Георгий Кичигин. О времени и о себе

24 мая у автора этих слов — художника Георгия Петровича Кичигина — день рождения. 

В своей мастерской на Ленина, 10, он работает над полотном, в центре которого бронзовый бюст писателя №1:

1

— Я не знаю что это: как закалялась сталь или как отливалась бронза. Я начал этот холст недели две назад и скоро начну его ненавидеть. Хотел изобразить Фёдора Михайловича во всех рОлях и ролЯх, хотел, чтобы спящий памятник был, с закрытыми глазами… 

— Как маска посмертная?

— Почти. Я начинал делать Достоевского для музея с посмертной маски. Это моя история. На фотографиях он везде разный. Если посмотреть на его фото, какой он был в юности с немного вздёрнутым носом, то к старости нос выпрямился, даже горбинка появилась. Вот он мёртвый, а начинаешь его оживлять и попадаешь в невероятную историю и энергию… 

Это он благодаря омичам выжил на каторге, сколько ему послаблений было, в госпитале лежал. Люди его спасли — хорошие, совестливые. Раньше с совестью лучше было. Выжил только потому, что начальники каторги понимали: перед ними не просто человек, а писатель.

Но вообще Достоевский не самый мой любимый писатель. Так случилось, что во время моего обучения в школе в программе по литературе он присутствовал как имя, но его произведения не были включены в курс изучения. У нас были отличные преподаватели, которые знакомили нас с литературой сверх программы. И не их вина, что в те времена я не проникся произведениями великого писателя.

— Тем не менее у вас много работ, посвящённых великому омскому сидельцу. Ваши Достоевские («Омские пазлы. Касание гения», «Мёртвый дом Достоевского») были признаны коллегами лучшими художественными произведениями.  

— Бывает и такое…

2

Я почему начал разрабатывать тему с пазлами. История — это очень интересная и специфичная наука (да простят меня учёные). Испокон веков было принято писать историю под заказ и под приказ. Описание деяний великих — основа древней и прошлой истории.Да и современная ситуация в корне мало чем отличается. Выдача желаемого за действительное даёт свой специфичный результат. Создаётся своеобразная мозаика пазлов, где истинное уступает случайному или желанному, и пазлы складываются так, как удобно этому времени. Я давно подкрадывался к теме «мёртвого дома». 

— «Мёртвый дом» от вашей мастерской в двух шагах…

— Да тут вообще площадка гениев: Врубель, Ульянов,  Достоевский и на Драмтеатре свой гений, куда ни глянь — памятники. Достоевский — человек непростой был, настолько разношёрстный, что я не знал, с какой стороны к нему подойти, чтобы понять. 

— У вас опять пазлы.

— Да, этот прием даёт некоторые возможности в раскрытии темы. Пазл идёт жёстко в своем ритме, ему всё равно, а мне — нет. Делать свободную композицию без пазлов проще, а я себе столько накрутил, что иногда думаю: «Зачем? К чему? Это что – заказ? Или мне за это денег дадут?» 

— Что для вас Омск – дрожжи творчества?

— Я тут просто родился и всё получил. Мне ни Москва не нужна, ни Питер и за рубеж никогда не хотел уехать. Работать только здесь могу и немножко в Германии. Но немножко, не более месяца. Это давний расклад 80-х годов. Я сотрудничал с галереей Дитера Хильдебрандта. 

— А сейчас?

— Уже нет. Он умер. Хильдебрандт был участником Второй мировой войны, в Париж входил на белом коне. Я видел фотографию.

3

— Фашист что ли?

— Немец. Фашистами не все были.

— А ваш отец воевал?

— Отец вернулся с фронта в 1946-м. Их в Болгарии развернули и кинули на Восток. Побывал в штрафной армии Рокоссовского. Где-то под Сталинградом какая-то гора не далась, так их всех в штрафбат, хотя он опытный был: финскую войну прошёл. У Хильдебранда не так: он кавалерист, интеллигент, тонкий ценитель вина. В боях-то и не участвовал: только Париж «взял» да на коне погарцевал.

— К нынешнему юбилею будете выставку делать?

— Я считаю, что юбилей – это 25, 50, 75, 100 лет – всё, четыре юбилея за всю жизнь, если, конечно, доживёте до 100 лет. Ну, я прав или будем смотреть на этих чудаков из телеящика? Они каждый год юбилей справляют. Наверное, боятся, что будут забыты. Мне будет 70! Сделаю выставку осенью.

— А вы не боитесь, что вас забудут?

4

— Не то чтобы боюсь… Я не знаю, на кого последствия моих трудов потом списать. Был человек, жил, работал и ушёл, навсегда. Масса людей так ушла, без последствий. А от моего ухода в виде последствия коллекция моих картин останется. Мне не себя жалко, не своё творчество. Мне жалко мою семью: куда они с этим (показывает на картины)? Я приблизительно понимаю, что из этого (окидывает взглядом стены мастерской) можно большой костёр сделать. С этим зданием, которое мы занимаем почти 50 лет, тоже непонятно, может, завтра попросят с вещами на выход или сделают обитание в нём неподъёмно дорогим. А ведь могли бы получится мемориальные мастерские с дарственными произведениями, с открытыми дверями для желающих. В Омске дефицит мест, куда мог бы зайти гость города.

— Искусствоведы никак не могут определиться, к какому течению отнести ваше творчество. Вас называют то сюрреалистом, то метафизическим реалистом…

— Я художник с большой долей реалистического взгляда. Каждую картинку я стараюсь снабдить чем-то своим, отвечающим теме. Я меньше всего забочусь о том, как меня называют искусствоведы. Но это их профессия, и я уважаю их мнение. 

Я всегда любил что-нибудь новое, малоизвестное. Сам занимался абстракцией и всем, что по-настоящему было интересно. Я всегда пробовал соревноваться с теми, кто меня поражал наповал своим искусством.

Сушёная акула, утопленная корова – это не новое в авангарде. Когда я первый раз выехал в 1979 году в Финляндию, там подобное уже было: мусор и пыль сметённые в аккуратные кучки, и велосипеды искорёженные, и насекомые сушёные. 

— Посмотрела в календарь, а вас одни гении окружают: 21 мая 550 лет Дюреру, 22 мая юбилей у Ольги Петровны Верёвкиной …

— Микеланджело ещё 24 мая родился (подсказывает, усмехаясь), Шолохов… Верёвкина подтянулась... (улыбается). Букет, конечно, приятный. 

— Вы видели работы Микеланджело?

— Нет, к сожалению, не случилось. В Италии не был. В Швейцарии был, в Швеции, Польше, Франции, Испании, Финляндии, Греции. Сегодня это воспринимается как море, отдых, а раньше-то мы не для этого туда ездили. Путешествовали на остров Сирос, чтоб там месяц жить и писать картинки. Полезные были командировки.

Союз художников СССР был, кажется, самой богатой организацией среди творческих союзов. Только в Париже у него было 18 творческих мастерских, а сейчас 15 Китай  перекупил, у нас только три осталось. А сколько у нас домов творчества было по Союзу и за рубежом, мы только в Америке не были, а так — везде. Всё продали. И Дом творчества «Сенеж» продали, и в «Челюскинской» один корпус остался, а это ж были целые предприятия. Сенеж – это озеро, там резные терема были, для обслуги стоял пятиэтажный дом. Огромные потери. Целая индустрия работала на художников, и всё это ушло как песок сквозь пальцы.

Грустно… Время такое… Художники пишут отчёты каждое полугодие: что делаем, чем заняты. У нас теперь форма отчётности, как в Академии наук. Это глупость. У меня же всё спонтанно происходит, а тут отчитываешься пошагово, как перед ФСБ. Раньше были выставки, а теперь отчёты. Это дико гнетёт. Но самое интересное, что у москвичей очень мало выставок, им выставляться практически негде. Высокая цена за аренду залов. Всё очень дорого. В Москве сейчас делают в основном групповые выставки. На Беговой остался зал, но он так забит, что каждому художнику только по 10 дней дают, и зритель не всех успевает посмотреть. А я здесь участвую в 10-15 выставках в год.

— Что для вас выставки?

—  Посмотреть со стороны на себя, показать новые картины коллегам, зрителям. Это очень нужное, в первую очередь для художника, мероприятие.

Но выставка – это сплошные расходы. Любой может зайти в лавку художника и посмотреть, сколько стоят холст, краски, рамы... У меня все рамы одного типа – рабочие, как паспарту.

Вот, к примеру, холст на подрамнике сто на восемьдесят сантиметров стоит около 2 тысяч рублей. А ещё — раскрасить красками. Которые самые дешёвые — акрил — стоят 160 рублей тюбик, масло подороже будет — 180, плюс кисточки. Хорошо набегает. А если ещё раму приобрести. За мастерскую заплатить...

— Совсем никто не помогает?

— О, господи! Единственная просьба, чтобы только не мешали, не забирали мастерскую. Вот они бы платили за свою канцелярию. 

— Депутаты Омского горсовета получают на канцелярию по двадцать тысяч рублей.

— Двадцать тысяч… (искренне удивляется). Много… (задумывается). Можно купить два набора красок и 10 холстов 100х80!!!… Счастливые люди… 

А я и не знал, что у нас такая дорогая канцелярия: ручка-то раньше стоила 15 копеек, а теперь вот как всё с ног на голову встало…