От Паши ушла девушка

Ну, ушла и ушла — бывает.
Но это не просто девушка, а девушка, с которой он жил шесть лет.
Жил — и не женился.
Хотя обещал.
И предложение делал.
И колечко от «Тиффани» покупал.
«Тиффани» — это уже две сотни лет роскошь и стиль. И заявка на серьёзность намерений, ибо такие деньги...
Но за шесть лет свадьбы так и не случилось: то «давай подкопим», то «сейчас сложный период», то «пока не вовремя», то «мама болеет, куда сейчас свадьба».
Лиза — так зовут девушку — никогда не была замужем. А ей уже за тридцать.
Девушкам эти все условности важнее: брак — это возможность через штамп показать всему миру, что её выбрали.
Всех её подруг выбрали, некоторых по несколько раз, а Лиза свою молодость и расцвет вложила в Пашу — и вот вам пожалуйста.
Виснуть на мужике и уговаривать жениться для Лизы не вариант — гордость. Она так и сказала в аудиосообщении, которое оставила, когда уходила.
«Паш, я всё, прости. Моя гордость больше не может ждать. Прощай».
Это и правда обидно. Когда с тобой живут и говорят, что любят, а зафиксировать это документально руки не доходят.
Мама Лизы вышла замуж через месяц после знакомства: и вот живут счастливо с папой 40 лет.
Потому что твой человек или не твой — понятно через час. А если это не понятно через шесть лет, то... «всё с тобой понятно».
Паша прослушал аудио на работе, у него было важное совещание, и это сообщение было катастрофически не вовремя.
Он поморщился. Вот умеют же бабы выбрать момент для «нервы потрепать». Что это на нее нашло?
Утром Лиза была обычна, мила и приветлива. Он очень любил, когда она ходила в его рубашке, и она как раз надела кипенно белую рубашку, которая смотрелась на её хрупкой загорелой фигурке как объемное платье, и подала к завтраку его любимые блинчики, тоненькие, как салфеточка.
И никаких предпосылок к вот такому аудио.
Паша нахмурился и написал в ответ:
— А другого времени выбрать не могла? У меня инвесторы...
Лиза ответила: «Я всегда не вовремя». И смайлик.
Хотя вообще-то ничего смешного.
— Дома поговорим, — обрезал Паша.
Домой он попал ближе к полуночи, уставший и злой.
Инвесторы — бестолковые, погода — ужасная, день — сложный.
Лизы дома не было. В прихожей — подозрительно тихо. Паша вошел в комнату и увидел распахнутые дверцы пустого шкафа. Почему-то даже без вешалок: видимо, Лиза собиралась впопыхах, и вещи прямо с вешалками засунула в чемодан, чтобы там, куда она переехала, просто достать и обжить новый шкаф.
Паша набрал Лизу.
Она не взяла трубку.
Он набрал ее маму.
Потом тётю.
Потом подруг.
Все были проинструктированы Лизой: «Говорить не о чем. Где она — не скажу. Сам виноват».
Есть такая особенность в расставаниях: как бы ты не злился на человека, вспоминаешь о нем только хорошее.
Пашу накрыло волной нежности и раскаяния. Как он мог, подлец! Тряпка! Упустить лучшую женщину в его жизни!
Прятался за отговорку: «Штамп — не главное». Ну если не главное — так поставь и забудь.
Он вспоминал их последний отпуск: море, горы и счастье, вспоминал, как они переезжали на эту квартиру, когда предыдущую сильно затопили соседи, как на прошлой неделе выбирали ему костюм и целовались в примерочной, как он дарил ей кольцо и спрашивал: «Ты выйдешь за меня?»
Почему он не женился? Ну правда.
Не бывает «не вовремя», бывает «у меня есть дела и поважнее».
А что может быть важнее любви?
Паша пытался всё исправить.
Сначала звонил, и писал, и умолял — и делал это так настойчиво, что Лиза раздражённо его заблокировала.
Тогда он стал выслеживать ее на работе, пытался поговорить.
«Пойдем в ЗАГС, хоть сегодня, хочешь?»
Лиза сказала: «Не хочу».
Шесть лет хотела, а теперь «не хочу».
Почему? Лиза, почему?
Потому что «дорога ложка к обеду».
— Причем здесь ложка? — злился Паша. — Это наша жизнь. Я не женился, потому что хотел по-человечески: подкопить и бабахнуть крутую свадьбу. Ты же знала. А потом мама болела, а потом рейдеры отжимали бизнес. Ну когда было заниматься этим?
— Некогда, — соглашалась Лиза. — Пусти.
И уходила, попросив на прощание: «Не приезжай больше».
Паша не мог не приезжать.
Он отчаянно скучал, спал в обнимку с той рубашкой, ночами придумывал новые убедительные аргументы и утром спешил к ней с новой порцией обещаний.
Лиза пригрозила, что обратится в полицию, если он не перестанет ее преследовать.
Когда они будут выяснять отношения в последний раз, она скажет обиженно фразу:
— Я потратила на тебя шесть лет!!!
Фраза как пощёчина.
«Потратила».
Не прожила счастливо.
Не наслаждалась.
Не выбирала.
Не подарила.
Потратила.
Паша тоже эти шесть лет не в долг взял. Это были очень даже его шесть лет, и ему сорок два, а у него из нажитых родных душ — рыбки в аквариуме.
Прошло два месяца. Душевная боль из стадии бьющих набатов перешла в стадию тянущей. Как будто сердце заболело гриппом: и слабость, и апатия, и ломает, и ничего не хочется.
Паша решил взять себя в руки.
Все вокруг говорили: «Она что, единственная? Свет клином на ней не сошелся. Пойди — развейся. Ты же взрослый мужик».
Паша пошел на день Рождения к другу и вернулся оттуда с новой подругой Юлей. Юля была красивая и кудрявая. Паша шесть лет за девушками не ухаживал, думал разучился. Но нет — и Юля тому доказательство. Комплименты, шутки, медленные танцы и «поехали к тебе».
Пока ехали домой к Паше, тот притормозил около цветочного магазинчика и купил Юле огромный букет роз. Девушка совсем растаяла.
Дома Паша стал искать вазу, чтобы поставить Юлин букет в воду, но не нашел.
Хрустальную вазу, которую им подарили на новоселье друзья, Лиза забрала с собой.
И тут Паша вдруг замер.
Словно прозрел.
Лиза много что забрала.
Например, мультиварку.
Она ее выбирала, а он покупал.
Забрала тостер, который он купил себе, потому что Лиза почти не ела хлеб.
Соковыжималку. Хлебопечку. Вафельницу. Лампу. Утюг. Гладилку (как она ее тащила?) Наверное, если бы можно было забрать посудомойку, она бы и её забрала. Забрала обручальное колечко от Тиффани (ты же уже не хочешь замуж, разве нет?)
А еще тарелки с птичкой и бокалы.
Просто это всё хрупкое, бьющееся. Чтобы это забрать, надо было обернуть бокалы газетой, а между тарелок положить листы бумаги — чтобы не побились.
Значит, не спонтанно Лиза ушла. Продуманно вполне. И дизайнерские вешалки из шкафа забрала не в истерике, а чтоб не покупать.
Дело не в «жалко». Паша не жмот.
Купит он еще себе мультиварку.
И отпариватель он уже купил, а к нему гладилка не нужна.
Просто сам факт: ты же гордо ушла, разве нет? Разве когда уходят гордо вдаль, забирают вафельницу?
Оборачивают бокалы газеткой? А утюг под мышкой несут? А вазу?
«Все это куплено тебе, чтобы тебе было комфортно жить со мной. В моём доме, куда я тебя привёл, когда влюбился. Чтобы мыть за мной (и за тобой) грязную тарелку в посудомойке, а не руками. Чтобы готовить нам в мультиварке: закинул все в чашу, кнопку нажал — суп готов. Чтобы мои рубашки и твои платья гладились отличным утюгом с функцией отпаривания.
Это что же получается: то есть я у тебя украл шесть лет жизни, а ты у меня — мультиварку? Ведь по факту так и есть? «Совместно нажитое» начинается после штампа, а всё что до — это... кража? Так ведь? Это месть такая, Лиза? Или рациональность, которую я за тобой не замечал?»
Паша хмыкнул, нашел кастрюлю, налил туда воды и поставил Юлины цветы.
Странные, конечно, эти женщины, странные...

На фото — белые голуби. Сфоткала около дома.
Белые — единственные трудоустроенные голуби: они на свадьбах работают)

Оригинал в Facebook автора.