Пражская осень

(Публикую повторно, в связи с печальным 50-летним юбилеем)

Всё! На дворе еще только 1 августа, вступительные экзамены только начинаются, а я уже студент. Вернее солдат-студент. Родителям решил пока не сообщать – пусть будет сюрпризом.

По такому случаю командование пообещало отпустить меня домой до начала учебного года. Но, как говорится, человек предполагает, а Бог располагает. А Богом тогда было у нас Политбюро ЦК КПСС. И оно решило по-другому. Это же был тот самый знаменитый август 68-го.

В этом году весной в Чехословакии задумали построить «социализм с человеческим лицом». Однако правопреемники и творцы «настоящего» социализма со звериной харей возмутились в своем логове и предъявили претензии по поводу нарушения авторских прав. «Какое такое «человеческое лицо»?? Это же искажение проекта! Ревизионизм!» И, как тогда было принято, теоретико-идеологические споры и разногласия было решено разрешить с помощью танков.

Так получилось, что в подавлении «Пражской весны» приняли в той или иной степени участие два брата-солдата Минжуренки. И даже кровь пролили, слава Богу не чужую – свою. Ну, мой двоюродный брат Вовка тот-то служил в ГДР, понятное дело, рядом, подпоясался, набил рожки патронами, сел в БТР, два часа ходу, и вот она – Чехословакия. А меня-то каким ветром туда занесло, из Сибирского военного округа? Да никуда меня не заносило, просто у меня оружие было очень длинное и легко доставало и до Европы и до Америки. На знамени нашего полка было начертано: 67-ой полк МКР (межконтинентальных ракет). А ядерные боеголовки на наших четырех 33-метровых ракетах были самыми крупными в Ракетных войсках стратегического назначения, да и во всем безумном мире. Мой товарищ сержант-связист писал стихи:

Какие к черту тут улыбки,
девчонки губы-лепестки?!
Ступи на грань одной ошибки
И – континенты на куски.

Я ходил по полку именинником. Настроение было замечательным. Скоро домой в Красноярск, увижусь с родителями, а потом – начнется студенческая жизнь в вожделенном Томском университете. 20 августа меня вызвал старшина и приказал сдать личное оружие, противогаз и «противоатомный» костюм!! Вот это здорово, значит, в строевой части уже готовят документы.

Утром 21-го полк выстроился на ежедневный развод. Но тут началось что-то странное. Нам фактически объявили тревогу. Но в такой форме это никогда не происходило. Обычно всегда неожиданно взвывали сирены, в казармах включались ревуны с жутким всё выворачивающим звуком. И солдаты и офицеры, привыкшие к тому, что нужно укладываться в нормативы времени, начинали бешено метаться: в оружейку за автоматом, противогазом и бегом во весь опор на боевые позиции, на старты. Все неслись как очумелые: счетчик уже включен. И все расчеты торопились по возможности даже сэкономить для полка минуты или хотя бы секунды. А тут, напротив, командир спокойно призывает сделать нам всю боевую работу по подготовке ракет к пуску, но…не торопясь, «аккуратно и качественно». По строю прошелестел удивленный ропот. Офицеры тоже пожимали плечами в ответ на наши вопросы. Потом мы спокойно разошлись по казармам, стали получать оружие, непривычно медленно, без спешки. Ко мне подошел старшина с журналом: «Распишись» и вернул мне мой автомат и прочее. Как так??!! Что, дембель откладывается? Затем опять же очень непривычно медленно расчеты строем уходили на старты. Не торопясь выдвигались тягачи, заправщики ракетного топлива. А далее пошел обычный «комплекс», привычный порядок команд по громкой связи из подземного КП. И опять странности продолжались: никакого соблюдения нормативов по времени, командиры даже удерживали солдат: не торопитесь, делайте всё добротно. По три раза проверяли совершенные операции, явно перестраховывались. Что творится?

Подкатили «головастики» со своей стыковочной машиной и боеголовкой – атомная бомба невероятных мегатонн, более, чем в 10 раз мощнее Хиросимы. Пристыковали её на пироболты. Ага – всё по настоящему. В те времена подготовка межконтинентальных ракет была довольно долгой – несколько часов. Соответственно и число команд было большим: около 200 кажется. Все команды были регламентированы и находились в толстом журнале. Мне довелось посмотреть его ещё в начале службы в секретке: все страницы были разделены на две графы, в левой колонке команды «туда», т.е. к пуску, а в правой – команды «обратно», т.е. как давать отбой и приводить ракету в исходное состояние. Нумерация была обратной, т.е. начинали мы действия по команде №200, а самой последней была команда №1 – «Пуск». Еще когда я знакомился с этим документом, я обратил внимание на то, что начиная с команды №9, правая колонка оставалась пустой (не уверен точно в номере, но где-то так). Когда я об этом спросил офицера, он усмехнулся и ответил, что все учебные тревоги и учения заканчиваются где-то на 12-ой команде, а дальше приближаться к пуску – уже опасно. «А уж если прозвучала 9-ая команда – значит обратной дороги нет, потому и команды на «отбой» отсутствуют. Если прошли 9-7 команды, значит шутки в сторону – боевой пуск». Я это запомнил, и, действительно, за все три года никогда не слышал команды №11. Уже на 12-ой команде мы расслаблялись: сейчас будет пауза, доклад в Москву «Очагу» и потом всё покатится обратно. А то, подняли в 3 часа ночи, провоевали завтрак, уже 11 дня и есть очень хочется.

Вот и на этот раз мы спокойно шли к команде 12. И вот она прозвучала. Ура, я откинулся в кресле в пультовой, посмотрел на старшего лейтенанта, он понимающе улыбнулся. Но!!! В динамиках раздалась неслыханная никогда 11-ая команда!! Как так?! Улыбки слетели, но мы еще не сильно встревожились, только удивлялись. Потом, вдруг (далее всё было «вдруг»), прозвучала команда 10. Мы переглянулись напряженно. Показалось, что и голос у командира полка какой-то другой. Прозвучала команда 9. Потом – 8. И тут у меня буквально мороз по коже пробежал: я вспомнил, что у этих команд нет «отбоя», вспомнил слова того капитана: «обратного хода нет!». Это что?! Война? Солдаты про тот регламент не знали, это я случайно туда заглянул. Но офицеры-то знали. Я с трудом повернул голову: у одного офицера лицо было серое, таких лиц я еще в жизни не видел, другой был бледен и закаменевший. Раздалась команда 7. Всё!

У нас было четыре ракеты и два старта: левый и правый. Сделав первый залп, мы должны были спешно готовить второй, но уже – «в условиях применения противником оружия массового поражения». Т.е. в ответ на наш пуск к нам неминуемо должен был прилететь гостинец от американцев, потому и нас всегда учили при подготовке второго залпа исходить из того, что половина личного состава полка и половина техники погибнет. Но второй залп надо было совершить, хотя и допускалось, что мы сможем сделать это только одной ракетой на одном уцелевшем старте.

Услышав и выполнив команду 7, мы застыли. Я уже не смог повернуть голову и посмотреть на однополчан, шея почему-то не поворачивалась. Скоро уже и «Ключ на пуск». А там, минут через 40-50, прилетит привет от американцев. Недолго пожил.

Прошло 10 минут, затем 20, потом 30. Возникло даже какое-то нетерпение: уж давайте и остальные команды, чего тянете. Мы еще не знали, что вот в таком положении мы застынем на две недели. Где-то, наверное, часа через два немного зашевелились. Война войной, а курить-то хочется.

Вечером, кроме дежурной смены, мы построились здесь же – на стартах. И только тут мы узнали о вводе советских войск в Чехословакию. Вот оно в чем дело! А Ракетные войска привели в такую небывало высокую степень готовности, чтобы продемонстрировать НАТО нашу решимость идти до конца. Даже до конца жизни этого мира. Дело социализма в одной маленькой стране для Кремля было важнее жизни на планете.

Все эти две недели мы жили на стартах. В сооружениях поставили раскладушки. В столовую не ходили, пищу принимали тут же на боевых позициях. Поход с ротными термосами в жилую зону на кухню приравнивался к увольнительной. Хоть издалека по пути посмотреть на казарму. Вот так и постылая казарма стала вспоминаться как дом родной: всё относительно, однако.

А брат мой Вовка выдвинулся на своем бронетранспортере (он служил водителем) на дорогу, соединяющую ГДР и Чехословакию. Собственно, в Чехию он заехал совсем неглубоко. Его часть должна была прикрывать дорогу, по которой, в случае сопротивления чешской армии, планировалось вывозить советских раненых солдат в госпитали Группы войск в ГДР. По этой дороге и разместились БТР – через каждые 100 метров. Стоят, никого не трогают, кругом природа замечательная. Решив посмотреть на новую страну, Вовка высунулся по пояс из бронетранспортера, покрутил головой - лепота. Выстрела снайпера он не слышал: почувствовал ожог шеи и внезапную слабость. Сполз вниз, заливая всё своею кровью.

Вовка выжил. И снова стал таким же шустрым, как и ранее. Пару раз попадал на гауптвахту. До сих пор гордится тем, что сидел в той же камере, где когда-то пребывала Клара Цеткин.

Вот про то, что мир стоял на грани ядерной войны во время Карибского кризиса знают все. А то, что и в августе 1968 года мы тоже подошли к опаснейшей черте – как-то об этом меньше говорят и пишут. Наверное, потому что описанные мною события и действия советского руководства были жутко засекречены. Когда я пришел на «гражданку», еще не остыв от пережитого, то спрашивал у многих: как вы тут, мол, перенесли эти страсти, а они не понимали, о чем речь. Оказывается, никто и не ведал о том, до какой степени риска вселенской катастрофы довели ситуацию партия и правительство.

Наступило 1 сентября. Мне уже надо было явиться в университет, а я торчал на стартах и не мог хотя бы как-то сообщить о своей задержке. На эти две недели нам даже письма запретили посылать, так что и связь с родными прервалась. Числа третьего сентября немного снизили уровень боеготовности, и половина полка теперь по очереди могла находиться в казармах. Однако ракеты продолжали стоять в полной боевой. И вот, числа седьмого сентября, когда мы уже улеглись спать в расположении группы, в казарме громко хлопнула дверь, и по коридору кто-то понесся в спальное помещение, гулко громыхая сапогами. Этот гвардеец нисколько не старался вести себя потише, напротив, подбежав поближе, он заорал «Сашка! Санька!» Я узнал голос своего друга из соседней группы по фамилии Американцев (и прозвище у него было соответствующее – «союзничек») и понял, что он зовет меня. Подскочил и побежал ему навстречу: что-то случилось чрезвычайное. А он обнял меня крепко и закричал: «Идем ракету со стола снимать!!» Я тоже сгреб его в охапку, неужели?! «Союзник» тут же развернулся, ему нельзя было отставать от своего расчета, они же просто проходили мимо нашей казармы, и он заскочил на мгновение, чтобы меня обрадовать.

Третья мировая война, кажется, откладывалась.

_{Оригинал в Facebook автора}