И Гергиев нам сладок и приятен

Концерт перенесли с 28 апреля, но фанаты всё равно считали дни до того момента, когда столичные гости в тонкой, умелой, тактичной форме приедут поднять наш и без того культурный уровень. Неслыханная вещь: в день выступления музыкантов двух главных театров страны на сайте филармонии ещё можно было приобрести пару билетов по шесть тысяч рублей на одиннадцатом ряду! А третий ряд центрального балкона с ценником в четыре тысячи был готов принять хоть целую футбольную команду.

В час пурпурного заката из-за парадного фасада обители омских муз выглядывали непростые «мустанги», ожидавшие своих непростых хозяев. Ибо кто ж не любит в среду, прям посреди рабочей недели, после радостного трудового дня на службе по пути домой заглянуть в Концертный зал и послушать Гергиева. На имя Валерия Абисаловича неизменно собираются персоны, чьи должности носятся с особым выражением лица, а имена-отчества произносятся исключительно с придыханием. Ну, а сам XXIV Московский Пасхальный фестиваль — одно из крупнейших и ожидаемых событий культурной жизни России, поэтому в культурном Омске не пропускается такое никогда.

1

И пошли они, солнцем палимы: министр труда и социального развития и министр здравоохранения, заместители мэра и заместители заместителей, приводящие в действие все доступные рычаги и эффективно поворачивающие кормило, у которого стоят, — все, кто любит симфонии Прокофьева и знает толк в оркестровке.

Омичи сетовали на дороговизну (билеты на московских артистов доходили до девяти тысяч!), но были, как водится, и пригласительные. Для тех, кто далёк от цен на Гергиева, как далёк плуг от космического корабля. Кто-то должен ходить на концерты и так, не за деньги.

Мало-помалу в фойе собирался культурный слой такой толщины, что любо-дорого глядеть. Силовики вперемешку со стоматологами, депутаты Законодательного собрания с богемой, крупные теледеятели с мелким бизнесом – какое сердце не умилится при виде этой картины!

Министр культуры с привычным выражением лица «суровые годы настали» (впрочем, когда у нашей культуры они были мягкие и пушистые?) лавировал меж камер, норовивших запечатлеть хоть что-нибудь интересное для своего телепространства. Журналисты несли почётный караул у служебного входа, видимо, ожидая губернатора со свитой. Но на сей раз первые лица региона, вероятно, вспомнив прошлогоднего получасового си-минорного Шостаковича и сорокаминутного си-бемоль-мажорного Прокофьева, на этот праздник музыки не пожаловали.

Концертный зал утопал в целеустремлённых ароматах Аэрин Лаудер, дербентского шампанского и свежемолотого кофе. Кругом царила атмосфера полного погружения в предстоящий пир духа. Публика, дефилировавшая по фойе, источала самый позитивный позитив. Все были нарядные: душа же поёт, когда приезжает Гергиев! Программа по традиции держалась в тайне, так что температура интереса к мероприятию с каждой минутой нарастала.

2

— Первый пошёл, — отрекомендовали «Волшебное озеро» Лядова, которым открылся концерт, соседи справа.

«Вот как оно было у меня с озером, — начал было повествование сам композитор с помощью, как вы уже догадались, музыкантов Валерия Гергиева. — Знал я одно такое – ну, простое лесное русское озеро. Сколько изменений красок, светотеней, воздуха происходит в изменчивой тишине и кажущейся неподвижности…»

…А в это время по балконам в поисках своих мест, аки духи лесные, начинают бродить люди. Несмотря на то, что концерт задержали на полчаса, они всё-таки опоздали и, мягко говоря, мешают остальным упиваться «величайшим достижением» композитора Лядова.

Ну да оставим их и продолжим цитировать Анатолия Константиновича: «Начал я искать описания вот такого озера в русских народных сказках. Но не любят русские сказки останавливать действие и ход сказа на описываемых явлениях природы так, как нужно было мне для музыки: движения будто нет, а мысль – всё время, и порой будто совсем уходит».

…Две флейты, два гобоя, два кларнета, четыре валторны, арфа, скрипки и даже большой барабан почти погрузили затаивший дыхание зал в симфоническую поэму, «полную зловещего сказочного очарования». Но — чу! — опоздавшие у входа внизу роятся, точно лешие с русалками, и беспокойные камеры с красными зрачками, словно кикиморы болотные, то тут, то там.

«Всё останавливается, — меж тем разъясняет автор, — всякое шуршание. Нет, оказывается, что-то где-то копошится!» Ну, разумеется, копошится!

«Как оно картинно, чисто, со звёздами, и таинственно в глубине, — восхищался своим любимым сочинением Лядов. — А главное — без людей, без их просьб и жалоб – одна мёртвая природа, холодная, злая, но фантастическая, как в сказке».

Вот тут композитор ошибся. Тончайшая звукопись, завершающаяся, по его замыслу, глубоким пианиссимо, в нашем случае завершилась мелодичным смс-оповещением с чёртового мобильника… Впрочем, было это столь гармонично, что, на мой взгляд, не нарушило благодати и умиротворения, разлившегося в атмосфере.

Наконец все скопившиеся за время исполнения лядовской миниатюры рассредоточились согласно купленным билетам. Приступили к прослушиванию следующего номера пасхальной программы: фрагментов сюиты Прокофьева «Ромео и Джульетта».

3

Те, кто посетил Пасхальный концерт Валерия Гергиева в прошлом году и прослушал Пятую симфонию Прокофьева, знают: советский классик воздействует сразу на все органы чувств: ослепляет, оглушает, пугает, а в финале вслед за автором всем следует вознестись в ликующую высь. Кроме всего прочего, худрук Мариинского никогда не играет произведения любимого композитора по нотам: четверти там, шестнадцатые, половинки. Он сразу бьёт по нервам. Или по струнам души — кому как нравится.

Если первый фрагмент – легкоузнаваемый и тяжеловесный «Танец рыцарей» вызвал у публики некоторую ажитацию и желание поснимать на телефон, то к четвёртому – «Ромео у гроба Джульетты» — желание исчезло. Да и почти все камеры с операторами и журналистами растворились в могильной тьме.

После долгожданной встречи с Прокофьевым омичей ожидали ещё одни именины сердца: симфония №4 Феликса Мендельсона, «Итальянская». Всё те же две флейты, два гобоя, два кларнета и валторны с фаготами, трубами, литаврами, струнными, но без большого барабана рассказали, как немецкий композитор-романтик солнечным октябрём 1830 года отправился в путешествие по Италии. Кто в зале там был, моментально узнали и Рим, и Венецию, и Неаполь, и любимый остров Горького Капри.

«Было как раз воскресенье, со всех сторон стекались люди с цветами, в ярких южных нарядах, у женщин – розы в волосах; мимо катили легкие кабриолеты, а мужчины ехали в церковь на ослах. Вся страна какая-то праздничная, и всё кажется, что ты какой-то владетельный князь, с триумфом въезжающий в неё», — такой ласковой и улыбчивой запечатлелась Италия в памяти Мендельсона; такой предстала в исполнении объединённых оркестров под управлением маэстро Гергиева, продирижировавшего все четыре части без клавира, на память; такой останется в сердцах омичей и художественного руководителя Омского академического симфонического оркестра Дмитрия Васильева, не сдержавшего переполнявших его чувств и крикнувшего с балкона: «Браво!»

После антракта объявили «Фантастическую симфонию» Гектора Берлиоза. В ходе пятидесятитрёхминутного слушания все моментально догадались, что сочинение в пяти частях 26-летнего студента Парижской консерватории и было основным смыслообразующим произведением пасхального концерта.

В этой музыке композитор запечатлел «один, но важнейший эпизод своей жизни». «Весь Париж жадно следил за развёртывающейся драмой любви Берлиоза и Генриетты Смитсон. Двадцатисемилетняя ирландка, приехавшая в столицу Франции на гастроли с английской труппой, потрясла публику своими Офелией и Джульеттой. Берлиоз преследовал её «вулканической страстью», но модная актриса, по словам одного из критиков, презирала его. Берлиоз мечтал об успехе, который привлёк бы её внимание, впадал в отчаяние и даже помышлял о самоубийстве».

Композитор-новатор сам написал текст программы своей симфонии, в которой подробно изложил сюжет. «Мечтания. Страсти», «Бал», «Сцена в полях», « Шествие на казнь», «Сон в ночь шабаша» — эта программа звучала для молодёжи того времени не просто как любовная история самого автора, в музыке был воплощён образ типичного романтического героя – мятущегося, разочарованного, не находящего места в жизни».

4

Музыка была настолько серьёзная, что между частями не решались хлопать. Некоторые отложили мобильники. И вовсе не потому, что читать и смотреть там было уже нечего…
Где-то между «Казнью» и «Шабашем», видимо, от переполнявших его чувств, кто-то в партере обронил гаджет. Слышно было даже трубам на последнем ряду сцены, не говоря уже о дирижёре, который буквально спиной видел все эти шорохи, звуки, скрипы, покашливания и, наверное, двумя дирижёрскими палочками бы подписался под высказыванием коллеги, австрийского пианиста Альфреда Бренделя: «Я хотел бы жить в том городе, где в Концертном зале не кашляют»…

В 21:47 с Берлиозом было покончено…

На бис оркестр исполнил завораживающий «Вальс цветов» Петра Ильича Чайковского, которому нынче 7 мая исполняется 185 лет. Восхитительные переборы арфы мгновенно вернули чудо, улетучившееся из зала вместе с метаниями французского романтика. Было всё: и dolce cantando валторн, и полёт кларнетов, и певучие флейты и гобои – всё, как мы любим. Ну, а когда в музыку вступили альты и виолончели, захотелось петь и плакать, и родилась надежда, как это бывает всегда только у Чайковского, что любовь, радость и счастье не покинут нас никогда.