Башмет в России больше, чем Башмет

…В начале восьмого 69-летний маэстро весь в чёрном, с амулетом на груди, будто носитель тайного знания, сел спиной к притихшему залу и жестом благословил музыкантов на музыку, не знающую границ, национальностей, времени…

1

Герой Труда России солировал в Адажио «Ностальгия» Энри Лолашвили сидя, но по-прежнему излучал тонны харизмы. Его фирменная манера игры – «размышлизм, неизменная грустинка, крупный печальный штрих» – мгновенно захватывали и уводили в другое измерение, где нет неразрешимых проблем, конфликтов, сиюминутного и примитивного, где мы подлинные, настоящие.

И «так сердце щемит, и видишь ушедшее счастье, и безвозвратность потерь, и горечь ошибок, и вечную прелесть надежды»…

Его оркестр во главе с солистом-скрипачом Андреем Поскробко так исполнял Арию Ленского из «Евгения Онегина», что невозможно было дышать. А «Маленькая ночная серенада» Моцарта звучала, словно Юрий Абрамович только вчера из Зальцбурга, где обсудил несколько незначительных штрихов с Вольфгангом Амадеем.

И божественная «Наварра» Пабло Сарасате, где каждая нота как жемчужина, была головокружительно-утончённой. И бесплотный дух гения витал в акустике Концертного зала. И зал кричал «браво», потому что, как сказал Бриттен, музыка, знаете ли, столь прекрасна, что это даже жестоко.

…На пресс-конференции, предшествующей концерту, маэстро появился в сопровождении директора Омской филармонии Ирины Лапшиной, министра культуры Юрия Трофимова и главы «Русского концертного агентства» Дмитрия Гринченко.

- Где аплодисменты? – сурово вопросил господин Гринченко репортёров, только что испивших горячего чаю.

Пресса намёка не поняла и тихонько дожёвывала печеньку.

2

В ладоши захлопал один министр культуры.

- Они боятся, запуганы, - мрачно констатировал столичный директор, усаживаясь в кресло.

- Мы пристально следим за творчеством Юрия Абрамовича, - начала своё выступление Ирина Борисовна. И это вовсе не выглядело попыткой извиниться за «дремучих» работников пера и телевизионных деятелей искусств.

- Я очень надеюсь привезти в Омск программу с участием Константина Хабенского и Евгения Миронова, - госпожа директор чертила перспективы.

Её поддержал министр, выразив надежду, что Юрий Абрамович проведёт в Омске какой-нибудь фестиваль, как это уже однажды случилось в 2016-м году.

- Мы прилетели из Сочи в пять утра, у трапа самолёта нас встречали директор филармонии и министр культуры. Очень трогательно,- заметил Дмитрий Владимирович. И это, видимо, означало, что извинения всё-таки приняты. Валяйте, мол, уже со своими вопросами.

Госпожа Лапшина вновь поспешила на помощь журналистам, предложив дорогому гостю рассказать про свой уникальный альт 1758 года рождения, перелёт которого из сочинских субтропиков в Западно-Сибирскую «саванну» иначе как подвигом не назовёшь.

- Инструмент, конечно, реагирует на такие температурные перепады, - сокрушался народный артист СССР. - В Москве во время концерта мне пришлось его поменять, потому что колки поползли, струна расстроилась, так что играть было невозможно. С тех пор я не доставал альт из футляра. Сегодня посмотрим, как он себя поведёт.

У нас с Моцартом один миланский мастер на двоих. Мой инструмент тоже делал Паоло Тесторе. Судьба распорядилась так, чтобы однажды я сыграл на альте Моцарта. В Зальцбургском музее под стеклом лежат скрипка и альт композитора. Но МИДу СССР и Шеварднадзе удалось договориться с бургомистрами, и впервые за двести с чем-то лет реликвии достали из шкафа. Вместе с моим другом, к сожалению, ныне покойным, — блестящим музыкантом и скрипачом Олегом Каганом — мы играли концертную симфонию Моцарта на инструментах Моцарта.

3

Я взял в руки альт Моцарта — он совсем не похож на мой — причём, он дамский, меньше по размеру, не для сольной игры, но очень тембристый. А я посмотрел в деку — и там авторский штамп того же мастера Тесторе, и разница с моим инструментом всего три года. Мой 1758-го года, Моцарта – 1755-го. Так что наши с ним альты — братья.

Когда я играл на инструменте Моцарта, мой лежал в футляре и плакал. Он ревновал. Но мы договорились. Он принимает каждый такой зигзаг. Сначала скрипит, шипит, но в конце прощает, потому что понимает: я ему не изменил.

Французский скрипичный мастер Этьен Батло сказал мне однажды: «Конечно, я очень люблю твой инструмент. Конечно, это не лучший альт в мире, и ты не лучший, но вместе вы непобедимы. Поэтому никогда не расставайся с ним и не меняй».

Помню, в Москве осуществилась моя мечта: я сыграл на личном инструменте Паганини. Играл на его Страдивари и мучился. Только одна нота прозвучала гениально, а всё остальное — мучился. Инструмент принадлежит Струнному квартету Токио — там все по контракту играют на Страдивари — и чтобы он приехал в Москву, мне пришлось пригласить коллектив на фестиваль «Декабрьские вечера». Японцы прилетели на один вечер, на другой день им улетать, и я говорю музыканту, что мечтаю, чтобы он дал мастер-класс в консерватории. Он остался, гулял по Москве, а я за те полчаса, что играл, весь взмок. Я сказал: «Бедный Николо, как же он мучился на этом инструменте!» На что мой японский коллега, по-русски хорошо поужинав, ответил: «Бедный Юрий, а я вот так мучаюсь уже семнадцать лет! У меня есть собственный прекрасный итальянский инструмент, но я не имею права на нём играть — контракт!»

Я думаю, что Страдивари Паганини просто не в порядке. Его владелец играет в квартете, а не соло, поэтому и не довёл его до состояния хорошего звучания.

…Без десяти семь альтист №1 прервал воспоминания, поскольку зал был полон.

- Я успею побриться? - уточнил он у своего директора и, получив утвердительный ответ, поспешил навстречу омской публике…

- Россия и зарубежье — это одна большая разница, — обмолвился как-то Юрий Абрамович. — В каждом городе случаются чудеса, а в Париже они не случаются. Поэтому вы — мои, а я — ваш!

4

Ни в каком Нью-Йорке невозможно представить, чтобы на сцену вышла мама с ребёнком и подарила вышивку, ради которой (чтобы поблагодарить маэстро) её девочка специально записалась в кружок.

Или когда в городе Волгограде в семь утра на перроне поющий и пляшущий казачий хор ставит на шашку рюмку водки и предлагает выпить её так, чтоб оружие не упало. На пресс-конференции в апреле 2007-го альтист говорил журналистам, что может даже показать, как это делается…

В далёком 2007-м «Солисты Москвы», отмечавшие своё пятнадцатилетие, путешествовали по бескрайним просторам Родины на поезде. И этот их подвиг был вызван «желанием исправить соотношение концертов не в пользу Родины».

В условиях текущей турбулентности гражданам РФ больше нет ходу на европейскую землю. Старый Свет забаррикадировался и назначил русскую культуру стрелочником. И Юрий Башмет вновь отправляется в музыкальное путешествие с жителями российских городов.

Ну что им, дававшим концерты в метро и на космодроме, на подводной лодке и на крейсере, объехавшим весь мир и сыгравшим всё и вся, — каких-то три столетия мировой музыки от Моцарта до Такемицу?! А в Карнеги-холле и Венской филармонии пусть сидят и завидуют, как в далёкой градообразующей цитадели искусств — Омской филармонии — Русский Паганини, «демон с альтом» солирует в пронзительном «Ноктюрне» Чайковского.

Обладатель премии Grammy и Госпремии СССР, четыре раза лауреат Госпремий РФ, кавалер Ордена «Почётного легиона» Юрий Башмет абсолютно не пафосный человек.

- У Башмета очень смешной рабочий кабинет. Огромная табличка на двери под золото, литая такая: народный артист СССР, руководитель, — рассказывал однажды режиссёр Сергей Соловьёв, в фильмах которого Юрию Абрамовичу довелось сниматься. — Первый раз я пришёл и даже оробел, думал — там внутри десять секретарей. Открываешь. А там…типа подсобки, каптёрки. Стоит пианино с какими-то отломанными молотками. И внутри этой подсобки — закуток, где и сидит Башмет. Перед Башметом — пять бутербродов, два надкусаны. Он же не жрёт вообще ничего. Он два бутерброда надкусил и больше ничего не ест. Кофе. Сигареты — всё. И на полу ещё бутылки катаются. Абсолютный гламур.

…Публике было что послушать. Программа доступная, но разнообразная, охарактеризовал маэстро предстоящий концерт на пресс-конференции. По-моему, говорит, составлена неплохо. Вот Роберт Шуман и «Три картинки с Востока». Помню, как одна женщина в каком-то городе нас объявила: «Альтисты с Москвы»…

Он родился в Ростове-на -Дону в семье инженера-железнодорожника, учился во Львове, потом в Московской консерватории…

- У Юры был потрясающий отец, - вспоминал Сергей Соловьёв, - И есть история, это уже семейная легенда. Когда Юра закончил консерваторию, отец созвал гостей. И вот все сидят за большим столом, отмечают. Тосты сводятся примерно к следующему: «Ну, Абрам Борисович, теперь тебе станет значительно легче жить, значительно легче!» Абрам Борисович слушал. Слушал, наконец не выдержал: «Консерваторию-то он закончил. Но есть-то он не закончил!»

…Во втором отделении концерта слушателям предписывалась необременительная прогулка в компании с мексиканкой Габриэлой Ортис, посвятившей маэстро своё «Arricife». Публика оценила картины норвежских фьордов и холодные северные пейзажи, нарисованные великим Григом, и прозрачность звучания до мажорной сонаты Джоаккино Россини.

…Был момент, признавался Башмет, когда он думал, что будет играть только на гитаре. Во Львове у него была своя группа. Играли «Битлз» на выпускных вечерах, в клубах. На скрипке играл для мамы. И вдруг кто-то сказал, что альт — менее обременительный и затратный по времени инструмент. И он поменял скрипку на альта. Потому что в голове была только гитара. А потом он полюбил свой альт…

- Я помню, как в конце 60-х ограбили скрипача Ойстраха. И все говорили про пропавшие бриллианты, - это ещё один рассказ Сергея Соловьёва. - Типун мне на язык, но вот я представляю — ограбили Башмета. У него же украсть нечего! Альт он хрен отдаст. Как и футляр от альта. Конечно, у него есть машина, внедорожник с водителем. Она такая понтярская. Но полное ощущение, когда он в ней сидит и даже иногда пытается принять солидную позу, что это ему дали по большому блату покататься на пятнадцать минут…

Будучи знаменитым человеком, он абсолютно антибуржуазный человек. И антигламурный. Максимум его гламура — дайте мне не водку, а ром. Всё! И это абсолютно антигламурное существование его – оно не идеологическое. Оно природное. Он как был львовский уличный пацан – он до сих пор такой.

…В финале играли Вальс Тору Такемицу, с которым маэстро Башмет был знаком лично.

В полумраке, буквально полуметре друг от друга сидели мэтры и полумэтры: владельцы заводов, газет, пароходов, министры, замминистры, мэр — и, затаив дыхание, слушали японский вальс, очень похожий на русский…

И быть может, все эти антагонисты и единомышленники, сторонники «Единой России» и абсолютной монархии, ценители Вольтера, знатоки Рабле, поклонники Верлена, сидя в этом крохотном зале где-то на окраине Млечного пути, понимали: в противовес политике существует музыка. Она бессмертна. Политики ошибаются, музыка — никогда…