Сергей Прудовский: «Омское НКВД было в передовиках...»

Успели. С Сергеем Борисовичем Прудовским встретились в гостинице, поздно вечером, накануне его отлета обратно в Москву. Говорили о проблемах доступности местного архива ФСБ, о его исследованиях документов по харбинской операции НКВД, о проигранных чекистам судах, о проекте «Последний адрес» и о том, почему он вообще всем этим занимается.

- Сергей Борисович, позвольте спросить – кто вы?

1

- Я предприниматель, у меня кооператив с 1987 года – один из первых в Москве, занимаемся специальными видами печати. По образованию металлург, учился в авиационно-технологическом, родился в Москве, жил в Грузии, потому что отец – военный. Работал в конструкторском бюро игрушек: от инженера до начальника отдела. Делали конструкторы, головоломки… Но это – для знакомства, и к делу особого отношения не имеет.

- А что имеет?

- История моего дедушки, агронома Степана Кузнецова. Дедушка мой был репрессирован в апреле 1941-го. Отсидел 15 лет. Вышел по амнистии, реабилитировали, прожил после этого семь лет и покинул нас. Он писал воспоминания, которые заканчивались тем, как он вернулся из лагеря и его не прописывали в Москве. В начале 30-х работал на Китайской Восточной железной дороге (КВЖД).Последняя должность – начальник Земельного отдела КВЖД. В 37-38 его не арестовали, но допрашивали. Дело его хранится в центральном архиве ФСБ на Лубянке. Я с этим делом познакомился в 2009 году. С тех пор и начал заниматься этой темой. Так как в деле упоминались некоторые фамилии его сослуживцев, стал искать дела этих людей. И закрутилось…

- С каким желанием – изначально?

 - Изначально – лишь узнать историю. Мне было 60, я перечитал воспоминания дедушки, которые впервые взял в руки лет в 15… Не было иступленного желания найти тех, кто его гнобил… Потом уже оказалось, что многие документы той эпохи, которые относятся к харбинской операции, засекречены до сих пор. Я пытался получить доступ к этим документам, но все суды проиграл.

- Несколько слов о самих харбинцах…

- 20 сентября 1937 года был издан Оперативный приказ Народного Комиссара внутренних дел СССР № 00593, известный как «Приказ о харбинцах». Начинался он словами: «Органами НКВД учтено до 25 тысяч человек, так называемых «харбинцев» (бывшие служащие Китайско-Восточной железной дороги и реэмигранты из Манчжоу-Го), осевших на железнодорожном транспорте и в промышленности Союза...». Потом, что все харбинцы подлежат аресту, а далее - перечисление 13 категорий, от изобличенных и подозреваемых в террористической, диверсионной, шпионской и вредительской деятельности и кончая участниками контрреволюционных сектантских группировок. Завершить операцию предписывалось к 25 декабря 1937 года. В указанный срок исполнить приказ «О харбинцах», как и другие «национальные» приказы не удалось, и срок продлили до 15 апреля 1938, потом еще до середины сентября... В ходе исполнения этого приказа, в течение 1937-1938 годов, было арестовано, по разным данным, от 32 до 59 тысяч «японских шпионов».

Одновременно с приказом был утвержден и проект закрытого письма НКВД СССР «О мероприятиях в связи с террористической, диверсионной и шпионской деятельностью японской агентуры из так называемых харбинцев». Изучая архивные уголовные дела сослуживцев моего деда, я ознакомился с рассекреченным приказом, а с самим закрытым письмом ознакомится не удалось: он, как выяснилось, носит гриф «Секретно».

- И вы пошли в суд?

- Да. После того, как обращался к руководителю ФСБ, уповая на законы о том, что подобные письма должны быть рассекречены. Тогда получил отрицательный ответ: мол, письмо 1937-го года содержит государственную тайну, обнародование которой повредит безопасности России. Обратился в Московский городской суд, оспаривая это решение ФСБ. Проиграл. В проведении лингвистической экспертизы было отказано. Ход заседания и решение суда я опубликовал в ЖЖ и ФБ, а через несколько дней фотокопия письма появилась в сети: оказалось, что оно обнародовано в Украине в 2011 году!.. Подал апелляционную жалобу в Верховный суд, но чуда не произошло — Верховный суд принял решение в «удовлетворении жалобы отказать». Обоснование все тоже — заключение экспертов ФСБ. Позиция Верховного суда такая: обнародование документов не является причиной их рассекречивания.

Своим решением Верховный суд защитил «честь мундира» деятелей НКВД-ФСБ и судей Военной коллегии Верховного суда СССР, выносивших неправомерные приговоры. Мало того, что содержимое письма ни имеет никакого отношения к «силам, средствам и методам» работы разведорганов СССР, так оно еще и основано на лживых «фактах» — подавляющее большинство лиц, названных в письме японскими шпионами, таковыми не являлись, о чем свидетельствует их реабилитация во второй половине 50-х годов.

- А зачем вы прилетели в Омск?

- Работать в местном архиве. По харбинской операции людей приговаривали решением НКВД и прокурора СССР, в приказе были расписаны две категории: «расстрел» и «от 8 до 10 лет». Удалось узнать, что часть этих решений – в Омске. Очень много протоколов, представленных Управлением НКВД по Омской области, в том числе и по харбинской операции. Сейчас все посчитаем, поймем… Самое ценное – альбомные справки, которые прикладывались к протоколам. Там указывались имя-фамилия, дата рождения, обвинение. Люди, которых расстреляли, есть в базах памяти, в мемориалах... А о людях, которые получили различные сроки, никто не знает, где искать,  никто не представляет. А если мы получим доступ к этим альбомам, создадим базу, то будет понятно, что Иванов Иван Иванович жил там-то, арестован был там-то, и мы уже понимаем, где хранится его дело.

Конечно, и тут чинили препоны, не все просто… Не могу сказать, что встречали с распростертыми объятиями. В связи с заключением Межведомственной комиссии по защите Государственной тайны срок секретности большого массива документов, созданных ВЧК — КГБ СССР в 1917-1991 годах, продлен еще на 30 лет, то есть до 2044 года. Так что за это придется еще побороться. Но, думаю, рано или поздно это все равно будет доступным.

- Вы считаете, 30-летняя отсрочка – это страх перед чем?

- Сложно сказать… «Не пущать на всякий случай, потому что – а мало ли что…» Взять то письмо: в нем якобы находятся сведения об органах безопасности, рассекречивание которых может нанести ущерб безопасности Российской Федерации. Когда ты не знаешь содержания закрытого письма, еще можешь согласиться. Когда знаешь – сложнее: там и слова нет об органах госбезопасности Советского Союза. Чего они боятся? Не знаю. Себя?..

В Харбине были автотранспортные курсы «Интернационал». По сути автошкола. Многие хотели учиться, шли на эти курсы. В закрытом письме они уже проходили как «курсы подготовки диверсантов и разведчиков». И когда мы читаем альбомные справки – «Окончил автотранспортные курсы «Интернационал» - это уже обвинение…

- Вы получаете какую-то отдачу от своей работы, видите, что это востребовано?

- Да. Идут внуки, правнуки… Есть интерес в школах со всей страны. Дети пишут о своей малой родине - деревне, поселке, о своих погибших родственниках. Все они заинтересованы в информации.

- Сергей Борисович, расскажите о проекте «Последний адрес», к которому тоже имеете отношение...

- В конце 2012 года журналист Сергей Пархоменко выдвинул идею сделать проект, похожий на германский проект «Камень преткновения», посвященный жертвам Холокоста. В брусчатку вмуровывают памятный камень – у того дома, из которого был забран человек и куда уже никогда не вернулся. У нас же собрались заинтересованные люди: дизайнеры, художники. Разработали табличку, которая размещается на стене дома… Имя, годы жизни, профессия. Потихоньку проект пошел. Результатом его могут стать тысячи персональных мемориальных знаков единого образца на фасадах домов, адреса которых стали последними прижизненными адресами жертв репрессий.

- Что для этого необходимо?

- Заявление о размещении таблички. Заявителем может являться любой человек, не обязательно родственник. Согласовывается  ее размещение на доме с владельцем или советом жильцов. В каждом городе нужны инициативные группы, которые бы на месте договаривались с владельцем дома, это самое важное. Таблички изготовить не проблема, мы делаем их в Москве централизованно, по одному типу. Стоит одна табличка 4000 рублей. Это не очень большая цена. Когда заявка подается, нужно проверить, что человек реабилитирован, провести исследование - это обязательное условие. Уточняются все данные.

- Бывают ведь случаи, когда дом не сохранился…

- Бывают. Тогда мы пишем: «Здесь был дом, в котором жил…» Это страшные таблички. Но они уже на домах Москвы, Петербурга, Твери, Орла и еще нескольких городов. Инициатива пошла в народ.

- С омским министром культуры вы встречались именно по этому поводу?

- Мы встретились на открытии выставки в вашем Музее просвещения. Абсолютно случайно. Рассказал ему, что есть такой проект. Он положительно к этому отнесся.

В этот момент к разговору присоединяется омский предприниматель Андрей Груздев. Он приехал в гостиницу специально, узнать о проекте «Последний адрес» из первых уст.

Груздев: - Я бы отдал эти 4000 рублей, но не знаю, как это оформить...

- Я могу связать вас с людьми, которые подскажут как. Я в этом проекте лишь один из сооснователей. Текущей работой не занимаюсь. Как правило, люди ведь находятся сами... Из числа неравнодушных жителей. Надо только начать. Когда мы в Москве начинали, тоже не очень шло. А в Питере уже такие темпы, что он скоро Москву обгонит. Многие как делают? Смотрит человек в базе дом, где сейчас живет, и оказывается, что живет он в той квартире, откуда человека увезли и убили. Он подает заявку и вешает табличку. В Москве много домов, где по 30-50 человек расстреляли. Омское НКВД было в передовиках. В первых рядах расстреливало… Соседи тоже хороши, новосибирцы…

Груздев: - Я в омских сетях писал. Ведь людей расстреливали, почему ни у кого не возникает желания увековечить своих родных? Разным там «героям» памятники устанавливают по всему Омску, а безвинно расстрелянных людей никто не хочет помянуть.

- Я разговаривал в архиве ФСБ о том, чтобы сделать копии документов. Они хотят сделать эту и другие услуги платными, зарабатывать на памяти… Когда появилось судебное решение, которое разрешало фотографировать в читальных залах, многие государственные архивы написали в своих правилах, что самостоятельное копирование - платная услуга. А мне надо было по харбинцам в историческом архиве в Ленинграде откопировать больше 300 листов. Они с меня 10 000 рублей за это взяли. Сейчас у меня в питерской прокуратуре лежит заявление, думаю, скоро его рассмотрят. Уже многие прокуратуры разных городов написали в свои архивы и читальные залы,  что это незаконно. Они не имеют права брать деньги. Центральный архив ФСБ, в ближайшее время, разрешит самостоятельное копирование в своем читальном зале - там помещение не режимное. В Омске же прикрываются тем, что помещение режимное, фотографировать нельзя. На словах они бы рады передать документы в архив…

Груздев: - Я считаю, что «Последний адрес» - долг памяти перед людьми. Когда читаешь списки, просто мурашки бегут… Такого наворотить… Возьмите приказ НКВД: согласовано - передать на нужды 1500 квартир – и вот они начинают «чистить» квартиры под своих сотрудников…

- Сколько сегодня в стране таких домов, табличек?

- Уже сотен семь. В Европе за 15 лет поставили, по-моему, 40 000... А у нас говорят: вы что, хотите все улицы завешать? Да мы-то не хотим... Вешаем потихоньку.

- Власти препятствий не чинят?

- Особо нет.

- Какие самые ужасные открытия за эти годы вы совершили, Сергей Борисович?

- Самым страшным для меня было начало. Еще душевного иммунитета не было... С чего начинал? В Москве есть база данных с адресами людей, попавших тогда в немилость власти… Я ее переделал по датам. И каждый день в своем ЖЖ «дедушка Степан» выкладывал данные по годам... Например, 15 апреля. В 1931 году - 1 человек, в 1932-м - ни одного, в 1937-м – 50… Там много историй, там целые семьи… Всего не расскажешь. Например, отец и два сына. Работали на строительстве автозавода имени Сталина. Чем могли извозчики навредить, не угодить этой власти? Там же простые люди, кондуктора трамвая, кочегары. Вот это, например, осталось в памяти… Такого там много. Отказался подвезти чекиста. Рассказал анекдот – классика. Когда читаешь документы, это просто ужас. Разные люди были. Кто-то под пытками сознавался в чем угодно, кто-то держался до последнего, но его все равно расстреляли. 

- Философский вопрос. Следующему поколению как понимать, где правда, где ложь?

- В любом обществе вменяемых людей 5-10 процентов. Но они в состоянии переломить мнение основной массы, поверьте. Сегодня так много лжи, в том числе в книгах,  пусть при этом и идеологически выдержанной... Если мединские победят, то все… А следующие поколения должны знать правду. Должны быть открыты архивы. Когда у них просишь что-то посмотреть, они говорят, что это секретно, потому что там методы работы. «У вас что сейчас такие же методы?» - «Да», - говорят они ничтоже сумняшеся. У меня, например, это в голове не укладывается. Я не могу и не хочу с этим смириться. А огромное количество это приняло как данность. Вот я один колочусь в эти двери, а если будет десять человек стучаться по тому же вопросу? Если запросов будет сотня? Они не смогут отказывать. Власть, расстреляв сотни тысяч, уморив голодом миллионы, уложив на фронте миллионы, прикрылась новыми знаменами. Они, похоже, стремятся скрыть преступления своих предшественников. Многие «секретные» документы, как подсказывает мой опыт, основаны на ложных, сфальсифицированных данных — а этого нынешние чекисты признавать не хотят. Пока не будут рассекречены все документы по террору, пока не предадут широкой гласности перечни всех дел, хранящихся в их архивах, нельзя быть уверенными в том, что нам не придется пройти «повторение пройденного».  Если мы это не достанем, забудем – мы туда же придем обязательно… Посмотрите, за что люди получают сроки сегодня.  Мы туда и так идем – может, уже по щиколотку «погрязли». А может, и по колено… Задача здравомыслящих людей – не допустить этого.

Подробнее о проекте «Последний адрес» - здесь: https://www.poslednyadres.ru