Оксана Клименко: «В нашем обществе настолько развит культ идеальности, что мы не оставили места человеческой уязвимости»

Продолжаем рубрику «Поговорим о счастье». Предыдущие материалы можно почитать здесь и здесь.

 

— Оксана, традиционный вопрос рубрики: вы счастливый человек?

— Считаю, что да. На мой взгляд, когда человек пересекает определённый жизненный рубеж, на основе своего опыта он точно может сделать такой вывод.

— Опыт сравнения разных состояний?

— Да, опыт жизни в разных ипостасях, в разных возрастных периодах позволяет сделать взвешенный вывод о состоянии счастливости.

— Как вы это состояние у себя диагностируете?

— В прошлом я директор по экономике и финансам. Но бывших специалистов не бывает, поэтому для меня это оценка в процентном соотношении того состояния, когда ощущаю счастье. Если взять мой обычный день, с уверенностью могу сказать, сейчас 80% времени нахожусь в состоянии счастья.

«Когда сильно хорошо — тоже плохо»

— Вы человек публичный, ведёте соцсети. Ваши подписчики в курсе некоторых событий из вашей личной жизни. Поэтому позволю себе такой вопрос, чтобы уточнить ситуацию. Год назад умер от рака ваш любимый муж. Вам самой некоторое время назад тоже поставили этот же диагноз. Это верная информация?

— Да. Причём сначала я прошла эту историю (сейчас нахожусь в стадии ремиссии). Потом заболел супруг. Больше года назад его не стало. Если вопрос в том, насколько это противоречит моему теперешнему состоянию, отвечу так: мы очень часто счастье связываем с измеримыми показателями жизни.

Если есть бизнес, муж, дети, деньги — тогда я счастливый. Но нередко здесь мы говорим о социальной атрибутике. А счастье, если оно у человека есть, может быть не привязано к событийному ряду. Оно может его подкреплять, усиливать в моменте пиковых ощущений. Так же, как и ощущение горя. Например, внезапная потеря работы или пожар. Если человек зрелый, осознанно относится к жизни, то понимает: путь и есть смысл жизни, и состояние счастья — это то, насколько ты осознанно по этому пути идешь. Если ты не забываешь проживать разные состояния, то формируется философское отношение к событиям. Но иногда люди настолько привязываются к атрибутике успеха, что любое, даже незначительное событие, которое обычно воспринимают негативно, способно повергнуть их в глубокую депрессию.

Может и не быть сильных по значимости событий, но они начинают загоняться — муж недостаточно любит, дети недостаточно успешны — и это всё по сравнению с кем-то или с ожиданиями, которые были. Человек своими руками лишает себя возможности испытывать положительные эмоции.
Это наш выбор: продолжать чувствовать радость либо дать слишком большое место страданиям (которым, несомненно, нужно давать место, невозможно вечно жить в сахаре, но оно не должно затмевать все остальное).

Жизнь очень разноплановая. Но какой мы из этого извлекаем опыт, насколько продолжительно находимся в состоянии травмы и потери — уже наш выбор. То, что я чувствую себя счастливой, вовсе не означает, что у меня нет эмоциональных переживаний в связи с произошедшими потерями, состоянием моего здоровья или здоровья моих близких. Ты можешь быть и счастливым, и несчастным одновременно. Мы целостные, мы одновременно всё: и счастье, и горе, и любовь, и ненависть.

— Тем не менее, вы сказали, что процент счастья у вас больше, чем несчастья.

— Это про управление своим состоянием. Я как психолог абсолютно точно могу сказать: если человек работает над целостностью психики, не позволяет себе разрушаться, то спустя время ему станут доступны рычаги взаимодействия с сильными эмоциональными переживаниями. От нас зависит, сколько времени мы разрешаем себе быть в этом состоянии.

Точно так же мы можем разрешать себе быть в положительном пиковом эмоциональном переживании. Люди подсаживаются на эйфорию, как на наркотик. Социологи, психологи, нейробиологи бьют тревогу: у современных людей растёт дофаминовая зависимость. Дофамин становится легкодоступным: ленты социальных сетей, успех здесь и сейчас — всё это даёт огромный выброс «гормона радости».

Неважно, куда ты улетел — в сильный плюс или в сильный минус, — и там, и там быть долго нехорошо. Когда сильно хорошо — тоже плохо. Поэтому, когда я говорю о состоянии счастья, то говорю не о том, что 80% времени нахожусь в эйфории. Это время я нахожусь в состоянии, когда осознаю свою целостность. Получаю удовольствие от того, чем занимаюсь, от опыта, который сложился в моей жизни, от воспоминаний о 28 годах отношений с супругом.

Его уход не может вычеркнуть из моей жизни этих лет. Это было бы нечестно по отношению ни к нему, ни к самой себе. Погружаться в пучину горя, замыкаться только на нём — эгоистично. К сожалению, после ухода Сергея довольно скоро ушла и его мама. Но какой-то период нужно было заботиться и о ней. Для меня это крайняя степень эгоизма, когда человек, чувствуя острое переживание, замыкается и не позволяет всему тому хорошему, что было в его жизни, создавать для него внутри опору, на которой ощущение счастья и выстраивается.

«Когда мне писали «Держись!», откровенно злилась...»

— Кто-то может сказать, что это красивые слова, а в реальной жизни всё не так. Но вы демонстрируете, что так может быть на самом деле. Что бы вы посоветовали менее подготовленным, чем вы, людям, у которых случилась беда?

— Посмотреть, есть ли в вашей жизни люди, которые могли бы стать опорой. Человек, находясь в пиковом моменте переживаний, какой бы сильный внутренний стержень у него бы ни был, все равно серьезно подвергается воздействию. История про «Держись!» — нехороша. Когда мне люди писали «держись», я откровенно злилась, потому что, во-первых, держаться не хочется, во-вторых, это небезопасно для психического здоровья. Чем больше таких людей, на которых можно опереться, тем лучше.

Наша жизнь — больше рутина. Пиковые эмоциональные переживания рождаются не там. Будни мы часто ругаем, не ценим, но их целительная сила очень велика. Самое первое, что человек может для себя сделать — это составить список бытовых задач, с которыми ему сейчас нужно справиться. Не глобальных — построить новый дом или выкарабкаться психологически из потери, а банальных: записать детей в кружки, сделать генеральную уборку... И вовлекать в эти задачи своё самое близкое поддерживающее окружение. Потому что, повторюсь, когда мы оказываемся в ситуации острой потери, нам очень важно укрепить социальные связи.

Социальный капитал во многом делает человека счастливым. Чтобы чаще чувствовать состояние счастья, очень важно вкладываться в близких людей.

Существует так называемое число Данбара. Если кратко, у любого человека в мире есть примерно 150 человек, которые составляют его социальный капитал. Самый близкий круг — семья, родственники, друзья. Второй круг — хорошие знакомые, с которыми часто общаемся, поздравляем с днём рождения. Далее — чаще всего коллеги, партнеры, с которыми выстраиваем деловые коммуникации. Самый большой круг — люди, с которыми эпизодически взаимодействуем, но в очень сложных ситуациях всё равно можем к ним обратиться.

Этот социальный капитал является опорой для человека, попавшего в любую ситуацию. Могу со 100%-ой гарантией сказать, это было самое лучшее вложение нашей семьи. Когда происходили трагичные события, нас спасали не только денежные ресурсы или наш ум, но и наши близкие, друзья, коллеги.

Даже если у вас нет желания на постоянной основе работать с психологом, стоит иметь на примете профессионала, к которому вы можете обратиться в такой ситуации. Потому что чаще всего люди, к сожалению, не обращаются. И это неправильно. Если мы, например, сломали руку, то идём к врачу и накладываем гипс. Сломанная кость может и сама срастись, но может срастись и неправильно. А когда ломается душа, мы часто почему-то не считаем нужным обращаться за профессиональной помощью.

— Можете описать ваш обычный счастливый день?

— Это день, в котором нашлось место особенному общению. Оно может возникать совершенно спонтанно. Например, вчера вечером когда после душа я уже лежала в кровати, ко мне пришла дочь и начала рассуждать о том, почему она бросила учить испанский язык и начала учить латынь.

Чувствую себя счастливой, когда близкие начинают делиться чем-то важным без моего запроса. Я в этот момент поймала ощущение кайфа.

«Важно иметь социальное подкрепление того, что мы не зря топчем эту землю»

— Люблю свою работу, всегда, когда выхожу на тренерскую точку или приезжаю в компанию работать с другими коллективами, общение с людьми в формате пробуждения осознанности сильно меня наполняет. Вижу, как меняется взгляд людей, как они начинают по-другому смотреть на свою жизнь.

Нам важно иметь социальное подкрепление того, что мы не зря едим хлеб, не зря топчем эту землю.

Люблю периодически наводить порядок дома. Испытываю огромное удовольствие от того, что все поверхности очищены, нет мусора. Эта рутина также дарит мне радость.

Для меня очень важно, чтобы моя семья и мой коллектив были вовлечены, а не каждый был сам по себе. Чувствую эту общую вовлеченность, например, когда мы собираемся с коллегами на планерку. Планерка для нас — возможность обменяться энергией созидания: кто что придумал, что у кого получилось, что нам нравится в нашей работе, а что мы хотим поменять. То же самое, когда мы говорим про семью. В начале нашей совместной жизни, когда мы с Сергеем планировали  мероприятия, он мне говорил: «Ты что-нибудь придумай, а мы все поддержим». А я понимала: мне так неинтересно. Говорила: «Нет, мне важно, чтобы каждый из нас чувствовал, что приехал туда за чем-то своим. Чтобы случилось общее счастье, нужно придумать вместе».

Сейчас мой бизнес и моя работа — коучинг— очень сильно перекликаются с тем, что я вам сейчас говорю. Есть люди, которые кайфуют от того, что окружающие сделали ровно то, что они им сказали. Я же чувствую с точностью до наоборот. Я — командный игрок, и для меня одним из самых больших вызовов после ухода Сергея было то, что я осталась одним владельцем бизнеса. Мне пришлось серьёзно работать со своим мышлением и разворачивать подходы, внутренние состояния для того, чтобы выстроить процессы не из равноправных позиций. Хотя в нашей компании мои сотрудники для меня больше партнёры, чем подчинённые, но тем не менее.

«Есть ещё куда расти, — а тебя посадили в банку, ещё и крышкой закрыли»

— У вас в жизни были резкие повороты. Вы были высокооплачиваемым директором по финансам в крупной компании и ушли в коучинг. Это помогло вам стать счастливее?

— Я ушла в никуда. На последнем месте работы понимала, что достигла потолка. Но было и ощущение, что есть ещё куда расти, а тебя посадили в банку, ещё и крышкой закрыли. Мне стало душно.

Помню, как незадолго до моего увольнения на встрече друзья спросили, что со мной происходит: «В тебе как будто жизни нет». У меня и так были свои переживания, а они меня ещё и отзеркалили. После этого поняла: нужно что-то менять. В компании шла реформация — я не приняла предложения, которое мне сделали, и мы расстались полюбовно. Дала себе время отдохнуть и подумать. Нашему сыну на тот момент исполнилось четырнадцать. Расскажу забавную историю того периода. Как-то сидим с мужем, разговариваем, тут забегает Влад, спрашивает: всё ли у нас в порядке, и убегает. Мы с мужем переглянулись: «И что, теперь так будет всегда до старости?» Пока мы отдыхали, думали, поняли, что, возможно, есть смысл посмотреть мне в сторону материнства. Декрет продолжался большой период, потому что родилась двойня.

Когда я немного очухалась, «наигралась в куклы» (как шутил муж), пришло осознание: хочу вернуться в работу. К тому моменту Сергей стал смотреть в сторону коучинга. Он всю жизнь много учился, постоянно развивал свои управленческие, финансовые компетенции, был сильным специалистом в своём деле. Возникла идея, что и мне можно посмотреть в эту сторону. Как человек, который подходит ко всему системно, сказала, что не могу просто пройти курсы, мне нужен фундамент. Решила получить базовое психологическое образование. Коучинг появился как специализация. Убедилась в том, что мне не так важно разбираться с причинно-следственными связями (всё-таки психология заточена на выстраивание детерминанты «А почему так получилось?»). Мне интересно посмотреть в потенциал, который можно развивать вне зависимости от того, какие препятствия сейчас стоят перед человеком, чем собственно и занимаются коучи.

— Что бы вы посоветовали людям, которые сейчас чувствуют себя в той самой «банке»?

— Исходя из своего восьмилетнего опыта коуча, наблюдая, с какими запросами приходят к нам клиенты, могу с уверенностью сказать: большинство людей просто себя не знают. Не с той точки зрения, что они не раскопали свои детские травмы, а не знают, что за личность живёт внутри. Есть социальные роли, которые сложились автоматически: мы все в большинстве своем выросли в семье, учились в школах, вузах, получали профессиональный и жизненный опыт — это всё сконструировало из нас некую личность. В итоге считаем, что мы и есть этот конструкт. На самом деле внутри может быть прошито куда больше возможностей и, не исключено, что есть совсем другие предрасположенности. Не зря существует хайповая тема предназначения, на которой делаются большие деньги. Люди чувствуют, что их роли в социуме не есть они на 100%. Человеку, как существу эволюционирующему, свойственно постоянно себя искать. Поэтому первое, что бы я порекомендовала — познакомиться с самим собой.

«Любому расшатыванию организм сопротивляется»

— Как это сделать?

— Профессиональный способ — коучинговое сопровождение, которое позволяет человеку раскрывать потенциал, безопасно строить новые опыты. Наше ближнее окружение тоже играет ключевую роль. Когда человек хочет открыть крышку, коуч может помочь ему вылезти из банки, посмотреть по сторонам, увидеть, на что он способен. Но чтобы дальше совершать шаги, очень важно, чтобы была поддерживающая среда. Здесь у человека два варианта. Начать формировать, если у него не было такого окружения, а счастливчикам, у которых таковое есть, сам бог велел скорее открывать ту самую крышку.

В этом вопросе всего два шага: первое — понять, кто я такой и зачем я, и второе — найти тех людей, с которыми могу отважиться двинуться в это путешествие.

— А если не пользоваться услугами коуча, как можно, на ваш взгляд, говоря высоким языком, познать себя? Что может помочь на этом пути?

— Чтение качественной литературы. Не устаю рекомендовать людям, кто уже давно закончил школу, перечитать Достоевского, Чехова, потому что там очень много ответов на внутренние смысловые вопросы. Читая эти вопросы в книгах и отвечая на них себе самому, можно многое про себя понять.

Почему я говорю, что нам важен другой человек в этом процессе? Потому что внутри нас вшиты механизмы защиты от дурака. Когда к нам приходят студенты, они всегда спрашивают: работает ли самокоучинг? Отвечаю, что работает, но лишь в ограниченном формате, потому что мы сами себя всегда уговорим на то, что и так делаем. Уговорим себя остаться в этой банке или просверлим небольшую дырочку, не более того. Мы бессознательно стремимся к стабильности, к гомеостазу. Любому расшатыванию организм сопротивляется. Когда человек начинает себе задавать такие вопросы, он расшатывает свою систему. Именно поэтому нужны сильные личности в вашем окружении, которые могут поддержать эти изменения. С которыми, например, вы сможете обсуждать книги. Крайне мало людей, которые могут сделать себя сами. Обращение к коучу, психологу — полезно, важно, и это точно ускорит процесс. Если не хочется «вылезать из банки» 20-30 лет, а потом в шестьдесят написать книгу «Как я сделал себя сам». Если хочется пожить в этом состоянии, лучше все-таки пользоваться услугами специалистов.

«Растёт поколение, которое любит разговаривать»

— Оксана, вы помогаете своим детям быть счастливыми? В предыдущем интервью этой рубрики предприниматель Виктор Шкуренко сказал, что никогда на такие темы с детьми даже не разговаривает.

— Это хороший подход, если решили быть ролевой моделью. Такой универсальный рецепт.

— Вы имеете в виду — не вмешиваться в процесс?

— Когда ты можешь равняться на человека, видишь, считываешь, что он счастлив, наслаждается работой, общением — это, конечно, тоже действует. Ты обучаешься быть таким же.
Но мне кажется, что сегодня растёт поколение, которое любит разговаривать. Они хотят, чтобы их слушали, им задавали вопросы. На мой взгляд, для современных родителей умение говорить с детьми о них, об их чувствах важно. Нас этому не учили, и сегодня у многих взрослых (особенно у мужчин) эмоциональный интеллект не развит до такого уровня, на который мы способны. Но этому можно обучаться, потому что один из драйверов эмоционального интеллекта — коммуникативная компетентность. Не с точки зрения проведения жёстких переговоров и достижения таким образом цели, а с точки зрения способности человека слушать другого через его призму. Это слушание для современных детей является одной из дорожек к своему счастью. Они тоже научаются быть счастливыми, когда они распознаны и когда у них есть возможность войти в пространство родителя. Одно дело со стороны смотреть на ролевую модель, другое — когда есть доступ к телу, когда тебя приглашают войти в это пространство, побыть здесь и пообщаться.

— Вы имеете в виду доверительные беседы с ребенком?

— Да, проявление искреннего интереса, готовность разговаривать на сложные темы.

— Как лично вы помогаете своим детям?

— На что чаще всего реагируют родители? На сложные ситуации. Например, когда что-то произошло во дворе, ребята повздорили. Обычно бывают полярные позиции: либо родители встают полностью на защиту чада, либо наоборот обвиняют его. Что я обычно делаю? Приглашаю ребёнка в диалог, спрашиваю, что произошло с его точки зрения, но предупреждаю, что пообщаюсь и с другой стороной. Если возникает необходимость, всегда приглашаю всех участников, чтобы найти точки решения проблемы, которые подойдут всем.

Мы регулярно разговариваем с детьми о гаджетах. Периодически веду с ними беседы публицистического характера: рассказываю им про мозг, привожу примеры, на что это может быть похоже. Роль родителя состоит и в том, чтобы научить детей знакомиться с потенциальными возможностями и рисками, которые существуют в мире. Не только чтобы они наблюдали это через меня, ведь я могу с чем-то не столкнуться, и не могу сказать, что они живут таким же детством, что и я. Эту разницу не могу игнорировать.

Конечно, с ребёнком важно разговаривать про него и когда всё спокойно. Ведь часто родители не вмешиваются в дела детей, когда всё хорошо. А в такие моменты как раз самое время поговорить о нём: что нравится, какие планы на жизнь. И не тогда, когда школьник заканчивает 9 или 11 класс. Это должно быть спонтанно. Очень хорошо такие разговоры встраиваются в ситуации рутинного характера: едем в машине, летим в самолёте, сидим в очереди к врачу. Чем более разговор ненавязчив, тем легче он воспринимается детьми.

«Оценочность — страшный бич нашего общества»

— В психологии есть известный принцип жизни счастливого человека: «я — «окей», ты— «окей», мир — «окей». Но сегодня у некоторых людей возникает вопрос: как можно быть счастливым в нынешнем мире?

— Само понятие «окейности» извращено. «Окейность» воспринимается со знаком «хорошо». И как только мы наложили оценку на это понятие, оно перестало быть «окейностью».

— Что такое настоящая «окейность»?

— Да, возникает вопрос, что именно закладывали в это понятие мастодонты, которые его транслировали: Эрик Берн, Милтон Эриксон, чьим именем названа наша школа. Как я вижу, изначально в «окейность» вкладывалось понятие самодостаточности человека и мира, такими, какими они есть сейчас. Этот мир мы сделали таким. Мы — это люди, живущие сейчас и жившие до нас. Если мы говорим, что мир «не окей», то говорим: мы своими руками создали какую-то фигню. Но если мы говорим, что это не мы сделали, и пусть со всем этим разбирается тот, кто сделал, то для меня такое признание «неокейности» — безответственность. Если мы признаем «окейность»,то принимаем решение, хотим мы с этим делать что-то или не хотим. Выбираем: являемся ли мы активными участниками процесса или пассивными наблюдателями? Если мы «окейность» понимаем именно в такой парадигме, то тогда можем через нее смотреть на других людей, и в первую очередь на себя, потому что оценочность — это страшный бич нашего общества, который лишает людей возможности чувствовать себя счастливыми. Оценка самого себя, школа, работа. Когда мы готовы взять на себя ответственность за то, какой мир, какие люди будут завтра, в таком случае «окейность» будет зависеть от нас.

— Но чаще обычные люди могут повлиять, по большому счету, только на себя, немного на близкое окружение и только.

— А вы хотели бы иметь больший уровень влияния на мир?

— Хотелось бы улучшить экологию, снизить уровень агрессии.

— Есть вещи, которые имеют накопительный эффект. Наше общество стало таким не вчера. Мы что-то копили несколько тысяч лет и хотим по щелчку пальцев это изменить. Для меня моя работа важна еще тем, что я понимаю: чем больше зрелых и ответственных людей будет в мире, тем больше шансов, что через какое-то время, возможно, тысячи лет, этот мир станет другим. Если люди будут хотеть его менять. Да, я делаю каплю, но знаю: капля за каплей растят волну. Если бы я в этот не верила, то этим бы не занималась и абсолютно точно всё это не транслировала бы людям.

Очень часто задаю вопрос: «А хотели бы вы на мир влиять?» Потому что большинство людей чаще всего не готовы выбирать политику в качестве сферы своей жизни. Или выбирать армию, медицину, где зона нашего влияния может быть более широкой, чем в среднестатистической социальной профессии. И это тоже «окей» — когда человек осознанно понимает, что он не пойдёт ни в политику, ни в военное дело, ни в медицину, потому что хочет, чтобы его жизнь была более спокойной, стабильной. Но другое дело: мы можем растить детей. В своё время, когда задумывала открытие школы, не хотела открывать учебное заведение, воспитывающее взрослых, а только для детей. Потому что на незрелую почву класть зёрна более эффективно. Но со временем моё мнение изменилось, теперь понимаю: дети в мой учебный центр пришли — ушли, и ушли они в общество взрослых людей, где эти зёрна прорастают либо умирают. Поэтому я в это вкладываюсь для того, чтобы почву для будущего поколения сделать более плодородной, где будут изменения, о которых тоже мечтаю. Свою зону влияния вижу так. Зону влияния журналистов вижу в том, чтобы писать и говорить об этом. Потому что тогда люди начинают об этом хотя бы думать.

«Кто-то выдержит, кто-то сломается, а кому-то будет мало»

— Насколько, по-вашему, дети более счастливы, чем взрослые? Понятно, что бывает разное детство, разная взрослая жизнь, но если взять средне-статистически? Может быть более конкретный вопрос: о необходимости дефицита у детей. Недавно услышала такую метафору: детство — это пружина. Должно существовать напряжение, которое поможет раскрыться потенциалу. Каким образом сжимать эту пружину в благополучной семье, чтобы она раскрылась? Вспомнился эксперимент с крысками, которые жили в сильно благоприятных условиях, но закончилось всё это не очень хорошо.

— Кроме эксперимента с крысами был ещё достаточно известный «зефирный тест». Суть его состояла в том, что перед маленькими детьми лет 4-5 клали зефир и просили не есть его несколько минут. Им объясняли, что если они выдержат это время, то получат две зефирки. Всё это снималось на скрытую камеру. Статистика показала, что больше 70% детей съедали сладость, им не хватало терпения дождаться вознаграждения. Этот эксперимент знаменит тем, что за теми детьми, которых вовлекли в него, наблюдали на протяжении лет двадцати. Потом подвели статистические итоги, чтобы сравнить людей, которые выдержали тест и которые не выдержали. Гипотеза учёных подтвердилась: те, кто успешно прошёл тест, показали более высокую социальную успешность по сравнению с теми, кто не выдержал. Ограничения важны. Они взращивают внутри нас способность быть целеустремленными и заточенными на достижение цели. Вопрос только в том, что у каждого ребенка степень сжатия пружинки своя. Кто-то выдержит, кто-то сломается, а кому-то будет мало. Талант родителя заключается в том, чтобы понять, какая степень сжатия подходит именно его ребёнку. Создать условия, которые помогут ему взрастить внутреннюю способность двигаться по жизни самостоятельно.

Учитывая наше сегодняшнее общество потребления, дефицитов, конечно, не хватает. Многие известные западные школы культивируют ограничения: там стоят глушители для телефонов, принуждают к большой работе с литературой. Всё это дисциплинирует и развивает в детях, безусловно, нужный волевой механизм. Есть такое понятие в психологии как произвольная регуляция, без которой человек не может за себя брать ответственность.

«Появляются директора и педагоги, готовые свои банки открывать»

— Как вы для себя формулируете смысл своей жизни? Есть ли у вас мечта?

— Смысл жизни вижу в том, чтобы прожить СВОЮ жизнь. На смертном одре хотела бы осознать, что реализовала свои цели и чувствую себя счастливой.

Но не всегда я делала это так. Какой-то период времени мне не хватало осознанности, людей в своём окружении, которые помогли бы мне разобраться в том, чью жизнь живу. Не говорю, что этот опыт плохой, не обесцениваю его, но не всё в моей тогдашней жизни было нужно лично мне. От некоторых вещей вполне могла бы отказаться, и это не сделало бы меня менее счастливой.

У меня нет какой-то конкретной мечты, которую я могла бы чётко сформулировать. Но буду стремиться к максимизации количества людей, которые могут прожить СВОЮ жизнь. Буду делать столько и так продолжительно, насколько это будет возможно. Когда вижу, как меняются глаза людей, которые выходят из наших программ, как меняется их жизнь, как они, действительно, становятся счастливыми, понимаю, что моя работа и есть моя мечта.

— Вы говорили о вреде оценок. Как научиться безоценочному мышлению?

— Здесь, на мой взгляд, важно разделить несколько понятий. У нас в обществе существует социальные нормы, которые позволяют быть в одном поле и сосуществовать в большом мире. Мы всё равно условно говорим, что такое «хорошо» и что такое «плохо». Общество находится где-то на этой шкале под кривой нормального распределения.

— Есть, например, заповеди.

— Конечно, понятия совести, долга существуют. Социальные нормы — способ договориться, как мы живём. Но это вовсе не означает, что нужно каждому человеку лепить стикер с пометкой, соответствует ли он этой норме или нет. Человек сам это понимает. Даже бомж и алкоголик.

На самом деле мы не то, чтобы хотим поставить оценку этому бомжу, а испытываем эмоциональное переживание. Это для нас естественно. Если внутри моей головы есть социальные нормы того, как условно нормальный человек должен жить, я могу испытывать неприязнь или наоборот симпатию или жалость. Нам недостаёт понимания, что в этот момент с нами происходит не оценка, а эмоция. И стоит разрешать себе идентифицировать эту эмоцию, и просто её проживать, а не классифицировать как оценку. Наш ум делает эту классификацию, ему так удобнее: чёрное-белое, параллельное-перпендикулярное. А когда мы начинаем в этих понятиях немного разграничиваться, тогда из нашего поля уходит понятие оценочности. Когда нам нужно оценить работу сотрудника, мы можем не ставить ему оценку «5» или «2», а можем идти с ним в диалог под названием «развивающая обратная связь» — отмечать, что получилось и что нужно добавить. На этом в том числе растёт социальное здоровье общества и общий уровень счастья. Когда мы эти вещи начинаем разделять: вот социальные нормы, вот эмоциональные переживания, а это моя внутренняя душевная работа с собой или с людьми, с которыми я взаимодействую, вот дети, вот супруги, вот я сам (ведь зачастую мы и себе лепим ярлыки), то нам дышать становится легче. Ком из оценки распадается на атомы, с которыми уже можно работать.

— То есть не ставить себе, другим оценку, а сказать, где получилось, а где нужно доработать? Вспоминается школа. У нас всё образование на оценках построено. Что с этим делать?

— К нам стали приходить директора школ. Вижу, как они, выходя в свою среду,  транслируют совершенно другие принципы и подходы. Конечно, это по щелчку пальцев не меняется. У нас был опыт работы с несколькими коллективами школ, и это, конечно, было для нас большим вызовом. Когда мы предлагали педагогам посмотреть на ученика как на человека, с которым все «окей», нужно было видеть в этот момент их глаза: «Что, и с Петровым все окей?!».

Взрослому человеку часто сложно менять принципы, но это возможно. Главное, чтобы у него был запрос вылезти из этой банки, потому что ему там душно. У нас появляются директора и педагоги, готовые свои банки открывать и помогать другим. Капля за каплей растим волну.