Леонид Полежаев: «Я хотел открыть Омск...»

Сообщество Фонда Общественного мнения «Заповедник», рассказывающий о связи человека и места, запустил проект «Белый след». На сайте представлены размышления известных омичей на тему, зачем городу нужна память о Колчаке. Свое мнение высказали директор театра «Белая столица» Олег Томилов, историк-краевед, колчаковед Александр Лосунов, экс-директор «12 канала» Александр Малькевич, пресс-секретарь омского обкома КПРФ Евгения Лифантьева и поэт Игорь Федоровский. 

«ВОмске» публикует монолог экс-губернатора Омской области, а ныне президента Фонда «Духовное наследие» Леонида Полежаева на эту тему. 

 — Мы в школе изучали Гражданскую войну, там был достаточно большой раздел. Безусловно, он целиком комплементарный в отношении победившей революции, как тогда говорили. И первый образ Колчака у меня сложился из четверостишия «Мундир английский, погон французский, табак японский, правитель омский». На рисунках, пародиях Колчак был толстый, весь заросший бородой, увешанный орденами. Невозможно было представить, что это был по современным понятиям молодой человек, ему было всего 45 лет, и он никогда не носил бороды, кроме как во время экспедиции Толля.

Конечно, тогда были представления, что Колчак — это какая-то грандиозная опасность над страной. Но сомнения зародились. Я вообще рано стал воспринимать действительность. А потом стал искать литературу, читать между строчек.

В 90-е годы я понял, что самое время вернуться к воссозданию непрерывной истории России. Ведь история России была разорвана, просто разрублена рубежом 1917 года. Работа моего фонда сейчас — это воссоединение общей единой истории. Отдать должное, восстановить исторические кровотоки, искусственно нарушенные. Оказывается, что литература и XVIII, и XIX века — гораздо полнее, чем мы знаем о ней, что стихи Баратынского по своему уровню и по своей содержательности гораздо выше творчества Пушкина. И Мережковский — это один из крупнейших философов рубежа XIX–XX века, наряду с Иваном Ильиным. Ведь мы лишили не только себя — мы лишили и мир, растоптав, забыв, закопав много того, что было нужно, полезно и важно.

У меня в 1991 году еще была жива мать. Отец умер раньше, а мать еще жила. Она молодой девушкой ходила на заработки, разбирала кирпич взорванного Ильинского собора. Сама она родом из Калачинска. И в том же 1991 году она мне рассказала, что в их доме был Колчак. Он где-то то ли с охоты возвращался — и заехал попить чаю или погреться в Калачинск. А я говорю: «Почему, мать, ты мне раньше об этом не рассказала?» Она говорит: «Если бы я тебе раньше рассказала, ни меня, ни тебя могло не быть». Этот страх — он вел людей по жизни, как по линейке, очень строго. У отца были случаи пересечений с НКВД. Его не посадили, выпустили. Но страх шел с ним до конца его дней. Вот тогда я и задумал сделать музей Колчака. Ну, музеем не назовешь, назвал его Центр изучения истории Гражданской войны. Думаю, что закроют его.

Я хотел, конечно, чтобы Омск все-таки приобрел реальный статус столичности и оценил личность Колчака. Сколько можно воевать? Мы же где-то должны находить точки примирения. Фигура Колчака ничем не запятнана: герой войны, патриот, ученый, участник полярных экспедиций, довольно демократичный правитель. На него насыпали грязи — это было в интересах правящего режима: унизить, растоптать, представить в самом негативном свете. Но дело потомков — очистить это и представить тот реальный образ, который на самом деле был.

Как альтернатива белому Омску появился Новосибирск. Это была деревня, станция всего-навсего. Но это была месть большевиков вот этому городу. Поэтому половину Омска взорвали, все что можно тут уничтожили, закрыли, насадили военных заводов и превратили Омск в то, что он есть сейчас. В закрытый город стянули все население из сел и глухих деревень Омской области. Омск стал накапливать свою численность за счет потенциала села, уничтожения деревень и исхода сельских людей на эти многочисленные заводы. И естественно, в интеллектуальном развитии он стал проседать. И проседает до сих пор. Он как бы закрывается в этой скорлупе.

Я его хотел открыть. Попытаться преодолеть, открыть его, сделать известным во всем мире, наделить его какими-то привлекательными брендами, в том числе и фигурой Колчака. Мы много делали выставок за границей, был большой культурный, экономический и общественный обмен. Путь какой-то намечался — но это же дело не одного, не двух, не трех лет. Поколения надо потратить на то, чтобы попытаться все-таки ввести в жизнь города новые современные элементы. Что-то удалось, какие-то фрагменты появились, но не столько, чтобы конкурировать с Екатеринбургом, Новосибирском, Красноярском, увы. Омск не принял, не включился в эту гонку.

Омск живет больше в прошлом, чем в настоящем. И конфликт интересов — он возникает как раз на стыке поиска новых форм, нового содержания, новой экономической и общественной жизни города. Город до сих пор не нашел место для этого памятника <Колчаку>. Город же отказался выносить решение о месте установки этого памятника. Я бы его сейчас поставил.

Никогда никто, никакие краеведы и никакая общественная мысль в городе не была заинтересована в памяти о Колчаке. Не было даже такого движения. Не было ни тогда, не было сейчас. Это была воля одного человека. У меня в Омске не было убежденных соратников — иначе бы появился памятник. Было бы хоть два десятка пишущих людей, которые могли бы провести кампанию в прессе, движение какое-то, открыть какой-то фанатский клуб Колчака, — ничего же этого не происходило. Идея сверху, которую я продвигал, не была поддержана никем снизу.

***

Истинная история страны сокрыта. В какой бы ты элемент этой истории ни вторгался, ты видишь следы этого сокрытого. По сути дела, мы свою историю не знаем. Она состоит из мифов, легенд, в которые мы почему-то верим, но не верим в истины, которые на самом деле могут дать ответ на природу многих драматических, героических событий для нашей страны. В 90-е Омск перестроился, но был слишком короткий период, это было всего 7–8 лет. И за 7–8 лет перестроить сознание, перестроить экономику невозможно. Но возможно создать необратимые предпосылки к этому. Такие предпосылки есть. Но если они сейчас как-то приторможены, задержаны, это не значит, что у них нет будущего.

Оригинал на сайте «Заповедника».