Джаз, да и только!

Уже за полтора часа до события припарковаться у очага культуры было невозможно — автомобили ГИБДД с мигалками и полосатые кегли сигнализировали: место занято, и нечего тут высматривать, проезжайте, граждане, не задерживайтесь.

По периметру храма омских муз и на его ступенях бдели те, кому, собственно, и положено бдеть в сумерках в местах массового скопления с участием звёзд мировой сцены и номенклатурной элиты.

1

Омская филармония – амбассадор региональной культуры, а то и всей Сибири – третий вечер подряд приглашала на Дениса Мацуева, чьи выступления содержат и национальное, и народное, и оптимизм, и снимают международную напряжённость. И омичи, невероятные и великолепные, как модники времён Директории, спешили запастись впечатлениями впрок, на зиму.

…Всяк культурно входящий в цитадель искусства норовил запечатлеть себя на фоне плаката с Денисом Леонидовичем и его высказыванием, по какому поводу, собственно, сей праздник. Дамы вставали рядом с изображением кумира, совершенно не подозревая, что загораживают талией и всем, что ниже её, главную цель маэстро: «Наша миссия —— дать возможность следующему поколению выходить вместе с нами на сцену».

Пианист Мацуев многогранен. Он даёт пищу не только ушам, умам, но и глазам страждущей зрелищ публики. Публика обожает народного артиста во всех его ипостасях – классической, джазовой, человеческой, потому что победитель XI Международного конкурса имени Чайковского и лауреат Госпремии РФ одинаково приветлив и органичен и на выступлении в Вологодском колледже искусств, и на приёме в Букингемском дворце, и на венском балу, и в Белом доме, и в резиденции тайского короля, с которым, если что, можно и в четыре руки сыграть.

За то время, что Денис Леонидович окормляет Омскую филармонию, её завсегдатаи значительно расширили свои знания в области классической музыки и поднаторели в искусстве джазовой импровизации.

Неутомимый маэстро с завидной регулярностью несёт классику в массы. Массы, сразу и навсегда подпавшие под мощное обаяние и бьющий через край темперамент музыканта, раскупают билеты на его концерты влёт. Невзирая на цены.

2

…В бурлящем от предвкушения фойе публика, одетая празднично, пестро, местами с вызовом, от «заночевал в доме колхозника и не успел переодеться» до претензий на фото в светской хронике БК55, напоминала знаменитую «Увертюру» Игоря Северянина: «в группе девушек нервных, в остром обществе дамском» «весь я в чём-то норвежском, весь я в чём-то испанском».

И в чём-то жемчужно-сером и асимметричном блеснула яркой кометой элегантная министр Терпугова. Всё-таки лицо региональной политики и массовых коммуникаций Омской области, понимать надо.

И вот уже многие спешат выразить своё почтение господину Фридману с супругой. И вовсе не потому, что от Почётного гражданина города Омска светло, а потому, что с ним не надо света.

Скромно, не отсвечивая, прошёл в гардероб мир искусства: художник Евгений Дорохов со спутницей, директор ДШИ №4 Алексей Дубянский с женой.
Ах, как я люблю рассматривать нашу незабываемую омскую публику и каждый раз слышать это безыскусное: «Циля, ты мене узнала?»
И вот уже Циля, и её счастливо узнанная приятельница, дыша духами и туманами, садятся на банкетки, и мягкий мужской баритон нежно грассирует: «Добрый вечер, девушки». И «девушки» чуть-чуть за восемьдесят улыбаются, оценив тонкий юмор нестареющего одноклассника, а тот, простирая руку над беретами, капюшонами, лысинами, пирожками, ушанками, платками указует: «А вон англичанин в зелёной рубашке, женился, и, представьте себе, живёт здесь. А говорили: никого не увидим, а вон сколько народу».

Народу и впрямь была полным-полна коробушка. И вместе с народом в одной, если так можно выразиться, акупунктурной точке его мудрые руководители: замгубернатора Заремба, министр культуры Трофимов, свеженазначенный министр здравоохранения Наркевич — 36-летний доктор медицинских наук, борец с туберкулёзом, суперфиналист конкурса «Лидеры России – 2020», уроженец посёлка Козулька Красноярского края.

И так приятно, что этот тёплый джазовый вечер объединил членов правительства со своим электоратом. И между ними прямо чувствовалась какая-то невидимая связь. Как между Хорем и Калинычем, Квазимодо и Эсмеральдой, Джоном Ленноном и Йоко Оно.
Ну-с, лирику в сторону…

Денис Леонидович, немного уставший, но не подающий виду, приветствовал публику «одним из своих любимых» — сольным блоком.

3

— Я люблю играть на бис, — признался маэстро, — у меня около двухсот бисов. Они в пальцах, в голове, в сердце. Когда я сажусь на банкетку, я решаю, что буду исполнять.

После первого же номера — «Арии с вариациями» Генделя – позади меня послышался бархатный храп: мужчина слегка за семьдесят, в бабочке, блаженно прикрыл глаза… Всё-таки русская фортепианная школа – самая лучшая в мире. И «Народного артиста России» у нас просто так не дают.

Под нисколько не оскорбляющий слух аккомпанемент мною была прослушана бетховенская «Буря» — финал сонаты № 17 — и божественный вальс Шопена. До-диез минор. Кто знает, тот моментально прикрывает глаза…

Это было завораживающее зрелище: человек в чёрном фраке закручивал головокружительно-обворожительные пассажи, которые улетали в космос и возвращались обратно в онемевший зал. Человек за роялем властвовал над целым залом. Казалось, скажи он сейчас: «Умри за Родину», и зал, как один, не раздумывая, пошёл бы и умер. Весь. Без остатка.
И «светила погаснут, и обледенеет земля, и планета морозным комком вечно будет нестись неисповедимыми звёздными путями» в потоках бессмертной музыки…

— Эта соната меня удивила, я выучил её месяц назад и сейчас сыграю третью и четвёртую части, — представил пианист юношеское произведение непревзойдённого Рихарда Штрауса, который, как известно, почти не сочинял для фортепиано.

Надо полагать, вслед за Денисом Мацуевым, «Юношеская соната» Штрауса удивила и покорила и омскую публику.

Своеобразным «приношением Рахманинову» стала Прелюдия до-диез минор композитора, которая, по словам Дениса Мацуева, будет звучать не только в год 150-летия гения, но и в год 151-летия, и всегда, и вечно, потому что Рахманинов – это русская душа…

4

На суд публики была также представлена и «одна из самых космических сонат легендарного русского импрессиониста Александра Скрябина».
— Никто к нему и близко не подобрался, — заметил пианист, предваряя исполнение произведение. — Пятая соната для меня – как полёт в космос.

Буквально через несколько аккордов особо впечатлительные закашляли, видимо, представляя себя в безвоздушном космическом пространстве вверх ногами, хотя, скорее всего, в космосе нет верха и низа.

Космический аппарат «Денис Мацуев» пронзал метафизические выси, заглушая и чьё-то робкое першение в горле, и крепкий кашель, и настойчивое кхэканье, и шуршание бумажкой из-под спасительных леденцов.
«И летел он на рояле, нажимая на педали, у рояля есть одно крыло»...

Буйствовал «Стейнвей», мелькали сумасшедшие клавиши – бегом, бегом, закручивались в смерч, уносились вихрем и, казалось, сердце не выдержит, оборвётся, сорвётся и так и останется болтаться на ниточке. Между прошлым и будущим. Между раем и адом. Между жизнью и смертью.

Огня добавили друзья и коллеги Дениса Мацуева.
Харизма контрабасиста Андрея Иванова, мощь и изобретательность ударника Александра Зингера и блестящая техника исполнения домристки Екатерины Мочаловой, игравшей не только на домре, но и на «типично джазовом инструменте» — мандолине — вылились в финальное слушательское ликование с обилием довольных официальных и неофициальных лиц.

Если на сцене лежит виолончель, значит, она непременно должна «выстрелить». И непременно в «Лебедя» Сен-Санса. Но лебедь не умрёт – он выживет – об этом кричит пиджак виолончелиста Борислава Струлёва — в крупную красно-зелёную клетку.

Все с нетерпением ждут: что-то будет!
И вот финал, и лебедь сейчас замрёт, но ударник Александр Зингер, как опытный реаниматолог, начинает ритмично воскрешать птицу.

О боже, что это: лебедь в последний раз пискнул? Испустил дух? Дудки! Довольный виолончелист Струлёв указует смычком в потолок: да вон же он, смотрите, полетел, родимый!

Лебедь не умер. И Чайковский, воскресший в мацуевском джазе, тоже не умер. И Григ. Вместе с троллями, Анитрой, Сольвейг, Озе, со всем его «Пер Гюнтом». В джазе все будут жить вечно.
Никто никогда не умрёт… И Мацуев это знает.