Легендарная Надежда

…Она не собирала никаких документов, связанных с войной, и лишь однажды, спустя сорок лет после Великой Отечественной, по настоятельной просьбе тогдашнего председателя Совета ветеранов омской сцены Анатолия Розенберга, – сделала запрос в Архив Министерства обороны. Вскоре была получена справка, удостоверяющая, что Надежда Андреевна Блохина «работала по вольному найму в эвакуационном госпитале №1112» и что эвакогоспиталь входил в состав действующей армии.

…В 1-м томе уникальной омской «энциклопедии Памяти» «Солдаты Победы» есть материал и о ней – «Легенде омской сцены», орденоносице, актрисе Омского государственного музыкального театра, Почётном гражданине Омской области, заслуженной артистке России, любимой актрисе нескольких поколений омских зрителей Надежде Блохиной, юность которой «совпала» с самой страшной из мировых войн.

Она родилась в Тамбовской области, в «городе садов и яблок» Мичуринске 2-го декабря 1922-го года. О дате своего рождения Надежда Андреевна всегда говорила с озорной улыбкой и словно с неким изумлением: мол, неужели и впрямь – так давно? И я тут же вспоминаю, как однажды беседовал с ней в одной из телевизионных передач и не удержался, спросил: «Надежда Андреевна, ну пожалуйста, поделитесь рецептом Вашей молодости!». И знаете, как ответила Блохина? Представьте, она, хитро улыбнувшись, сначала сказала: «Я живу на пятом этаже, и лифта в подъезде нет», а потом, озорно подмигнув в телекамеру, спела куплет из знаменитой «шульженковской» песни:

Когда Вы спросите меня, как я живу на склоне лет, –
Отвечу: я полна огня! Да-да, скажу: полна огня
И юных сил, которых нет.
«Но как Вы можете гореть, когда уж молодости нет?..».
Да просто надо не стареть. Да! Просто надо не стареть.
И в этом весь секрет! Вот так!..

…А в 2005-м мы с Надеждой Андреевной «целенаправленно» встретились накануне главной даты того года – 60-летия Великой Победы.

– Ты знаешь, Серёжа, если бы не война, я бы, может, киноактрисой стала. В школьную самодеятельность уже в 4-м классе «с головой окунулась», причём во всех кружках занималась – и в физкультурном, и в хоровом, и в драматическом. И в театре буквально «пропадала»; в то время в Мичуринске был очень хороший драматический театр, с великолепной труппой. А уж про кино и говорить нечего – всех актёров и «немого», и появившегося в начале 30-х «звукового» кинематографа по именам знала. Когда в 1941-м заканчивала 10-й класс, – послала заявление в Москву, во ВГИК. И получила ответ, и листок с условиями приёма. Начала серьёзно готовиться, была уже вся, как говорится, в счастливом ожидании поездки… А дальше… 21-е июня, школьный выпускной бал…

А уже через три дня власти Мичуринска объявили сбор комсомольцев всего города – и из институтов, и тех, кто закончил десятилетку. На станцию подогнали огромные так называемые «пульмановские вагоны» – и повезли нас под Смоленск, рыть противотанковые рвы. Это была страшная «поездка», а ехали мы очень долго, около месяца – всё время остановки, бомбёжки, и множество разбитых санитарных эшелонов навстречу нашему товарняку… Никогда не забуду, как весь день мы пролежали в брянских лесах: за несколько километров до Брянска в небе, как чёрная туча, самолёты немецкие появились, и бомбёжка была безостановочной, пока не стемнело...

Смоленщина, станция Починок… Километрах в семи от этой станции – речушка, такая же, как Омка наша, два домика. Нам выдали лопаты – и мы начали рыть рвы. Неделю мы там пробыли, и всё время – под бомбёжками… А когда нас повезли обратно, домой, мы узнали, что, оказывается, родители, волнуясь за наши жизни, пришли к городским властям и потребовали: «Верните нам наших детей!..». Я на следующий год эту фразу снова вспомню, когда в наш дом «похоронка» придёт. Мой брат погиб под Сталинградом. Многие молодые парни тогда погибли… Они и ружья-то в руках не держали, попали под бомбёжку…

…В Мичуринске восемнадцатилетнюю Надежду Воробьёву (девичья фамилия Блохиной) знали практически все. Как актрису. Она хоть ещё и не училась в театральной студии (эту студию Надежда закончит в 1948-м), но уже пела в театре. И как пела!.. Право же, жаль, что не было на том знаменитом концерте 1941-го фотографа, который запечатлел бы юную Надю Воробьёву рядом с Любовью Орловой; «кинозвезда №1» вместе с большой группой московских актёров была эвакуирована в Мичуринск. И был большой «сборный» концерт. И так получилось, что Надежде пришлось выступать сразу же после Орловой. И хотя волнение было огромное (ещё бы: выходить на сцену после песен из «Цирка», «Весёлых ребят» и «Волги-Волги», да ещё исполненных главной героиней этих фильмов!..), – хлопали «нашей, мичуринской Наденьке» ничуть не меньше, чем Любови Петровне.

– …А немцы наступали и наступали… 1942-й. Взят Воронеж. И оттуда к нам в Мичуринск переезжает «Госпиталь легкораненых». Но «легкораненые» – это слишком уж условное название: там были тяжелобольные, там были солдаты и без рук, и без ног… Моя сестра, медик по образованию, работала в этом госпитале. И меня тоже взяли туда работать, «условно» поставив на должность библиотекаря. Делала абсолютно всё, по сути – нянька была: мыла, умывала, песни пела, книги носила, читала, письма писала… С того времени и по сей день привычка осталась: вставать в шесть утра. Потому что – надо. Потому что нельзя расслабляться.

…Эта «привычка» и в 1944-м пригодилась, когда актёры Мичуринского театра образовали боевую концертную бригаду. Выдали бригаде автобус, из него вытащили сиденья, постелили солому, в угол бочку с бензином поставили, и – на Брянский фронт. Выступали в нескольких километрах от передовых позиций. Ставили две машины, бортики открывали, и – «Выступает ансамбль 43-й армии. Поёт Надежда Блохина!..» (когда работала в госпитале, Надежда вышла замуж за своего одноклассника Юрия Блохина).

Все песни военных лет перепела. И всегда, когда слышит эти песни, на глазах слёзы выступают. Так же, как и в спектакле Музыкального театра «Вечно живые», где Блохина поёт песню-причитание «Сына мать на войну провожала…».

– Надежда Андреевна, не сомневаюсь, что в Вас после этих прифронтовых концертов солдаты влюблялись…

– Ну, не без этого… Но знаешь, что запомнила? Однажды приходим мы с мужем домой, после работы, а в комнате у нас сидит военный. Офицер. Статный, красивый. Оказывается, когда он ещё лежал в госпитале, он в меня влюбился. Даже имя его помню: Петя Чушкин. А тут я вхожу с мужем. Петя растерялся, молчит… Достаёт ручку, блокнотик. И пишет: «Ты что, замужем?». Я головой киваю…

Могу предположить, что и командующий Брянским фронтом, маршал Советского Союза Константин Константинович Рокоссовский тоже не остался равнодушен к Надежде. На конкурсном концерте (конкурс проходил среди  ансамблей, выступающих на фронтах; первую премию на нём получила Блохина) маршал сидел в первом ряду. Улыбался, слушая, как Надежда поёт, на него посматривая озорно: «Ай да парень, парень, в этом парне виден прок…». И после концерта шерстяную кофточку подарил певице, красивую, тёплую…

После того конкурса Блохину в Кёнигсберг пригласили, в Театр оперетты. Испугалась, не поехала… Продолжала учиться в театральной студии, не расставалась с боевой концертной бригадой.

После Победы работала с ансамблем 70-й Верхнеднепровской ордена Суворова стрелковой дивизии, с которым объездила практически все города Польши, Германии. Профессиональное «становление» на сцене. Две роли, сыгранные в Мичуринском драматическом театре в спектакле «Смех и слёзы» по пьесе Сергея Михалкова, – словно символы: одна героиня – «Люба, обыкновенная советская девушка», вторая – «Радость»… Короткий период работы в театрах Клайпеды и Вильнюса, и вдруг, в 1949-м – приглашение из Омска, в недавно рождённый (в 1947-м, в том же году, когда у Блохиной родилась дочка) театр Музыкальной комедии. В театр, ставший её Судьбой, её Призванием, её Радостью и Счастьем. В театр, ставший её воистину «вторым домом». История омского Музыкального и история судьбы Блохиной – нераздельны. Кстати, однажды Надежда Андреевна попыталась подсчитать количество сыгранных ею ролей, – не получилось; тем более что есть большое количество спектаклей, в которых в разные годы Блохина играла разные роли (например, в «Свадьбе в Малиновке» и Яринкой была, и Гарпиной Дормидонтовной, и Трындычихой). За 60 лет работы в театре сыграно свыше 160 разноплановых ролей в спектаклях классического и современного репертуара. И одна из первых – роль Сани в «Чудесном крае» А. Рябова.

Ах, как она блистала! Пепита в «Вольном ветре» и Тося в «Белой акации» И. Дунаевского, Шура Азарова в «Голубом гусаре» Н. Рахманова, Адель в «Летучей мыши» И. Штрауса!.. А сколько характерно-комедийных ролей: Каролина в «Мистере Иксе», Звелина в «Голландочке», Божена  в «Марице», Ханума в «Проделках Ханумы», Мурышкина в «Левше», Софья Петровна в «Забывчивом женихе», Лукерья Власовна в «Свадьбе с приданым»!.. А какие глубокие психологические образы  русских женщин  в музыкальных спектаклях о войне: Жюстина («Москва-Париж-Москва», Клава Калинкина («Требуется героиня»), Ольга Сергеевна («Девчонке было 20 лет»), Тимофеевна («Василий Тёркин»), Варвара Капитоновна («Вечно живые»)!.. Ниже – несколько архивных фотографий из спектаклей омского Музыкального – с неповторимой и всегда «разной» Блохиной:

– Надежда Андреевна, Вы поверили бы, если бы Вам, «мичуринке», сказали в том, уже далёком 1949-м: «Наденька, через 56 лет ты будешь Почётным гражданином Омской области?

– Да о чём ты говоришь?! Я и про город Омск-то слыхом тогда не слыхивала. Но оперетта меня словно манила. Хотя, если честно, поначалу страшновато было: сошли с поезда в Омске – и ощущение, что одно поле огромное и пустынное, и больше ничего… И только в 1954-м я поняла, что навсегда останусь в Омске. Это был очень трудный для меня год: умер муж, я осталась одна с ребёнком… Но спасла работа, профессия, спасла оперетта: я так полюбила этот жанр, что не представляла себя вне его, тем более уже были и «Севастопольский вальс», и «Белая акация»… Ах, как мы все любили наш «старый театр», Музкомедию нашу, со зданием великолепным, со сценой уютной! Даже зрители старшего поколения до сих пор с горечью говорят о судьбе этого здания. Исторического здания! А ведь была, была возможность спасти его! А сейчас, я считаю, надо сохранить хотя бы оставшуюся от здания фасадную стену, это ведь действительно историческая, культурная реликвия!..

И тут Надежда Андреевна Блохина посмотрела на часы и «ойкнула»: «Заговорилась я с тобой, Серёжа! Я же на спектакль опоздаю!..».

– Тогда вопрос «на бегу»: а стихотворение про воробушка Вы по-прежнему любите?

– Ишь, что ты помнишь!.. Даже ещё больше люблю, чем раньше!

…На исходе 20-го века в одной из радиопередач, автором и ведущим которой мне довелось быть, она прочла вот это стихотворение Николая Рубцова:

Чуть живой, не чирикает даже,
Замерзает совсем воробей.
Как заметит подводу с поклажей, –
Из-под крыши бросается к ней.
И дрожит он над зёрнышком бедным,
И летит к чердаку своему…
А гляди: не становится вредным
Оттого, что так трудно ему!..

«Почему Вы прочитали именно это стихотворение?» — спросил я. И в ответе Блохиной вдруг послышались столь не характерные для неё печальные нотки: «Живём мы все сегодня в какое-то очень трудное время, все мы это замечаем, все об этом говорим… Не люблю непорядочных, недобрых людей, а сегодня их так много, к сожалению. И потому хочется побольше добра, ласки, заботы, чтобы все мы заботились друг о друге…».

………………………………………………………

…2011-й… Трудное и больное прощание. Прощание с Надеждой Блохиной… А ведь буквально чуть ли не накануне вышел летний номер «Омска театрального» с монологом Надежды Андреевны, состоялась её запись на видеоплёнку для Дома актёра… А в середине сентября её не стало…

Самая последняя фотография сделана в августе 2011-го. Шла «видеоподготовка» к домоактёровскому Вечеру «Наши легенды». Домой к Блохиной приехали автор идеи этого Вечера, консультант творческого отдела Омского отделения СТД РФ Марина Аварницына, видеооператор Сергей Додонов (он и сделал этот фотоснимок) и актёр Сергей Шоколов (тогда ещё омич, а не санкт-петербуржец).

Надежда Андреевна ждала, волновалась. Заранее договорились, что под «актёрскую гитару» она споёт одну из своих самых-самых любимых песен. Выбрала Блохина романс Марии Пуаре «Я ехала домой». Наверное потому, что, как рассказывают Марина Аварницына и Сергей Шоколов, она постоянно говорила, что ни на минуту не забывает театр, каждую минуту помнит про него, всё время ей кажется, что она идёт в театр… Она пела под «шоколовскую» гитару так, как будто она вновь вышла на сцену. И до ознобной пронзительности – финальные строки романса:

            Я ехала домой, я думала о Вас,
Тревожно мысль моя и путалась, и рвалась.
      Дремота сладкая моих коснулась глаз.
               О, если б никогда я вновь не
                          просыпалась…