«Потенциал есть, но нужно обелять рынок»

Сергей Мирошкин, директор компании «Регион 55», которая занимается обезвреживанием и перевозкой  мусора на  полигоны отходов, рассказал, с какими проблемами сталкивается ежедневно, объяснил, почему не опускает руки и продолжает «разгребать мусор», а во время интервью поделился инсайдами, которые стали причиной жаркой полемики известных предпринимателей.

Что такое «открытое интервью»?

Это тот самый случай, когда вопрос может задать каждый, кто присутствует на встрече. Мы приглашаем на роль интервьюеров разных людей, чтобы разговор получился многогранным, а герои показали себя с разных сторон.

Кто в кадре?

Спикер:

 

 

Сергей Мирошкин, директор компании по обращению с отходами «Регион 55»;  

 

 

 

Интервьюеры:

 

Виктор Шкуренко, бизнесмен, руководитель «Торгового дома «Шкуренко»;

 

 

 

 Юрий Чащин, предприниматель, ресторатор, владелец торговых марок «Сибирский Провиант», «Два поэта» и «Осип Терлеев»; 

 

 

 

 

Олег Перевалов, психотерапевт, бизнес-тренер;

 

 

 

 

Дмитрий Рыбин, основатель НПО «Завод металлоконструкций»;  

 

 

 

 

Дмитрий Мельников, предприниматель, директор ООО "ОКК "Норма плюс"; 

 

 

 

 

 

Александр Дерябин, предприниматель, учредитель сети центров дополнительного образования «Логос», председатель омского отделения общественной организации «ОПОРА РОССИИ»;

 

 

 

 

Наталья Мацута, главный редактор информационного агентства «ВОмске».

 

 

 

 

Что за кадром?

Ланч в уютной атмосфере дореволюционного купеческого дома, воссозданного омским предпринимателем Юрием Чащиным в стенах ресторана «Осип Терлеев». Уха из пеляди, щучьи котлеты, авторское мороженое на ряженке и домашний лимонад: всё, что нужно для вкусного, сытного и при этом изысканного обеда. Два часа жарких обсуждений сложной темы, которые гостеприимный владелец ресторана подсластил шоколадным тортом и пирожными со свежими фруктами.

Почему Сергей Мирошкин?

Потому что Сергей посвятил себя сложному, но нужному делу: четырнадцать лет его компания «Регион 55» занимается транспортировкой, обработкой и обезвреживанием отходов. Проблем в бизнесе больше, чем можно предположить. Но Сергей не сдаётся и даже ставит себе сверхзадачи. Какие — узнаем на интервью.

Особое условие:

Можно задать вопрос любому участнику открытого интервью: вдруг у вас накипело?

 «Грязный бизнес»

Гости собираются за столом, а до начала серьёзного разговора о бизнесе обсуждают свои хобби. Наталья Мацута увлекается естественными способами повышения энергии человека, Юрий Чащин кайфует от возможности «затянуть» в город что-то новое и познакомить с этим омичей, жизнь для него — череда челленджей. Виктор Шкуренко признаётся, что любит чтение, спорт и шашлыки.

Дмитрий Рыбин вдохновляется своим социальным проектом «Луч Солнца» по работе с детьми с аутизмом и ДЦП. Сейчас он и его компания пытаются пригласить в Омск Илона Маска. «Классические способы коммуникации с этим человеком не принесли успеха, но мы не сдаёмся», — предприниматель придумал, что через сайт можно продавать рисунки детей с особенностями развития за криптовалюту. «Попробуем нарисовать портрет Маска и продать его за доджекоэны, привлечем внимание», — делится он планами.

«На Марсе Маска проще увидеть, чем в Омске!» — шутят собравшиеся. «Мы хотим для начала увидеть его онлайн, а там посмотрим!» — улыбается в ответ Дмитрий Рыбин.

Герой сегодняшнего интервью Сергей Мирошкин рассказывает, что любит активные путешествия: на Марсе бывать не довелось, но с удовольствием ездит на Алтай, в Дагестан, в Крым. Гоняет на мотоцикле и снегоходе, любит рыбалку. За рулём своего джипа правила не нарушает, потому что по образованию он милиционер, в своё время даже работал гаишником.

«Пожилой гаишник считал, что “великий пост” — это где-то на Рублевке», — вспоминает старый анекдот Дмитрий Мельников. «Точно!» — смеётся Мирошкин. Он стоял на дороге с сигнальным жезлом лишь месяц: «понял, что это совсем не мое». Работа в юридическом отделе «РОСАРа» для него после рамок милицейской системы стала «настоящим шоком, воздухом свободы».

Свой путь в бизнесе Сергей начал в 2005 году: сначала юридическая практика, затем строительство. На нынешнем направлении сосредоточился в 2010-м. Сегодня в деловых кругах его компания «Регион 55» в особом представлении не нуждается: она пятнадцатый год занимается «грязным», но очень нужным делом — транспортировкой, обработкой и обезвреживанием отходов, от вторсырья до жидких и медицинских отходов.

Помимо вывоза из промзон, компания принимает промотходы и с транспорта предприятий — на единственной в Омске оборудованной станции перегрузки отходов. В цехе «Региона 55» пластиковые отходы и картон прессуются и подготавливаются для дальнейшей переработки. О масштабе бизнеса примерное представление дают суточные объемы вывоза — до 100 тонн. Маршрут любой партии можно отследить в режиме реального времени: все машины компании оборудованы GPS—передатчиками. Едут они, как правило, за пределы нашего региона на лицензированные площадки в Курганской, Тюменской, Новосибирской областях. Лишь небольшая часть попадает на площадку ЗАО «Полигон».

Сергей Мирошкин признаётся в огромном желании развить эту отрасль в городе до уровня «как должно быть». В определенный момент у него был выбор, переезжать в Москву или оставаться в Омске, но любовь к малой родине перевесила.

— Отрасль динамичная, появляется много технологий. К сожалению, у нас они чаще не рентабельные, — предприниматель рассказывает, что есть множество проблемных материалов, которые не перерабатываются. Не меньше существует и вопросов по взаимодействию с властью, потому что отрасль жестко зарегулирована. «Федеральный нормативный регулятор подразумевает своей целью одно, а на местах трактуется иначе. Мы эту проблематику преодолеваем практически каждый день. Пытался биться с ветряными мельницами один, но это бесполезно», — Мирошкин объясняет, что поэтому вступил в бизнес-объединения: областной Союз предпринимателей и в «ОПОРУ РОССИИ».

— Рассчитываю на лоббистские возможности. Не лично для себя — для всей нашей отрасли. Ведь до сих пор даже для твёрдых коммунальных отходов у нас нет ни одного лицензированного полигона. Что уж говорить о промышленной переработке отходов предприятий! Мусор везут, в лучшем случае, к соседям, а в худшем — втихомолку куда-нибудь: в леса, в поля. Вредят природе, ухудшая и дальше нашу экологию!

Он говорит, что давно поднимает эти больные для сообщества темы, пытается расшевелить власти, побудить руководство перейти от слов к делу, но один в поле мусора он точно не воин.

 Проблемная отрасль

— Сейчас планируется довольно серьезные изменения в той сфере, в которой вы работаете, — Наталья Мацута делает оговорку: эти перемены коснутся очень большого количества предпринимателей, но вряд ли все об этом знают, и просит рассказать подробности.

— Наша отрасль сейчас в стадии формирования. Нельзя сказать, что она «давно и успешно работала», — объясняет Сергей Мирошкин. — Существует большой свод правил, который касается обращения с коммунальными отходами. Введён институт региональных операторов, которые работают с этим видом отходов. В общем, акцент делается на отходы от жилья. Есть же другой огромный блок — это отходы производственной деятельности. Он не имеет никакого отношения к ТКО, регулируется отдельно, там свои нормы.

Сергей говорит: наверняка многие слышали, что в странах Запада эта отрасль в больших объемах дотируется: государство вливает туда деньги. И это имеет свои плюсы. У нас же пока всё иначе.

— Сегодня у нас заявляют, что 100% отходов в Омске хотели сортировать и перерабатывать, но на деле всего 5% уходит в переработку. И эти 5% нерентабельны, убыточны, — рассказывает он. — Конечно, нужен какой-то механизм, чтобы стимулировать отходообразователей, импортеров продукции, производителей — и чтобы они начинали вкладываться в переработку той упаковки, которую они импортируют или производят в России.

Эта проблема, рассказывает Мирошкин, еще в 90-е встала перед Европой. И в 1994 году в странах Евросоюза ввели систему расширенной ответственности производителя. Её авторами были шведы.

— Логика такова: каждый производитель или импортер должен заплатить государству определенную копеечку, чтобы за нее была проинвестировано отрасль переработки отходов. Идея хорошая, идея правильная, и она в Европе работает. У нас сегодня это в стадии становления, хотя подобный институт запустили уже в 2015 году: тогда ввели экологические сборы. Но в прошлом году произошли серьезные изменения в законодательстве: поменяли и субъектов, и плательщиков сбора, и экологические ставки, и процентную долю отходов в упаковке, которая должна быть обеспечена экологическим сбором.

Иными словами, поясняет Сергей, если импортер завозит за год 100 тонн продукции в пластиковой упаковке, образно в 2024 году он должен будет обеспечивать экологический сбор в 15% от объема этой упаковки. В 2026 году это будет 30%, в 2027-м — 50% и так далее. Цель — довести сумму сбора до 100% и таким образом обеспечить переработку упаковки.

— Есть три пути решения вопроса переработки. Первый — уплата экологического сбора. Второй — создание собственной системы утилизации завезенной упаковки. Третий — организация сбора этой упаковки и передача её компании, которая может утилизировать эти отходы. Но создавать свои мощности достаточно сложно и не всегда целесообразно для бизнеса. Чтобы передавать утилизатору, нужно обеспечить входящий поток отходов. Поэтому самый рабочий вариант — это все-таки экологический сбор. И постепенно мы придем к тому, что все будут оплачивать эти 100% сбора.

— Куда идут эти деньги? — интересуется Виктор Шкуренко.

— Они поступают в бюджет через Росприроднадзор, — объясняет Мирошкин. — Отчётность сдаётся раз в год. Этими деньгами распоряжается РЭО (Российский экологический оператор). И деньги должны быть направлены на поддержку отраслей, на формирование их мощностей. Потому что сегодня, по разным экспертным оценкам, объем мощностей, которые могут обеспечить утилизацию отходов товаров и упаковки — лишь 10-20% от всего объёма образующихся отходов. Уточним, что под утилизацией следует понимать не захоронение на полигоне, а производство из отхода новой продукции.

Бизнесмен добавляет: по разным источникам, сегодня в стране генерируется около 50 млн тонн отходов, из них около 50% — это подлежащие утилизации вторичные материальные ресурсы. «То есть через пять лет мы должны обеспечить переработку 25 млн тонн отходов».

— А сам по себе бизнес невыгоден, да? — уточняет Шкуренко — Если без сборов, дотаций?

— Сегодня пока ещё нет, — качает головой Мирошкин. — Проблема не в том, что перерабатывать не выгодно. Проблема в том, что нет входящего сырья. Очень сложно набрать объемы. Почему в Омске сейчас нет завода по переработке шин? Чтобы производство было рентабельным, оно должно перерабатывать минимум 150 тонн сырья в месяц.

— Проблема, похоже, как и у всех нас в том, в России низкая плотность населения, — замечает Виктор Шкуренко.

— Нет системы сбора входящего сырья, — поясняет Мирошкин. — Хотя в городе-миллионнике можно создать логистику по сбору отходов, но в менее крупных городах вкладываться в это смысла нет. Поэтому сейчас идут разговоры о строительстве экопарков, где и будет производиться переработка. У нас ближайший запроектирован в Новосибирске. Как сказали в ППК РЭО, там планируется построить очень крупный завод по переработке пластика, и чуть ли не в обязательном порядке туда будут направлять потоки, которые генерирует регоператор после сортировки. В Омске подобное не планируется. У нас недостаточный объем, трафик. В этом нет коммерческого смысла.

— А там рядом Томск, Барнаул, Кемерово, — понимающе кивает Юрий Чащин.

 Дело государственной важности

— В Тевризе проблемы с мусором нет: территория большая, выкопал яму, сбросил, — рассуждает Виктор Шкуренко. — А в Нью-Йорке такая проблема есть, там действительно мусор воняет. У меня неолиберальный подход. Какой смысл государству вмешиваться в отрасль? Государство собирает эти сборы, но деньги не доходят до тебя, Сергей, они остаются у Российского экологического оператора. И около 40%, наверное, уходит на содержание центрального аппарата!

— Сегодня чиновники проработали механизмы поддержки для сферы ТКО, они участвуют в строительстве мусоросортировочных комплексов и так далее. Но механизма поддержки предприятий в сфере утилизации на сегодня нет, — говорит Сергей Мирошкин. — Мы думали о софинансировании. Можно миллиарды в инвестпроекты заложить, это зависит от степени проработки проблемы. Но пока нам велят ждать нормативной документации. В конце года, может, появятся меры поддержки…

Мирошкин приводит в пример полиэтиленовую упаковку. «Экологический сбор за тонну такой упаковки составляет 3600 рублей по итогам года. За аккумуляторы же самая высокая ставка — около 36 тысяч рублей за тонну. Естественно, эти деньги должны потом пойти на строительство заводов, которые потом переработают отработанные аккумуляторы».

— Брать слишком большой сбор с производителей — это инвестиционно не привлекательное решение! — восклицает Шкуренко. — И вообще такого не бывает! Завод должен строить кто-то, конкретная физиономия! А вот это… собрали деньги, отдали непонятному Российскому экологическому оператору… Так не должно быть!

— Поэтому ППК РЭО как правило сам заходит в качестве учредителя в такие проекты или предоставляет долгосрочные обеспеченные кредиты. Государство само приходит и формирует госкорпорацию, — поясняет Мирошкин. — Но это касается ТКО, а как будет с вопросами утилизации, непонятно. Потому что в перечне товаров очень большая доля текстиля: одежда, матрасы, шторы. И все это должно утилизироваться в новый товар. Как это технически переработать — понятно, а вот какой ликвидный товар получить на выходе — вопрос… Можно делать техническую вату, ветошь, наполнители разные. Ну и всё!

«Либо как в Японии или Швейцарии: заставить население быть дисциплинированными настолько, чтобы они сами собирали мусор, сами расфасовывали на 15 видов, — рассуждают собравшиеся. — Но это не наш менталитет! Это как с антиалкогольной кампанией: президент, который это выдумает и начнет пороть за водку розгами, лишь потеряет рейтинг».

— Пройдет время, заводы начнут работать, но это наше будущее, а не наше сегодня. Сейчас лишь закладывается фундамент, — Сергей Мирошкин видит хорошее уже в том, что об этом начали задумываться и хоть что-то делать. — Будет много трансформаций, наверное. Скорее всего, нас ждёт свой путь, иной, чем у Европы и мира. Возможно, будет госкорпорация, которая будет работать… Ну, или создавать видимость работы.

— …а пока бесперспективняк, — резюмирует Олег Перевалов.

— Я под впечатлением! — восклицает Виктор Шкуренко. — Эту проблему невозможно решить! Смысл же в том, что переработчик должен получать отходы дешевле, чем мог бы получить их на рынке. Если бомжи собирают пустые бутылки, сдают их и в этом есть экономический смысл, это будет работать. А так… невозможно! Трудозатраты очень большие! И культуры работы населения с мусором просто нет. Достаточно посмотреть по сторонам: она и помои выливает, и одновременно туда же пластиковую бутылку…

 «Катастрофа в том, что мы не видим будущего»

— Все полезные фракции ТКО выделяются региональным оператором на этапе сортировки, — рассказывает Мирошкин. — В декабре был в Питере, там один из самых современных в России комплексов по сортировке: оптика, автоматика… Он не частный, как раз ПКК РЭО построила. На первый взгляд красиво и хорошо. Но в лучший день они выбирают 7% от входящего трафика — от всех отходов. Это просто копейки в общем объеме.

— А в Европе какой процент? — интересуется Александр Дерябин.

— Если не ошибаюсь, смешанные отходы до 10%. Но тут важно поделить. У нас на сортировку приезжают смешанные отходы, а в Европе основная часть приезжает уже отсортированная по отдельным фракциям. У нас тоже пытаются вводить такую систему сбора: есть один контейнер, куда складывается всё и сразу, а есть — куда только перерабатываемая упаковка. Когда на переработку уезжает контейнер с перерабатываемой упаковкой, оттуда можно вытащить до 70%. Это уже хорошо, потому что от общего объема отходообразования это будет уже не 7%, а около 25-30%.

Мирошкин рассказывает, что в Петербурге также строят участок компостирования, куда будет уходить вся органика на перегной. Также там идёт выборка RDF-топлива, которое может применяться на цементных заводах, в котельных и так далее. «Это то, что касается отходов от жилья, — напоминает он. — А есть от производства. Но, слава богу, тот собственник, который считает деньги, тоже внедряет все это. Картонную коробку все научились убирать и сдавать давным-давно, надо учиться и с пленками работать».

— А есть предприятия, у которых бОльшая часть отходов к ТКО не относится, — продолжает он. — Мы на этом рынке и работаем. Катастрофа в том, что мы не видим будущего. Потому что отрасль зарегулирована нормативно, и планируя инвестпроекты, мы не знаем, что будет дальше. Мы боимся вкладывать большие деньги, потому что завтра государство скажет: всё, окей, ребята, поработали — теперь наша очередь! Как было с омскими операторами по ТКО до реформы с региональными операторами. У нас же в Омске из местных операторов, работающих с ТКО, в этом сегменте никого не осталось! Мы смогли переквалифицироваться, ушли. А тот же самый «Чистый город» уничтожили, как и многих других игроков.

«Я давно перестроился…», — в сторону и без привычной улыбки замечает бывший соучредитель этой компании Дмитрий Мельников.

— У нас и сейчас есть довольно крупные предприниматели, которые не знали, что можно работать не только с регоператорами, но и с коммерческими компаниями, как с вашей, и этим снизить свои расходы в этой части чуть ли не в пять раз, — говорит Наталья Мацута.

— Понимаете, когда регоператор зашел в Омск, никто не понимал, что и как будет, — Мирошкин вспоминает, что тогда существовал стереотип, что под него отдали весь рынок, всех «насильно загоняли к регоператору». — А потом, когда пришло время, люди начали анализировать.

«К счастью для нас, конкуренция минимальна, — объясняет он. — Есть документ — “Федеральный классификационный каталог отходов”, каждому отходу присвоен свой код, их чуть меньше 11 тысяч. Из них ТКО — около сорока, а остальные — от отходов рыбного хозяйства до медицинских — к ним не относятся. Но хотя пищевые отходы не имеют никакого отношения к ТКО. регоператор говорит: “Ребят, у вас кафе, значит, у вас ТКО. Давайте-ка договор заключим и платите нам!”»

— В Омске есть компания по производству сыров, к ним приходит сырье в пленке, где куча жиров, и никто не берется их отмывать. А объем очень большой: 25-30 кубов неперерабатываемой пленки за смену. Когда регоператор начал с ними работать, он начал им за эти пленки ценник выставлять, как за ТКО. После анализа состава отходов они решили работать с нами. И если раньше по ТКО они вывозили 25 контейнеров в сутки, то сейчас — один-два. Все остальное вывели из разряда ТКО, а расходы кратно сократили. Образно, счет был на миллион рублей, а стал на 200 тысяч в месяц.

Первыми, рассказывает Мирошкин, к ним обратилась «Лента». У них был конфликт с региональным оператором «Магнит», они начали работать с «Регионом 55». Расходы гипермаркетов, когда ушли от «Магнита», сократились существенно за счет вывода из состава ТКО неперерабатываемых упаковочных материалов и испорченной продукции.

Но, добавляет предприниматель, следует отдать должное и региональному оператору: «сейчас компания стала намного более профессиональной, старается учитывать пожелания клиента, начала отслеживать состав отходов. Откровенные промотходы уже не принимает».

«Когда есть желание, можно все рационализировать, — убежден Сергей Мирошкин. — Крупные предприятия с нами работают, свой трафик у нас есть. Главное наше преимущество — это работа для клиента: мы максимально лояльны. Консультируем, оперативно отрабатываем пожелания клиента и никогда не выставляем счета за услугу, которую не оказали. При необходимости, всегда предоставляем треки движения транспорта и посещения конкретных клиентских площадок. А также гарантируем полное документальное сопровождение и прозрачность, легальность нашей деятельности».

Гости интересуются разницей в цене.

«У нас тарифы на 25-30% ниже, чем у «Магнита». Могли бы снизить еще, но проблема вот в чем… В Омске сегодня не существует полигонов для захоронения отходов. Есть 19 площадок за пределами города, куда свозятся ТКО. И все они де-юре только для ТКО. А другие отходы туда вывозить нельзя. Но мы работаем и с другими. Как операторы мы возим либо в Татарск, либо в Ишим, либо в Курган. И с таким «плечом» выдерживаем наши тарифы. Но всё же не следует сравнивать наши тарифы и тарифы регионального оператора: у нас разные обязательства для клиентов и разное формирование себестоимости».

Разделяй и властвуй

За столом хором обсуждают, как по поводу тарифа 2019 года на вывоз ТКО прокуратура возбудила уголовное дело «в отношении неустановленных лиц», но в суд оно до сих пор не ушло. «Тогда руководителем «Магнита» был некто Сергей Владимирович Шевченко, который рассказывал, что мусор из Тевриза будет забирать на вертолете, и другие занимательные истории, — вспоминает Мирошкин. — После этого его посадили за нецелевое расходование бюджетных средств в Томске: по слухам, он там «Ленд Крузер» себе купил, но это не точно».

— Когда в Омске был конкурс на регионального оператора, туда заявлялась омская компания «ЭкоТРАНС». Их отклонили как участников. Они обращались в УФАС, но защититься не получилось. В итоге сейчас они работают в Алтайском крае как регоператор на тарифе 521 рубль с человека. А наш «Магнит» работает в Омске по тарифу 1070 рублей с человека. Когда выходит на торги, говорит, что 90% его тарифа — это транспортные услуги. А это не проверяют. И потом много вопросов возникает… Но всё это опять вопросы к системе.

— Мы принципиально не берем деньги из бюджета, — замечает Дмитрий Рыбин. — Это моя инициатива, хотя и были попытки коллаборации. Но время научило с бюджетными деньгами не работать.

— Результат всех реформ последних лет в том, к сожалению, что выросли тарифы и для предпринимателей, и для населения, — Сергей Мирошкин говорит, что «реально нормальной переработки мусора так и нет, всё, что изменилось — вместо нескольких игроков появился один, но он делает то же самое: возит и складирует».

«По сути, уничтожили конкуренцию внутри рынка», — шумят предприниматели.

— А в регионах России есть примеры, где этот процесс прошел успешно и появились нормальные площадки переработки, полигоны? — спрашивает Александр Дерябин.

— Пока они все приближены к Москве и Питеру. Там другая плотность населения, потоки и объем. И промышленность тоже. А значит, другие объемы рынка и другой потенциал. Там построены сортировочные комплексы, в Твери подошли уже и к запуску завода по рециклингу пластиковой упаковки. Тверь — одна из первых площадок, где попытались проложить маршрут от бака мусоровоза до выхода промежуточного сырья и готовой продукции: ПЭТ-хлопьев и ПНД-гранул, готовой упаковочной ПЭТ-ленты. Реальных объемов пока нет, потому что отходы идут туда в смешанном виде. Но как только будет отстроена система дуального сбора отходов, когда один контейнер будет чётко под упаковку, другой — под прочее, тогда качественные характеристики увеличатся.

«Конечно, я не мечтаю, что по 15 ведрам все это будут раскладывать, — добавляет предприниматель. — Советский ГОСТ по одной только макулатуре насчитывал семь разных видов: газеты, глянец, картон… То же самое с другими материалами. Между собой они не смешиваются. И обычный потребитель никогда не сможет их разделить».

В 2016 году «Регион 55» совместно с «Мегой» запустили социальный проект: 35 площадок для раздельного сбора мусора. Каждый контейнер — на четыре фракции: жестяные изделия, картон, стекло и пластик. Сергей Мирошкин быстро обнаружил, что появились другие «предприниматели», которые приезжали в четыре утра, выгребали макулатуру и жестянку, причем сами контейнеры роняли на пол, потому что так было удобнее вытаскивать мусор. «А мы в семь утра начинали рабочий день с истерики от управляющей компании», — разводит руками бизнесмен.

— Надо же, похитили мусор! — удивляется Юрий Чащин.

— Сначала мы запустили четыре машины, — продолжает рассказ Мирошкин. — А потом поняли, что в «пластики» кто-то выкинул бутылку от минералки, а кто-то бутылку из-под шампуня. А их нельзя между собой коннектить, это разные вещи! Можно одной машиной обойтись, получается. Начали увозить одной машиной, но тут же получили «обратку» от жителей: а зачем мы все это сортируем тогда?! В общем, выдержали шесть месяцев и подумали, стоп, пока хватит!

Делай мусор и бросай его правильно

Александр Дерябин делится опытом: два месяца он жил в доме в Италии, на санитарной площадке стояло пять контейнеров, жильцы сортировали мусор. Его поначалу это раздражало, но через пять дней привык и делал это уже легко, на автомате.

«А в России лишь 2% населения вообще думает о мусоре вне собственной квартиры», — добавляет Виктор Шкуренко.

— Сергей! — обращается к спикеру Олег Перевалов. — Вот Юра (Олег кивает в сторону Чащина) кормит людей в кафе и ресторанах, Виктор Шкуренко тоже кормит, но через продуктовые магазины. Это вещи, которые понятны людям. А вот мусор — это непонятно. То есть он действительно важен до порога квартиры, но уже за её дверью… перестает быть понятен! Ради чего вам именно такое дело, что вас в нём привлекает?

— Людям и не нужно голову мусором забивать, — соглашается Сергей. — Вынесли на помойку и забыли: пусть государство и регоператоры работают! Но есть производственные отходы. И моё дело — именно это. Большая часть медицинских отходов проходит через нас. Мы сейчас заявились на масштабный инвестиционный проект. В чём его суть? У нас полигоны строят один в 50-ти, другой в 70-ти км от Омска. Причем что в Ачаир, что в Тавричанку дорога с одной полосой. Ездить производственным предприятиям туда-обратно ради того, чтобы выбрасывать отходы, мягко говоря, неудобно, да и невыгодно. К примеру, идёт стройка. Образовалась машина строительного мусора. Куда вы его должны деть? Когда откроется полигон, тот, кто приезжает, умножит свой ценник на три.

Сергей рассказывает, что он специально ездил по стране, изучал опыт. Увидел, что вся Москва ближе ко МКАДу буквально утыкана мусороперегрузочными станциями. Машина заезжает туда, перегружается в большие контейнеры, после эти сцепки идут на полигон.

— Мы здесь, в Омске, открыли такую же перегрузочную станцию, — рассказывает Сергей. — Предприятия приезжают к нам на своей технике, а мы их уже везём дальше, на полигон. И тот инвестпроект, о котором говорил выше, — это площадка рядом с Кировским полигоном. Идея такая: хочу создать там комплекс, куда будут привозиться строительные, древесно-растительные и прочие отходы, и замкнуть все в единую цепочку. Сегодня в Омске есть несколько дробилок, куда можно привезти битый кирпич или бетон и сделать вторичную фракцию — щебень. То же самое касается дерева, производства щепы и так далее. Так вот хочу, чтобы эти потоки были упорядочены и централизованы. Когда происходит сжигание, производится очень много избыточного тепла, и оно может существенно снижать долю энергии при мойке того же самого пластика. Везде своя технология, и я хочу их совместить. Сделать хаб такой, полноценный производственный цикл! Если мы не набираем сегодня 150 тонн шин, то и чёрт с ними, наберем завтра! А пока параллельно наберем объемы пластика или пленок, а при наборе объема уже перейдем к конкретным производственным циклам».

«Вот это сверхидея!» — оценивают масштаб гости интервью.

— Ну да! Я в этом увидел свободную нишу в городе. Она открыта. А должна быть закрыта! — поясняет Мирошкин.

«Дыры» не только тут. Сергей приводит пример. Специалисты Управления дорожного хозяйства и благоустройства прислали запрос на утилизацию 15 тысяч тонн древесно-растительных и строительных отходов. «Почему они к нам пришли? Потому что «Магнит» им в три раза увеличил стоимость. У них истерика, они бюджетники, а те им: “Извините, у нас своя экономика”». И логика «Магнита» тоже понятна: эти отходы к ТКО не относятся, под действие тарифа не попадают. А «Магниту» тоже нужно эти отходы, по сути, переработать, и у всех своя себестоимость.

— Я вообще не понимаю, почему город не задумывается о том, чтобы создать муниципальное предприятие, может быть, в частном партнерстве, — горячится Сергей. — Существует масса городских отходов, которые нужно утилизировать. А транспортная логистика вызывает вопросы. И если мы сделаем это условно на 2-й Казахстанской, это будет дешевле, чем везти мусор в Ачаир и возвращать оттуда фракцию. Вопрос: почему мы об этом не думаем? Это всё на поверхности, бери и делай!.. У нас чётко делится то, что до Урала, и то, что за Уралом. Почему там отлаженный механизм, а тут мы изобретаем велосипед? И нет коммуникации между нами, предпринимателями, и Минприроды. Тут важна «связь с землей», но её нет. Раз пытался попасть к ним на Общественный совет, мне мягко намекнули, что мне там не место.

«Вот такую инициативу готовим сами, — подытоживает предприниматель. — Надеюсь, получится… Вижу у этого рынка финансовый потенциал, но нормативный барьер очень мешает. Все упирается в то, что хороший хозяйственник должен свою территорию грамотно распланировать».

«Найти и превратить в деньги»

«Кстати, участок у вас под сверхидею есть?» — интересуются предприниматели

— Должен быть земельный участок соответствующей категории, — объясняет Мирошкин. — Его в 2019 году передали регоператору, он шесть лет стоит и никто на нем ничего не делает. А почему? Давайте мы заберем у них 10 га, это немного, а мы готовы там что-то делать. Все зависит от политической воли. Удивительно, что и сам «Магнит» выступал за расторжение договора аренды, но проиграли арбитраж, потому что изначально по документам речь шла о «рекультивации участка», а её не случилось. Будет у города желание, алгоритм можно найти. И наоборот.

— С приходом новой командой что-то меняется? — спрашивает Наталья Мацута.

— Новая команда завела сюда нового игрока из Ростова. Мне сложно сказать… — качает головой Сергей.

— На них, интересно, мусора хватит? — бормочет Мельников.

— Ростовчане хотят делать полигон по промотходам, — объясняет Мирошкин. — А вот на третий полигон в Ачаире заявился омская компания «Омский региональный экологический оператор». Она была зарегистрирована 31 января 2024 года. Там уже доля участия принадлежит ППК РЭО. Официальной информации пока нигде нет, но, по слухам, эту компанию готовятся завести как второго регоператора на территорию области. Рынок будут делить, но в каком виде всё будет дальше, пока неизвестно. Было бы логично выстраивать обратную связь с нами, как мне кажется! Обсудить те же потоки или зону действия регоператора… В свое время мы все просчитывали.

— Какой объем у вас сейчас? — интересуется Дмитрий Мельников.

— На фоне города смехотворный: через нас проходит не более 3 тысяч тонн отходов в месяц. Работает у меня 42 человека.

— А какая вообще голубая мечта? Что хотите увидеть, чего достичь? — спрашивает Дмитрий Рыбин.

— Это больше из области политической воли и человеческой культуры, — отвечает Сергей Мирошкин. — Мне бы хотелось, чтобы все это работало как часики, как будильник. Вот есть поток. Взяли, отвезли, вот стройка, вот дерево, вот шины, всё чётко. У меня в голове это все реализуемо. К тому же, идеи вполне бизнесовые. Как оно пойдет дальше, не знаю. У меня нет идеальной влюбленности в собственный бизнес. Если я пойму, что рубикон настал, я его закрою.

— А что должно случиться? — уточняет Рыбин.

— Наверное, определенная точка, когда себестоимость сравняется с выручкой, — Мирошкин вспоминает, что в 2019 году он очень волновался из-за прихода регоператора. Не понимал, что предстоит делать дальше: готовиться к закрытию, продавать технику? В результате в тот момент «скинули» всю старую технику и купили новую: «работаем дальше».

— Правильно понимаю, что инициатива эта с регоператорами лицемерная? — спрашивает Шкуренко. — Государство приняло решение, прикрываясь экологами просто переделали рынок, убрали конкуренцию, взвинтили тариф и ничего не поменялось? Можно так сказать?

— Не совсем, — отвечает Мирошкин. — Сама идея правильная, но должна быть сохранена конкуренция, а не монополия одного регоператора. Ну и, конечно, начинать стоило со строительства полигонов, а не с уничтожения местных перевозчиков в отрасли.

— У меня, как у старого либерала, вывод какой: нужна конкуренция, надо убирать все квазигосударственные монополии! — восклицает Шкуренко.

— Лет восемь назад сидели с товарищами из государственной корпорации развития ВЭБ, — вспоминает Мельников, — и они говорили: очень удивительно, что единственный бизнес, в котором нет олигархов — это мусор.

— Если нет олигархов, значит, кормится кто-то другой, — замечает Перевалов.

— Мы строительным мусором очень давно занимаемся, — говорит Мельников. — Вот получил информацию по Иркутску, где те же, что и у нас 1,2 млн жителей. В 2020 году Иркутск генерил 150 тысяч тонн строительных отходов. Мы сейчас за 40 тысяч не вылазим. 110 тысяч где-то теряются… Про то, как у нас сносят дома и куда что девается, говорить не надо, всё видим сами: где-то на дорогу, где-то в лес, где-то между собой договорились, утилизировали потихоньку. Ко мне не приходит ничего!

— Потенциал есть, но нужно обелять рынок, — говорит Сергей Мирошкин. — Если Дима говорит, что 110 тысяч тонн стройотходов своровали, то нужно их найти и превратить в деньги. Есть куда стремиться и расширяться. Но есть определенная грань, которую переходить просто не нужно: не надо уходить в утилизацию того, что денег не несет.

«Сложная тема, сложный бизнес, пытаться в ней заработать дорогого стоит», — резюмируют предприниматели.

— Я с вами делюсь личными взглядами и выводами «с земли», — обводит взглядом Мирошкин своих интервьюеров. — А чиновникам обычно не нравится, когда их критикуют, а вещи называют своими именами. Поэтому диалог у меня с ними в основном натянутый, сопровождается массой барьеров, а впоследствии и проверок. Но сегодня новая власть демонстрирует открытость к бизнесу и всячески поощряет инвестиционные начинания. Искренне надеюсь, что наш с вами разговор, когда будет опубликован, станет не гвоздём в крышку гроба, а наоборот, поспособствует продуктивному сотрудничеству.

Математика химии

Кроме бизнеса по утилизации отходов у Мирошкина есть небольшая управляющая компания, которая обслуживает жилые дома и ещё одно небольшое направление — производство бытовой химии под брендом IQUP («Айкьюап»). Производство находится в Москве. Проекту четыре года, но Сергей считает его стартапом и уделяет много внимания, как маленькому ребёнку.

— Посидели, проанализировали, что можно делать в Омске, — рассказывает Сергей, как придумали заняться этим бизнесом. — Рассматривали варианты от автомоек самообслуживания до работы со вторсырьем, но в итоге — как раз началась пандемия — начали с производства белизны в Москве. Там тоже есть потенциал, но там другие правила игры, другой рынок. Пока вижу в этом направлении перспективу, буду к ней стремится.

Пользуясь правилами Открытого интервью, где можно задать вопрос любому участнику, Сергей Мирошкин спрашивает Виктора Шкуренко об импортозамещении:

— Когда мы с белизной поэкспериментировали, то решили идти дальше, делать и другую бытовую химию. И тут начались вопросы. Мы делаем продукт, пытаемся завести его в реализацию, но наступает катастрофа. Приходим в сеть, а там нам говорят, что средство для мытья посуды готовы брать максимум по 27 рублей. Мы понимаем, что сделать продукт, который будет мыть посуду, за такие деньги невозможно. Встает вопрос: если мы во всеуслышание говорим об импортозамещении, уходим от американцев и должны сокращать их долю рынка, как вообще возможно завести наш продукт в продажу?

— Здесь важно доверие, — Виктор Шкуренко рассуждает: известное импортное средство для мытья посуды люди покупают, потому что доверяют бренду. У российского же отличием должна быть цена. — Это социокультурные установки нашего населения. Есть Procter&Gamble, который тратит миллиарды долларов на исследования рынка. А в России невозможно производить премиум, потому что это не только качество, но и доверие. Это маркетинг! Импортозамещение — это дешевое замещение, нам нужна замена по цене. А если ты сделаешь дорогое, ты с ним прогоришь.

— Мы приходим в «Ленту» с гелем для стирки, — не сдаётся Мирошкин. — Гель стирает! И если наливаем его и «Тайд» и предлагаем протестировать, то 90% людей не могут их различить. Но на продукцию делают накрутку в 70%, ставят на полку и, естественно, ничего не продается. Через три месяца тестов мы оттуда вылетаем. В итоге через некоторое время мы поняли, что бренд должен созреть, как яблочко, и в него еще нужно вложить денег…

— …раза в три больше, чем оборудования, все правильно! — кивает Шкуренко.

— Именно! Посчитали: от 10 млн в месяц! — продолжает Сергей Мирошкин. — Мы сели и задумались — а какой путь, как это вообще сделать? Удешевлять? Но он тогда не моет! Не будет второй покупки! Либо заходить сразу с миллиардными инвестициями, либо… другого пути вообще нет. Так?

— Другого нет. Сокращайте издержки! Делайте дешевый продукт! — говорит Шкуренко. Он приводит в пример Дениса Штангелова, владельца сети «Ярче», создателя бренда KDV. — Штангелов, который производит шоколадки, печенье, вафли попробовал повторить успех Nestle. Полгода потратил, плюнул, всех послал и делает качественный продукт с минимальной логистикой по всей стране. Очень сильное качество — и ни копейки сейчас не тратит на рекламу: свежие сроки, быстрое поступление в розницу, никаких продажников-полиглотов. Он просто понял, что с монстрами невозможно конкурировать даже ему, с капитализацией больше миллиарда долларов. Какой смысл повторять Mars и Nestle? Вы это никогда не сможете сделать, никогда! Ищите свой путь. «Светофор», к примеру, любит таких, как вы: небольшие предприятия, которые производят массовый продукт в простой упаковке.

— Мы туда отгружаемся понемногу… А вообще сейчас живём за счет дешевой линейки, работаем через маркетплейсы, — рассказывает Мирошкин. — Реклама благодаря интернет-ботам попадает прямо в руки домохозяйкам, товар сметается так, как за неделю не наторгуешь в обычном магазине.

— Вот и отлично! Вот и позитив! — радуются предприниматели.

Богатый папа

На Открытом интервью сложилась традиция: вручать памятный подарок за лучший вопрос. В этот раз он достается Дмитрию Рыбину: Дмитрий Мирошкин вручает ему книгу Кийосаки «Богатый папа, бедный папа».

— Понятно, что все собравшиеся её читали, но для меня это некоторый символ бизнес-старта, — говорит Мирошкин. — Прочёл эту книгу в 22 года. Ходил, переваривал, после перечитал несколько раз и попробовал воплотить. Для меня она олицетворяет стартовый этап.

Сергей рассказывает, что его 17-летний сын Кирилл сейчас на своём «стартовом этапе» получает среднее техническое образование в Елабуге: уехал туда после девятого класса. «Это другая планета! Там свободная экономическая зона, уникальные учебные заведения, — говорит он. — Полдня ребята учатся, полдня — на производстве. У них нет выходных, вместо вступительного экзамена — игра. Они постоянно в потоке, в напряжении, все преподаватели сына — действующие специалисты, инженеры, энергетики. Человек, получая там образование, становится лидером профессии».

Дмитрий Рыбин принимает подарок с благодарностью. Он рассказывает, что сам он, сельский парень, родился в небогатой семье в Саргатке. Читать любит, но самый бесценный опыт всегда получал из бизнес-процессов.

— А вы сами богатый папа? — спрашивает напоследок Дмитрий Рыбин у Сергея Мирошкина.

— Богатство ведь существует и финансовое, и нефинансовое, — отвечает предприниматель. — Все относительно. Денег мне хватает. При этом считаю себя дико счастливым человеком. У меня трое сыновей, у них всё хорошо: школа, спорт, учёба, семейный отдых. И дома у нас всё хорошо. В космос полететь не мечтаю, а на том уровне, что сейчас, вполне счастлив!

***