«На добрый вспомин…»

Вспоминая известного омского писателя Александра Лейфера, которому сегодня исполнилось бы 75 лет, я всегда переживаю целую гамму чувств. Чувство благодарности, чувство почтения, чувство счастья от соприкосновения с подлинным, чистым, естественным талантом и… мучительное, тягостное чувство вины.

Виню себя за то, что не успел сказать Александру Эрахмиэловичу этих добрых слов при жизни. А теперь они вроде даже неуместны. Виню за то, что бессчетное количество раз собирался взять у него интервью, но так и не дошел до его легендарной «писательской кельи» на улице ХХ Партсъезда в городке Нефтяников. Виню за то, что не могу изжить в себе дурную привычку — много говорить и мало слушать. Слушать тех, кому есть что рассказать, тех, чей совет будет ценен, поскольку подкреплен профессионализмом и жизненной мудростью. А Александру Лейферу было, что рассказать. Но, к сожалению, беседа уже не состоится никогда. Ничего не попишешь и «на потом» не отложишь.

1

Мое заочное знакомство с омским писателем и журналистом Александром Лейфером состоялось более 10-ти лет назад. Тогда моя тетушка работала в компании «Сан Инбев» и курировала со стороны предприятия Омскую молодежную литературную премию Ф. М. Достоевского. Писатели дарили ей свои книги, часть из которых попадала ко мне. Фамилия «Лейфер» как-то сразу запомнилась (и еще почему-то представилось, что это молодой литератор лет 35-ти). Однажды разбирая книжные завалы, наткнулся на эту, уже знакомую, фамилию на обложке. Скромное издание с необычным по формату переплетом: «Мой Вильям. Очерки литературной жизни». Раскрыл книгу, прочел несколько абзацев и… не смог оторваться до последней страницы. Вот же она — идеальная по форме и содержанию популярная краеведческая документальная проза!

Каждый раз, перечитывая эту, в чем-то исповедальную (хотя она посвящена судьбе друга автора, а не его собственной) книгу, ловил себя на мысли — «как же, черт возьми, здорово сделано!» Так легко, сочно, честно, иронично, без «понтов» и сведения счетов написать о себе, о друзьях, о профессии, да и вообще, о самой жизни! Уж не знаю, в чем тут секрет. В особенностях авторской интонации, подкупающей своей простотой и искренностью? В отсутствии ложного пафоса (а значит и лицемерия), самолюбования и «трафаретности»?  Или, может, потому что крайне близка и гражданская позиция автора, его взгляды на нашу непредсказуемую общественно-политическую реальность, в которой запросто сегодня можно получить орден, а завтра — «по шапке»? А это, в общем-то, способствует развитию привычки ко всему относиться философски, с долей скепсиса.

Потом были прочитаны остальные «лейферовские» книги: «Сибири не изменю!», «Прошлое в настоящем», «...Буду всегда жива», «Удивительная библиотека», «На добрый вспомин...» — из «наследия», «Блог-пост» — из «новинок» и др. Восприятие автора как персонального «маяка» укреплялось с каждой прочитанной статьей, с каждой заметкой. Для себя решил так: задумал писать краеведческий очерк? Ориентируйся на А. Л.! Если как у него, то с 99% вероятностью, конечно, не получится — но надо стараться.

«Лейфер» — это и пособие-методичка, и «допинг», а главное всегда — это чтение для души. Не каждая прочитанная книга вдохновляет читателя на безумный поступок самому взяться за перо. Лично у меня таких совсем немного. Единственные «омские» в этом перечне — труды Александра Лейфера.

Справедливости ради, должен заметить, что ни в коей мере не могу назвать себя близким знакомым Александра Эрахмиэловича. Первая моя личная с ним встреча состоялась на одной из премий Достоевского, когда я уже учился на историческом факультете и занимался изучением омской истории полупрофессионально. Помню, как подошел к Лейферу с одной из его книг с просьбой об автографе. Писатель как-то странно (тогда мне даже показалось — свысока) на меня посмотрел, усмехнулся и своим роскошным густым баритоном многозначительно произнес: «Ага! Ну да!». После чего расписался на титульном листе и, не ожидая никакой реакции, удалился. Так я и познакомился с председателем Омского отделения Союза российских писателей, заслуженным работником культуры Российской Федерации Александром Лейфером.

Конечно, все это шутки. Никаким «сибаритом» Александр Эрахмиэлович не был. Но был он, напротив, человеком контактным, доброжелательным, располагающим к себе. При всех наших дальнейших, не таких уж и частных, встречах он вопреки разного рода «субординациям» подходил ко мне, протягивал руку и этак по-свойски говорил: «Привет!». Интересовался как мои дела, над чем работаю, как двигается диплом (доросший впоследствии до диссертации). Помню, с какой пылкостью он рассказывал, как трудно ему далась его первая книга «Сибири не изменю!» об ученом и поэте Петре Драверте, как придирались бдительные редакторы к «неправильным» словосочетаниям.

2

В середине 1980-х годов в одной из своих статей в местной газете Александр Лейфер задался вопросом: «Кто же то «начальственное лицо», отдавшее приказ о переименовании улицы Драверта в Бульвар Архитекторов?». Предыстория такова: в 1983 году одной из улиц левобережья было присвоено имя выдающегося сибирского ученого-минералога и поэта Петра Людовиковича Драверта. Названия уже нанесли на стены жилых многоэтажек, но вдруг кто-то из местных начальников вспомнил о факте членства Драверта в партии эсеров в 1900-е гг. «Не наш человек! Улицу переименовать!», — решили чиновники. А употребленное журналистом Лейфером выражение «начальственное лицо» задело тонкие бюрократические души. Фразу, как и имя Драверта из городской топонимики, из текста вымарали.

Делясь этой историей в кулуарах конференции в Пушкинской библиотеке, Александр Эрахмиэлович буквально наказывал мне: «Обязательно в своей статье об этом напиши!». Вечером он прислал по электронной почте ссылки на свои (и других авторов) публикации. Я тоже неоднократно обращался к Лейферу по разным вопросам. Меня не удивляло, что он всегда отвечал. Меня удивляло, как он отвечал.

Вот, например, такой случай. Как-то я обратился к А. Л., на первый взгляд, с пустяковым вопросом: нужно было уточнить для справочного издания даты жизни нескольких омских журналистов из поколения Лейфера. Расчет был на то, что он вспомнит сходу (ведь почти всех из этого списка он знал лично) или где-то быстро посмотрит в записях. Однако Александр Эрахмиэлович сразу не вспомнил. «Ну ладно, — подумал я. — У кого-нибудь другого еще спрошу».

На следующий день Лейфер прислал мне ответ. Потом еще одно письмо, потом еще. С моим «простеньким» вопросом он обратился к своим друзьям (их точно было больше двух человек), прислал мне какие-то телефоны тех, у кого можно уточнить информацию, искал и нашел некоторые сведения в своем архиве, который ему, вероятно, пришлось основательно «перерыть». Несколько дней Александр Эрахмиэлович «держал» этот вопрос в голове. Он отнесся к моей просьбе серьезнее, чем я сам к ней относился! Тогда в очередной раз Лейфер подал пример бескорыстия и настоящей (не формально-показной) интеллигентности. Я не задавался вопросом «Почему он бросился мне помогать?» (это было понятно, ведь в противном случае это был бы кто-то другой, но не Александр Лейфер). Но все же я поразился: «Как он находит время для всех?! При его-то занятости и при том, что он совсем недавно вышел из больницы».

Кстати, с больницами тоже сложилась необычная ситуация. Александр Эрахмиэлович так часто в последнее время в них лежал, но при этом, внешне практически не менялся, продолжал вести насыщенную общественную жизнь. Вроде и не могла прийти на ум мысль, что его болезнь настолько серьезна. Возраст, тут все понятно. В новогодние праздники 2017 года я случайно встретился с А. Л. в неформальной обстановке в университете. Лейфер был как всегда импозантен, одет в свой крутой черный кожаный пиджак, смеялся, шутил и даже, если мне не изменяет память, держал в руке рюмочку коньяка. «Наверное, все хорошо, — подумал я тогда. — Надо как-нибудь договориться об интервью».

28 июня 2017 года я работал над текстом. Жанр текста был «лейферовский» — документальная проза. Текст, говоря по-простому, «не шел». Потянулся к «спасительной соломинке» — к полке с книжками А. Л.: «Ну-ка посмотрим! Как там Лейфер «монтирует» цитаты со своими комментариями?». «Учебное пособие» как всегда вдохновило — собственная работа сдвинулась с мертвой точки. А вечером открыл местный информационный сайт и прочитал первую новость…

27 декабря 2018 года Александру Эрахмиэловичу Лейферу исполнилось бы 75 лет. Его нет с нами полтора года, и эта потеря ощутима. Не тот случай, когда можно сказать: «Пожил человек, пожил и умер». Нет. Его не хватает. Без Александра Лейфера Омск уже не совсем Омск. И большое счастье, что остались книги, осталось его детище — «Складчина», остались друзья и коллеги, которые сами не забудут и городу Омску не дадут забыть его, пусть скромного, но героя и подвижника.

Писатель Александр Лейфер всегда забавно подписывал читателям свои книги. Начертав, например, «С наилучшими пожеланиям от…», проводил ручкой стрелочку к напечатанной на «титульнике» фамилии и дописывал букву «а». Получалось «от А. Э. ЛейферА». У меня эти книги тоже остались: «Сергею на добрую память от А. Э. ЛейферА». На добрую, Александр Эрахмиэлович! Спасибо Вам за все!

3

Здесь стоило бы поставить точку, но все-таки пока рано. Так совпало, что сегодняшний день омского календаря отмечен еще одной юбилейной датой — 105-летием со дня рождения (по старому стилю) выдающегося омского писателя-краеведа Марии Климентьевны Юрасовой, автора настольной книги всех любителей истории нашего края – «Омск. Очерки истории города».

И мне радостно от того, что некоторые коллеги оказались чуть расторопнее меня. Весной 2015 года, сейчас научный сотрудник Омского государственного историко-краеведческого музея, а в то время студентка  истфака Омского государственного университета им. Ф. М. Достоевского — Любовь Келлер работала над дипломом о творческом наследии Марии Климентьевны. Научные поиски привели ее к Александру Лейферу в его заставленную с пола до потолка книгами знаменитую квартиру на улице ХХ Партсъезда, где она взяла небольшое интервью-воспоминание о Марии Юрасовой. Думаю, что сегодня самое время представить этот текст вниманию широкого читателя.

Интервью с Александром Лейфером о Марии Юрасовой (записала Любовь Келлер, 4 мая 2015 года).

— Александр Эрахмиэлович, что бы Вы могли вспомнить о Марии Климентьевне Юрасовой? Когда и при каких обстоятельствах состоялось ваше первое знакомство?

— Как я познакомился с Марией Климентьевной? Тогда при Омской писательской организации регулярно раз в два года проводились семинары молодых писателей. В 1968 г. омский писатель Владимир Пальчиков предложил мне принять участие в таком семинаре. Я собрал опубликованный материал и передал в писательскую организацию. Через несколько дней мне звонят и назначают встречу. Звонящая женщина представилась Марией Климентьевной Юрасовой, сказала, что ей необходимо со мной встретиться и провести беседу. Она пришла ко мне на работу в Дом печати в редакцию «Омской правды». Мария Климентьевна была невысокого роста, с толстыми стеклами на очках, плохо слышала. Она сразу пояснила, что может показаться странной, так как, когда во время войны она ехала в Омск, то ее поезд попал под бомбежку. Мария Климентьевна была ранена, перенесла контузию.

Она провела со мной беседу по моим первым произведениям, сказала, что пока с таким неполным багажом не стоит выходить на семинар, но отметила: «По Вашим рассказам, чувствуется, что у Вас есть талант, что Вы смотрите на мир глазами художника. Не в коем случае не бросайте писательское дело».

Мария Климентьевна — первый писатель, член Союза писателей СССР, с которым мне удалось поговорить. С 1968 года мы встречались десятки раз при разных обстоятельствах. Я всегда чувствовал с ее стороны доброжелательность, она читала то, что я пишу, несколько раз на писательских собрания хорошо отзывалась о моих работах.

Когда в Омске образовалось две писательских организации, я стал работать в отделении Союза российских писателей и предложил ей сотрудничать, печатать отрывки своих произведений в «Складчине».

4

Какое-то время Мария Юрасова уезжала из Омска в Тюмень, тогда она работала над книгой «Муравленко». Что касается ее книги «Омск», то, может быть, она слишком политизирована, но до нее такой книги никто не написал. Эта книга была в каждой семье. Мария Климентьевна рассказывала, что после первого издания омские профессиональные историки направили письмо в обком партии, чтоб эту книгу не издавали, так как в ней есть ошибки, ее автор писатель, а не историк, который взялся не за свое дело. Но в обкоме партии не придали значения этому письму.

Помимо этой работы, Мария Климентьевна написала еще много книг об истории Омска, например, «Путь реки». Скольким людям она помогла полюбить Иртыш, свой край! Больше всего мне нравится ее книга «Любовь и подвиг беззавистно»! Это очень хорошее произведение, такие книги и для души очень много дают!

Она приехала в Омск из совершенного другого региона, из Крыма. Мария Климентьевна окунулась в новую атмосферу, и у нее сразу стали выходить краеведческие книжки, о том, что у омских авторов было под ногами, но о чем никто не писал.

Мария Климентьевна написала много книг, а это все при том, что она еще работала в Омском книжном издательстве, куда нужно было ходить каждый день. Она помогла многим омским авторам, много потрудилась на Омск, на культуру города, прошла трудоемкий творческий путь. Мария Юрасова была очень трудолюбивым человеком и достойна хорошей памяти.

Также она много сделала в области детской литературы. Ее наследие до сих пор не утратило своей актуальности. Возможно, ее работы, которые еще не изданы, можно было бы издать сейчас.

— В каких мероприятиях Мария Климентьевна принимала участие, и проводились ли среди писателей неофициальные творческие встречи или собрания?

— Мария Климентьевна принимала активное участие в проведении праздника «Омская зима». На этих праздниках проходили встречи писателей с читателями. Литераторы рассказывали свою творческую биографию либо читали стихи или отрывки из произведений.

Помимо официальных встреч на таких мероприятиях и на собраниях членов писательской организации, литераторы собирались в мастерской писателя, скульптора Петра Карякина, она находилась на улице Некрасова.