Леонид Полежаев: «Покойный первый президент России не успевает переворачиваться в гробу: «Ельцин и либералы продали Россию…» Кому? За сколько?»

«Мы, Лизавета Егоровна, 
русской земли не знаем, 
и она нас не знает…»
Николай Лесков «Некуда»

«Человек ненавидящий другой народ, 
не любит и свой собственный».
Николай Добролюбов

1

- Многие знают, что я интересуюсь историей. Военной в том числе. В августе 1975 года ленинградские друзья пригласили меня на экскурсию в Военно-морскую академию – легендарное учебное заведение России. Было безумно интересно. Так получилось, что мы зашли в один из залов, где шла защита диссертаций. Было достаточно многолюдно, на стенах развешено множество диаграмм, карт, советских и трофейных немецких фотографий кораблей. Докладчик, видимо, военный историк, говорил об актуальности темы своей диссертации – «Таллинский переход кораблей Балтийского флота в августе 1941 г. в Кронштадт». Я много читал об этой, одной из многих трагических историй Отечественной войны, с момента которой прошло почти 35 лет. Автор диссертации, между тем, перешел к презентации основной части своей работы: много говорил об ошибках командования, высказывал предположения, как надо было сделать, обвинял в слабой оперативной разработке похода, указывая острием указки на расположение немецких минных позиций. Сетовал на недостаточное воздушное прикрытие флота. Упрекал верховное командование в позднем приказе на эвакуацию флота и армии и ещё много в чём. Обращала на себя внимание группа пожилых людей, сидевших как-то обособлено. Сначала они с интересом слушали докладчика, потом их лица как-то потускнели, а спины будто ссутулились. Позднее мне сказали, что в этой группе ветеранов был адмирал Владимир Филиппович Трибуц, командующий Балтийским флотом в период войны. Старики были его офицерами, выжившими в этом сражении. Когда диссертант эмоционально объяснял, «как надо было», вместо того как делали они, эти люди, казалось, погрузились в иное временное измерение. Мне почудилось, что мыслями они уплыли далеко из этого зала, быть может вновь вернулись на мостики своих кораблей. Туда, где стояли три десятка лет назад.  Именно они, других там не было. Наверное, сейчас в их ушах снова раздавался вой авиационных моторов, взрывов бомб, торпед, а глаза видели ужасные картины гибнущих кораблей и тонущих людей. Тогда там у них не было карт немецких минных полей, таких, как развесил докладчик сегодня в зале. Позади был взятый немцами Таллин. У этих людей не было права обсуждать приказ Верховного командования. У них было только право выполнить приказ. Или погибнуть. Тогда, 34 года назад, они принимали решения здесь и сейчас. Жертвы были огромные, но им удалось привести ядро Балтийского флота в Кронштадт, им было с чем продолжить войну. До сих пор жалею, что я тогда постеснялся и не познакомился с адмиралом Трибуцем. Через два года он умер.

Ну, а защита диссертации благополучно закончилась, страна получила ещё одного учёного. Я много раз в жизни вспоминал эту историю. Рассказал её однажды и Борису Ельцину. Он спросил, к чему. А я ответил: «Теперь вы на мостике корабля с именем Россия, который должен пересечь много перестроечных минных полей, сохранив в целости судно его пассажиров». Он задумался и кивнул.

Причиной, побудившей меня написать эти страницы, стало переполнившее все информационные ресурсы страны обсуждение августовских событий 1991 года. Прошло тридцать лет, время укатилось ещё недалеко, но вспомнить есть о чём. Тем более, что накануне ушел из жизни последний член ГКЧП Олег Дмитриевич Бакланов, пожалуй, самый яркий участник комитета, слово которого об этих событиях сейчас было бы весьма интересно и кстати услышать. Но, оказывается, говорить есть кому. В дискуссию рьяно включилась большая масса политиков, политологов, журналистов, экономистов, и еще бог знает каких экспертов. Так сказать, ежегодное «чрезвычайное обострение» – лавина версий, концентрат конспирологических теорий, журналистских «расследований» с требованием предать суду Михаила Сергеевича Горбачева и Бориса Николаевича Ельцина. По-моему, покойный первый президент России не успевает переворачиваться в гробу: «Ельцин и либералы продали Россию…»

Кому? 

За сколько? 

На этот счет уже и анекдоты слагают: «Старый бомж приходит в Госбанк и спрашивает, где он может получить свою долю от продажи России».

Больно и грустно. Неужели глобальные события тех дней заслуживают только остервенелого улюлюканья, суетных слов и поверхностных суждений, дискредитирующих сам процесс мыслительной деятельности? Разве факт потери страны не должен рассматриваться через призму глубокого политического и философского анализа? Это важно не только для установления той самой желанной исторической справедливости, но и для определения будущего вектора развития страны. Согласитесь, ведь не по личной прихоти Горбачёва или Ельцина была сотворена катастрофа СССР! Если бы жажда перемен не была бы вызовом времени и главным запросом общества, очевидно, что и Горбачев, и Ельцин находились бы совсем в других местах, а не в президентских кабинетах. Другое дело, что энергией общества тех лет, мы все, в том числе и руководители страны, распорядились не лучшим образом. 

Тот, кто стремится понять движущую силу тех перестроечных лет, не может не увидеть, что всему нашему обществу не хватило проницательности, терпения и дальновидности, чтобы обратить энергию порыва в энергию созидания. Когда начинаешь  не только вслушиваться в слова современных аналитиков, но и всматриваться в их лица, оказывается, что в основном это люди молодого и среднего возраста. Многие из них в 1991 году еще ходили в детский сад или школу. Но в своих рассуждениях они чуть ли не участники событий. Я совсем не хочу отказывать кому бы то ни было в праве на собственное мнение, тем более что у каждого поколения есть свой собственный набор слов, фраз, реплик, которые, если можно так сказать, отмечают на календаре время мыслей и высказываний, принадлежащих только им. Но дело в том, что еще живы Мы, не сторонние наблюдатели, не резонеры власти, а прямые участники событий и носители идей, которыми жило общество тех лет. Мы там были и не просто «мимо проходили», а на переломе истории страны брали на себя ответственность за принятие решений. Эти решения не были ни плохими, ни хорошими. Они были сложные и непривычные, как сейчас говорят, для народной ментальности. Чуждые духу советского человека по усвоенным им мировоззренческим взглядам. 

2

Что предшествовало такому развитию событий в сверхдержаве и, казалось бы, несокрушимой стране? Есть разные ответы на этот вопрос, каждый предлагает свою версию в оценке событий 90-х годов, называемых сейчас лихими, равно, как в разном свете видится сегодня и финальный аккорд августа 1991 года. Попытаюсь и я, человек, определявший региональную политику в силу своей должности председателя Омского облисполкома, оказавшийся в эпицентре крутых перемен, вложить свои «пять копеек». 

Для большинства российских граждан перестройка – новое мышление, не представлялась веской причиной для внутренних глобальных изменений. Людей больше интересовал экономический фактор: перемен ждали, их хотели, но еще больше хотели высоких зарплат, товарного изобилия и импортной колбасы. Тогда, как и сейчас, люди неясно понимали прелести свободы и демократии.  Совсем другое дело союзные республики. Они перестройку и новое мышление Горбачева трактовали совсем иначе. Могу судить об этом, поскольку моя профессиональная и политическая биография более двадцати лет была связана с Казахстаном. Здесь коллективная политическая мысль руководства и самих жителей открывала новые перспективы – возможность национального суверенитета. Перестройка давала шанс, хоть и небольшой, исполнить свою глубокую мечту, обрести независимость.

Непоследовательность, двойственность действий, ослабевающая с каждым днём политическая воля правящей партии и сонная заторможенность ее руководства позволили превратить призрачный шанс в реальность. Начало было положено в Казахстане, где, казалось, вспышки гнева не может быть. Но так казалось кому-то где-то, но только не в самой республике с коренным населением не более 40%. В чем же дело? Почему среди вышедших 17-18 декабря 1986 года на площадь в Алма-Ате и Караганде были люди разных национальностей: казахи, русские, украинцы, немцы? Именно эти события стали началом пути к августу 1991 года. Спусковым крючком до сих пор считают телеграмму Михаила Горбачева Динмухамеду Кунаеву по случаю его 70-летия. Текст, который я позволю себе воспроизвести полностью:

Дорогой Динмухамед Ахмедович!

С чувством большого уважения и сердечной искренности поздравляю Вас с 70-летием со дня рождения и новой замечательной наградой Родины! По справедливости и во весь голос хочется сказать Вам сегодня, что Вы крупный организатор и руководитель, показываете пример честного, беззаветного служения нашей партии и народу. Свидетельство тому – крупные достижения и расцвет экономики и культуры Казахстана. Казахстанские миллиарды пудов хлеба наглядно отражают, как умело, настойчиво и творчески в условиях республики претворяются в жизнь аграрная политика КПСС, заветы и указания Леонида Ильича. 

От всей души, дорогой Динмухамед Ахмедович, доброго здоровья и счастья, новых творческих сил и больших успехов в выполнении решений XXVII съезда КПСС. Крепко жму руку. 

Оставим на совести Михаила Сергеевича произошедшее. Двусмысленность ситуации заключалась в том, что Горбачев вскоре отрекся от этих своих слов, подвергнув заслуженного и авторитетного руководителя республики необоснованной травле. Вскоре Динмухамед Ахмедович Кунаев был отправлен в отставку. На его место был назначен или, как говорили, избран Геннадий Васильевич Колбин из Ульяновска, масштаб личности которого явно не соответствовал потенциалу Казахстана. Откровенно говоря, как казахам, так и русским людям, хорошо знавшим жизнь здесь, это решение было непонятно. В многонациональную республику после смещения легендарной личности, убежденного интернационалиста, во многом олицетворявшего единение народов, присылается человек, не имеющий даже представления о здешних устоях и традициях. И это в тот критический момент, когда в обществе вызрели принципы национальной самоидентификации. Когда эти принципы поднялись на ступень, требующую осмысления, признания и развития.

Голосуя за предложение ЦК, уверен, люди в глубине души затаили вопрос. Почему? Но никто из приближенных к власти не нашел смелости его озвучить. Тогда этот вопрос задали тысячи людей, выйдя на площади городов. Мы тоже задаем его сейчас, спустя много лет, упустив республику с и поныне близким к России народом.

К чему я это сейчас говорю? Без прошлого нет настоящего, ошибки того времени влияют и еще долго будут влиять на нашу жизнь – и в экономике, и в геополитике, и просто в межличностном общении. Как говорил Михаил Горбачев, «процесс пошел», события декабря 1986 года в Казахстане открыли дорогу параду суверенитетов: Прибалтика, Украина, Кавказ, Средняя Азия. Август 1991 года был конечным пунктом этого маршрута. Трудно признать, что всё это мы сотворили своими руками, и в этом историческая ответственность руководства, представлявшего себе начало перестройки, но не разглядевшего последствий ее конца. 

Судьбе угодно было весь опыт, наработанный в соседней республике, в том числе перестроечный, применить на российской  земле – в Омской области, к тому времени не испытавшей даже слабых политических потрясений. Здесь ещё не был утрачен синдром старшего брата, и многим казалось, что волны протестных настроений в братских республиках разобьются о несокрушимую твердыню СССР.

3

Немного понадобилось времени, чтобы убедиться в том, что это далеко не так. К 1991 году стало очевидно – события развиваются таким образом, что на съездах, пленумах, сессиях Верховного Совета СССР стала явной конфронтация между Правительством России и Правительством СССР. Губительные просчеты лавирования Горбачева, делавшего в продвижении реформ два шага вперед и один шаг назад, уверенно двигали страну к осеннему политическому кризису. Впервые Верховный Совет РСФСР и Правительство заговорили о республике как о целостной административной единице. Проще говоря, был поставлен вопрос о суверенитете, собственно, России, которая в течение семидесяти лет была донором огромной державы. Тон задавал Верховный Совет РСФСР во главе с Борисом Николаевичем Ельциным. Не отставали и коммунисты, создавшие в это же время ЦК КПРФ.

Изменение политической конфигурации в связи с суверенизацией России требовало и изменения Союзного договора, если мы надеялись сохранить страну. Никто не желал распада великой державы, не хотел этого и народ, проголосовавший в марте на референдуме за сохранение СССР. Начал готовиться новый Союзный договор, с учетом вхождения в него республик в качестве суверенных государств. Наверное, этот договор имел бы право на жизнь, если бы он концептуально учитывал права молодых суверенных государств. Но союзный центр  глядел на это другими глазами. Никто иной, как Председатель Совета Министров СССР Валентин Павлов открыл стране свое понимание отношения союзного центра и республик – как вышестоящей власти к нижестоящей. Ладно, если бы он просто обронил эти слова, можно было бы списать это на оговорку или случайную фразу. Но он внес от имени Правительства СССР проект закона в Верховный Совет СССР. Как могли отнестись к этому законопроекту руководители союзных республик, как правило, все секретари ЦК компартий этих республик? Этот воинствующий централизм не предусматривал никакого суверенитета территорий, и для них, уже почувствовавших вкус личной свободы, был явно неприемлем.

Фигура Бориса Ельцина была теснейшим образом связана с радикальным демократическим движением, особенно у нас в России. Он этим движением был как бы выхвачен из состава высшей партбюрократии, поддержан и заново выдвинут во власть. Поэтому его фигура и его политическое представление России как суверенной страны невольно вызывало вопрос, почему России можно быть суверенной, а Узбекистану нет. Всё это массовой пропагандой подавалось как борьба тоталитаризма с демократией. Полное развитие экономической и политической демократии означает не что иное, как отказ от действующего общественно-политического строя с однопартийной системой. Попытка сохранить его была равнозначна отказу от реальной демократии – движущей силы перестройки. В эту ловушку, на мой взгляд, и попал Горбачев. Исходный самообман инициатора перестройки вынудил его к многочисленным манёврам с целью обойти логику жизни, перехитрить действительность. Но сыграть партию «золотой середины» в таких условиях невозможно. Консолидация по Горбачеву – это попытка задекорировать противоречия. Конфронтация по Ельцину – это откровенное вскрытие противоречий. А раз противоречия вскрыты, то решается вопрос об ответственности. Одни должны отвечать за содеянное, другие в ответе за молчаливое потворство этим деяниям.

Сейчас не очень приятно слушать, как наши братья по бывшему Союзу обвиняют россиян в завоеваниях, чуть ли не в колониализме. Цинизм подобных обвинений не выдерживает никакой критики и, кажется, ясен в последнее время им самим.  Пусть кто-нибудь докажет мне, более двадцати лет отдавшему Казахстану, что кто-либо из русских людей пользовался там некими особыми привилегиями на правах представителя «основной в СССР нации»!? Разве все мы не вместе с казахами, украинцами, белорусами трудились в республиках не за страх, а на совесть? Не мы ли выращивали хлеб, добывали руду, плавили металл, убирали хлопок, восстанавливали из руин города, по крупицам собирали и поддерживали ростки национальных культур?

Я верю, что когда-нибудь, когда поутихнут страсти, завершится процесс самоопределения и осмысления происходящего, наши бывшие братские республики по достоинству и с благодарностью оценят великую роль России, ставшей для них бескорыстной сестрой. Похоже, меняющаяся политическая ситуация в центральной Азии, угрожающая суверенитету молодых государств, бывших республик СССР, со стороны активного исламизма вновь заставит их  прильнуть к надежному российскому щиту. А ведь не откажем в поддержке блудным братьям. 

Нет сомнений, что в Кремле к 1991 году начали задумываться по поводу происходящих событий, приобретающих  центробежный характер. Понятно, что инициатор перестройки Михаил Сергеевич Горбачев не мог остановить без ущерба для себя в глазах всего мира процесс реформирования и демократизации. Хотя до обрыва оставалось совсем недалеко. Инициативу взяли другие люди из числа политического руководства страны. Но время было упущено, создание ГКЧП опоздало. Оно было бы понятно и поддержано обществом сразу после референдума о сохранении СССР. Но в августе 1991 года люди уже верили в другие ценности. Растерянные лица членов ГКЧП еще более убедили людей в правильности их выбора.

Как все это выглядело в эти дни в нашей Омской области в глазах, действиях и принимаемых решениях руководства? Хронологически это было так.

Попытка введения ГКЧП чрезвычайного положения, о котором я узнал из вечерних новостей, при наличии действующих Президентов СССР и России не могла не вызвать вопросов о легитимности этого органа. Тем более никакого официального извещения ни из какого-либо органа власти не поступало.

Утром на совещании я обсудил ситуацию и выразил сомнение в законности создания такого комитета в условиях президентской власти, от которой Михаил Горбачев не отказался. Мы ограничились принятием решения воздержаться от признания необходимости выполнения решений ГКЧП. Было решено никаких указаний на места не давать, и немедленно установить связь с правительством. В 11 часов дня обсудили положение с председателем областного Совета А.П. Леонтьевым, Затем состоялась встреча с руководителем Омского городского Совета В.А. Варнавским, его заместителем Л.И. Рыженко и председателем горисполкома Г.А. Павловым. Предложенная мной линия поведения была поддержана. Были здесь же обсуждены вопросы общественной безопасности. Органам милиции было дано указание следовать лишь приказам МВД РФ. Вечером того же дня представители «Демократической России» вручили мне обращение Президента РФ Бориса Ельцина, полученное по неофициальным каналам связи. Совместно с Председателем Городского Совета Варнавским нам удалось связаться с вице-президентом РФ А.В. Руцким. Поскольку все официальные каналы связи были парализованы, я с голоса Руцкого записывал Указ №59 Президента РФ Бориса Ельцина. Указ подтверждал антиконституционность ГКЧП.

20 августа мы выступили с обращением к гражданам Омской области заявив, что намерены действовать в тесном взаимодействии со всеми, кому дороги свобода и человеческое достоинство. Тогда были обнародованы все Указы Президента России. В 22 часа я принял по телефону из Совета Министров России Указ Президента №63. А в час ночи 21 августа я получил документ самый трагичный и самый отчаянный из всех, которые успели распространить ГКЧП. В правительственной телеграмме за номером 6110, шедшей под грифом «Секретно», председатели краевых, областных, исполнительных комитетов, Советов народных депутатов обязывались в течение суток создать комитеты по чрезвычайному положению, аналогичные центральному. При этом в обращении к адресатам указывалось, что ответственность за исполнение «ложится лично на Вас», то есть в данном случае на меня. Мне вменялось в обязанность доложить об исполнении указания в 24 часа с момента получения телеграммы. Под ней стояла бесфамильная подпись – Государственный комитет по чрезвычайному положению в СССР. Вот эта безликость и была ошибкой ГКЧП. К власти пришла компания,  неуверенная в успехе собственного мероприятия и не способная принять на себя персональную ответственность за решительные действия.

4

Мне не было известно какие указания Комитет отдал по линии КГБ и прокуратуры в отношении неповиновения официальных лиц,  но для меня это уже было не столь важно. Риск был, конечно, немалый. В 17 часов того же дня на совместном заседании президиума областного Совета и исполкома я зачитал телеграмму ГКЧП и объявил о своем решении указания комитета не выполнять.

Вечером по ВЧ я связался с первым заместителем председателя Совета Министров РФ О.И. Лобовым, который находился в Екатеринбурге на запасном пункте управления страной, и доложил об обстановке в области. К чести омичей, в своем большинстве, они приняли сторону законной власти.

Начиная с этого времени, были подписаны во исполнение Указа Президента ряд распоряжений об охране архивов, типографий и издательств. Приостановлено тиражирование всех печатных документов ЦК КПСС и иной политической продукции. 

О государственном флаге России. На эту тему, полагаю, еще немало будет написано и будет прослежен каждый час тех исторических судьбоносных для России моментов, когда на глазах у всего мира в одночасье рухнул, казалось бы, непоколебимый государственный строй. Размышляя над историей и причинах неудачи ГКЧП, приходишь к выводу, что это была отчаянная попытка Михаила Горбачева и его кабинета министров сбалансировать интересы союзных республик, отраслей экономики, армии и МВД с целью сохранения хрупкого баланса.

Трудно было понять и тогда, и сейчас, что затевая такое опасное дело, как государственный переворот, члены комитета  как будто не учли, что к 1991 году уже была предельно ослаблена роль властных партийных органов на местах. Рьяные партийцы вдруг растерялись и даже не попытавшись оказать сопротивление демократическому ветру перемен. Центр власти уже переместился в сторону Советов народных депутатов, поддержку у которых найти было нельзя. Силовые структуры заняли выжидательную нейтральную позицию. Попытка привлечь на свою сторону армию, вызвала еще большее отторжение в глазах общества.

Сейчас, спустя 30 лет, после августовских событий 1991 года невольно задумываешься о том, что всё-таки ставили главной целью члены ГКЧП – ограничение демократизации страны, свертывание рыночных реформ или сохранение целостности СССР с лидирующей ролью КПСС в обществе?

Мне кажется, с наибольшей вероятностью, последнее. Люди опытные и образованные не могли не видеть, какая угроза таится для самой многонациональной России в распаде Союза в исторической перспективе. Если объективно оценивать современную политическую ситуацию в мире и стране, ГКЧП ставил оправданные цели. Но есть общемировое правило: удавшийся государственный переворот называют революцией, а не удавшийся – понятно чем. Как тут не вспомнить слова Владимира Ильича о том, что верхи созрели, а низы еще нет. Эта неудача открыла дорогу к Беловежью.

Сегодня анализ прошлого делает более понятной политику  Президента РФ Владимира Путина, взявшего твердый курс на  обновление государства и наполнение его глубоким содержанием на базе новых патриотических идей, центральной частью которых является сохранение общности народов, некогда представлявших собой единый советский народ. Речь не идет уже о воссоздании СССР, скорее – о восстановлении политических, экономических и добрососедских отношений между народами всех суверенных государств на исторической зоне интересов России. Политические вызовы сегодняшних дней в мире дают нам новый  исторический шанс для сближения. Не зря в народе говорят «старый друг лучше новых двух». Но нам всем нужно помнить об уроках перестройки и роковых ошибках ГКЧП.