Ёж Фёдор, Иосип Броз Тито и наш человек в «раю»

Майский полдень. Территория НАТО. И по совместительству — туристический город некрупного европейского калибра. Или наоборот. 

По лестнице карабкается ёж Федя. Лезет напролом. Не шарахаясь из стороны в сторону и — боже упаси! — не сворачиваясь клубком при виде моих бандитов пяти и восьми лет. 

1

Ёж прёт как танк. Ломает стереотипы. Демонстрирует неординарный характер, собака. Плюёт, так сказать, на условности. Идёт вопреки законам природы. Вразрез с мнением Николая Николаевича Дроздова. Он взламывает каноны, взрывает наш обывательский мозг, выходит за рамки дозволенного ежиным естеством.

Остановился. Жрёт подозрительно-фиолетовые ягоды. Блин, ну как мы сразу не догадались: колючая голова в стельку пьян. Ему теперь море по колено. 

Здесь, в двух шагах от Хорватии море по колено почти километр. Захочешь утопиться, десять раз передумаешь, пока забредёшь на глубину. 

Но зачем про суицид? В этих местах, созданных небесным зодчим по образу и подобию рая, людей редко гнетут вселенские думы. 

Отпуск на Балканах подают с черешней, бокалом пузырящегося просекко и трелями любимого дрозда. И нет дела более важного, чем выяснить, успеет ли во-он тот белоснежный лайнер скрыться за горизонтом до того, как солнце выглянет из-за во-он того облака, похожего на верблюда. 

Бирюзовая волна лениво перекатывает разноцветную гальку. Глубокий вдох — ме-е-едленный выдох, инжирно-морской коктейль заполняет вены — всё, нервов больше нет. И нет больше этих природно-климатических аномалий: утром — ночь, вечером — ночь, «тут филин ухает в лесу и кикимора из болота хохочет», и по телевизору — элегантный Всеволод Ларионов обещает в лучшем случае «шквалистый ветер, дожди разной интенсивности» и «температуру воздуха плюс три-восемь градусов»…

ШатАлище (по-нашему «променад») Пет Даница. Семейная пара с двумя пацанами спотыкается об вывеску «Night club». Тыц-тыц-ты-дыц, vitamin стейшн, очередь из «небесных созданий», жаждущих быть соблазнёнными. 

Он (нежно обнимая её за талию). Зая, можно я схожу туда?

2

Она (вяло). Иди. (Немного подумав). Только без денег. 

Он (обиженно). Почему?

Она (раздражаясь). Потому что ты — Ослич поховАный!

Он (с досадой) У-у х… (Бормочет себе что-то под нос).

Дети (весело). Папа, папа, а кто такая хОботница?

Отец (вздохнув, в сторону) Мать ваша…

(Если кому интересно, ослич похованый — местное блюдо «хек в кляре», а хоботница по-сербски «осьминог»).

Курортный город — это театр. Мимо тебя идёт невероятный спектакль, самый удивительный в твоей жизни. И не скучно ни капли. 

Можно наблюдать хоть год, как несъедобные женщины, бурно волнуясь бюстом, изображают то фам фаталь, которой мечтает обладать каждый мужчина, то меланхолически зачарованных фройляйн. Рассредоточились вокруг Бока-Которской бухты, как лягушки вокруг болота, и ждут Натаниэля Ротшильда на белой яхте. Или Хуанушку-дурачка.

3

Жарко. В тени пятнистых платанов с бархатной кожей разлеглись длинноногие кошки, похожие на египетских богинь. Несколько столетий назад их прекрасные прапрапрабабки приплыли сюда на кораблях вместе с пиратами и работорговцами.

Гигантские цветы магнолий пропитались запахом жареной дорады, и пчёл от них тошнит. Прямо в море…

Вдоль залитого невыносимо-синим небом побережья, словно терракотовая армия китайского императора, торчат туристы. Эффектно застыв в позе «Ленин на броневике у Финляндского вокзала», иной уже забронзовел, иной — красный, как печёный рак, — вот-вот получит по темечку солнечный удар.

Европипл беззастенчиво обнажает свои несовершенные тела на фоне совершенной природы. Англичанка и хохол, немка и серб радостно подставляют равнодушно палящему солнцу «всё, что нажито непосильным трудом»: суставы, поражённые артрозом, ягодицы, изрытые целлюлитом, ноги, испещрённые венами, и дряблые животы в складках. И лишь дети, тоненькие упругие кузнечики с острыми коленками и просоленными локонами, привносят в это «лежбище котиков» хоть какую-то гармонию. 

— Папа наступил на морского ежа-а-а! — мальчуган лет девяти пулей выскакивает из воды.

Следом, припадая на правую ногу и ругаясь, как боцман, бредёт щуплый мужчинка в плавках «мой папа – Супермен». 

На покрывале, где уместились бы «конница Будённого вместе с танковым корпусом Гудериана», живописным Аю-Дагом раскинулась супруга пострадавшего.

— Рая, там под скалой целое стадо этих гадов, — жалуется «инвалид» недвижимому телу, поглощающему ультрафиолет.

Тело принимает вертикальное положение. Склоняется над пяткой, покусанной морскими ежами. 

БухАвшие неподалёку англичане — он и она — белобрысые, светлокожие, в соломенных шляпках и клетчатых рубашечках с поднятыми воротничками, заволновались:

4

— Октопус, октопус!

Поддатые подданные Елизаветы II несут разудалую ахинею и, вытаращив глаза, изображают чудовище, которое, по их мнению, сидело под скалой и едва не утянуло «руссо туристо» в морскую пучину.

— Да не, — наш замахал руками, — блин, Рая, как объяснить этим нерусским: не осьминог там, а ёж?!

Но Рая уже вернулась в исходное положение утёса Аю-Даг. 

— Володька, — позвал укушенный сына, — как по-английски будет «ёж»?

— А я почём знаю, — засопел пацан, пытаясь просунуть между мизинцем и безымянным ноги увесистый булыжник, — мы ещё такое слово не учили.

— Ага, «фак», значит, учили, а «ежа» не учили? — в отце одномоментно пробуждаются Антон Семёныч Макаренко, Василий Сухомлинский и Надежда Константиновна Крупская.

С возникшими было трудностями перевода помог справиться нетрезвый сын Альбиона. Он плеснул в пластиковый стаканчик «Смедеревки» и протянул пострадавшему:

— You need serious medical attention! (Тебе нужно серьёзно лечиться).

Мужик шмыгнул носом, скосил один глаз на стакан, другой на жену. Рая, не мигая, Медузой Горгоной смотрела на благоверного. 

— Да не, я белое не пью. Меня с него пучит, — заулыбался наш, откупоривая протянутую супругой банку с пивом, — сорри, слышь, скьюз ми, братан. Как там у вас, нерусских, с-сэнкью вэр-ри матч.

Пиво — напиток на Адриатике весьма популярный. Но хит-парад возглавляют вина. Полусладкое «Луча» хорошо идёт под старославянские песнопения. Особенно после посещения краеведческого музея. Белое сухое «Крстач» (по-нашему «Крест») здесь употребляют вместо йоги и расслабляющего массажа.

На отдыхе не принято размышлять: есть ли жизнь без «Вранаца», нет ли её. Просто идёшь в ближайший магазин и покупаешь «Вранац». Или «Крстач». А лучше и то и другое. И можно без хлеба. И чем раньше, тем лучше. Потому что, начиная после десяти ноль-ноль, как это принято у нас на Руси Думой, можно потерять и день, и вечер, а оно вам надо? В раю так не положено.

До рая здесь — рукой подать. Рай — это Игало. Несбыточная мечта каждого советского человека, сладкая грёза, фантастический мираж, недостижимая утопия. Музыка, застывшая в камне, волнах и кипарисах, над которой трудился гениальный небесный «Моцарт». 

Вообще-то в переводе с греческого «игало» — «берег». А в переводе на русский Игало — «рай». Так бывает. 

Здесь горы не дают воздуху раскаляться в летний зной, притормаживая свежий морской бриз. Здесь 250 солнечных дней в году, пальмы, олеандры, эвкалипты, мимозы, а ледяной дождь видели только в кошмарном сне. Здесь расположен Институт Игало, в котором нежно любимая дочь Асклепия — Физиотерапия — «воскрешает из мертвых». Шучу.

Ещё совсем недавно Институт Игало отвечал за здоровье верхушки партийной элиты Югославии, избавляя её от ишиаса, псориаза, ревматизма и даже старческого маразма. Ныне тут может полечиться «и гордый внук славян, и финн, и ныне дикой тунгус, и друг степей калмык». Располагающий тысячей-другой евроденег.

На балконах номеров «стандарт» и двухэтажных сьютов реют флаги солнечной Норвегии и субтропической Швеции. Крупнейший в Европейском Средиземноморье санаторно-курортный комплекс круглогодично омолаживает, избавляет от мрачных мыслей и ампутирует жир с боков. Закупоренные сосуды раскупориваются, хрупкие кости становятся железобетонными, а обвисшая кожа разглаживается и приобретает вожделенный тургор.

Некоторые имеют бестактность сравнивать бывшую югославскую «фабрику здоровья» с Карловыми Варами. Но, я вас умоляю, посмотрите на карту: где расположена чешская здравница и где Игало. 

Для тех, у кого крупных купюр не завалялось, пансионат «Агросемя». Эконом-вариант. Буквально в двух шагах от института. Белые простыни полощутся на верёвках, как в «Зелёной роще». И санитарка из окна: «Шо трэба?»

— Да ничё не треба, девушка, мы так, посмотреть…

Процедуры — те же, что и в Институте, но бесплатно. Пришли на пляж за «Старой баней», залезли в Игальский залив и начинаете копать грязь. 

Именно сюда горная речка Суторина, чьи воды состоят сплошь из хлоридов, сульфатов, натрия, кальция и магния, приносит ил. Смешиваясь с морем и солнцем, он превращается в дивную чёрную жижу, исключительные свойства которой подтвердила даже лаборатория «Vichy».

Грязью мажут всё что ни попадя. Держат, насколько позволяют чувство меры и здравый смысл, смывают и — вуаля! — кто тут заикался про блефаропластику?

Единственное неудобство — эстетического плана: нудистский пляж по правую руку. У черногорцев фишка такая: с одного и с другого края страны пляжи — исключительно для тех, кто предпочитает принимать солнечные ванны в чём мать родила. Со стороны Албании это Ада Баяна. Со стороны Хорватии — Суторина и Нивице.

Возможно, в предзакатных сумерках там и возлежат Ундины вперемешку с Лорелеями. Не знаю, не видела. Но днём по мелководью бродят в основном всякие неаппетитные голые фру с моськами. И даже туристы-мужчины пенсионного возраста предпочитают разглядывать их мельком и издалека.

Похожий на гигантский трансатлантический лайнер Институт Игало высоко поднимается над заливом. Выше только «Galeb». Знаменитая вилла «ГАлеб» (по-нашему «Чайка») - нескромное обаяние югославского социализма. Одна из тридцати трёх резиденций легендарного Иосипа Броз Тито, о котором, как говорят у нас на Руси, «петь и петь, пока струны не порвёшь».

Чтоб вы знали, товарищ Тито был для югославов как солнце. Нет, он был даже лучше солнца. Даже спустя сорок лет после смерти своего президента отдыхающие ложатся принимать солнечные ванны прямо на пешеходных дорожках, ведущих к его вилле. 

Попасть в летнюю резиденцию творца югославского коммунизма, чья судьба была неразрывно связана и с Омском, стало моей навязчивой идеей. Осуществить её в невысокий сезон не так-то просто. Но мой визит в «Galeb» состоялся. И об этом я тоже как-нибудь расскажу…