зару «крутой». Над её финальным монологом потрудилась Светлана. Изначально, рассказывал Ярослав, текст был часа на полтора, но в ходе всевозможных сокращений осталось минут на пятнадцать. Как говорится, что ни делается — к лучшему.

А теперь «пусть летят все тапки мира в меня». Скажу честно, я не разделяла восторга других зрителей. Ну, не было в спектакле моментов, когда хотелось крикнуть: «Вау!» Не было даже «лёгкого разряда электрошока». Мне было скучно. От досады хотелось погрызть впереди стоящее кресло. Время от времени внимательно наблюдала за реакцией публики — «заколдобилась» или нет? Ещё я подумала, что это хорошо, что они написали такое правило: «Не более одного спектакля на каждого». Жаль только, что не вымарали седьмое, по которому «новичок обязан досмотреть спектакль».

3

Уже на крыльце ухватила за фалду пальто какого-то студента-медика:

«Для знающего текст — это просто скучно. Зритель платит деньги не за то, чтобы услышать текст романа, который он давно прочёл. Мне было непонятно, какой аудитории предназначен спектакль. Чувствуешь себя слегка обманутым. Я считаю, на афише следовало написать: исключительно для детей до 13 лет и фанатов Чака Паланика. Дословное чтение по ролям — это пытка. Я сидел и долго ждал, что они сделают с текстом: порежут? перевернут с ног на голову?

Что в постановке действительно было «круто» и «в тему» — это звуковое оформление — «Дельфин». И бои хороши. Когда по сцене летают покрышки, реально есть страх получить такой «дурой» по башке. В общем, сидел-вымучивал зубодробительные монологи от драки до драки».

На мой зрительский взгляд, режиссёр — этот тот, кто говорит действием. Это Колумб, который каждый раз открывает Америку. Ни Америки, ни действия я не наблюдала. Были длинные монологи главных героев, прочитанные с выражением: местами страстно, местами нервно. Было перекидывание покрышек, фантазией актёров превращавшихся то в брёвна, то в самолёт, то в крышу небоскрёба. Были драки. И, пожалуй, это единственный момент, которого я ждала. В кулачном бою разгорячённые, голые по пояс парни становились более убедительными, чем в пространных речах. Драки сообщали спектаклю динамику, задавали темпо-ритм. Сейчас, уговаривала я себя, сейчас-то, они уж точно «дойдут до точки». Ан нет. После боя всё возвращалось на круги своя.

Во время обсуждения режиссёр обмолвился, что очень бы хотел, чтобы в финале спектакля в зале остались одни женщины, а зрители-мужчины вышли на сцену и, скинув с себя рубашки, устроили «крутой замес» вместе с актёрами. Представляете, человек мечтал, чтобы зритель стал участником спектакля — вот это, братцы мои, действительно круто, ради этого и стоило ставить Паланика!

Я как-то сразу представила несостоявшийся перформанс: адреналин, тестостерон, пот, слюни, сопли, и возможно, даже кровь! И к парадному крыльцу — полицейские машины с мигалками, и карета «Скорой», и на следующий спектакль у дверей Арт-центра дикая свалка, на протырку без билета, их всё равно нет, идут даже пенсионеры. Вот это было бы в духе Центра современной драматургии.

Увы, не сложилось. В театральном котле булькало-булькало, да так и не закипело. И всё же я тщу себя надеждой, что ещё забурлит-заклокочет. «Из искры возгорится пламя». Потому что ребята молоды, талантливы, азартны. Потому что есть ещё порох в пороховницах. Потому что они написали самому Паланику: выслали свой адрес, «бросили вызов». На английском.

И, быть может, он даже приедет. И скажет… Он обязательно скажет…

Не то что я тут…