«Сзади нас — убивают людей, впереди — убивают... А мы — живые...»

А в 1948-м, в кинозале, на просмотре «Молодой гвардии», Эмма вскочила с места, подбежала к экрану и, захлёбываясь слезами, начала колотить по нему руками: «Остановите!.. Остановите войну!»...

…Это было в серединке 1990-х. Совершенно случайно я узнал о том, что актриса театра кукол (ныне «Арлекин»), заслуженная артистка РСФСР Эмира Уракова все «сороковые-роковые» была в фашистском плену...

1

Я много раз встречал в различных публикациях упоминание о сообщении в газете «Правда» от 30-го апреля 1945-го года. О том, где говорилось, что в результате репатриации в СССР возвратились более 1 миллиона 600 тысяч человек, освобождённых из фашистского плена. И мог ли я даже предположить, что жизнерадостная, молодая и талантливая Эмира Константиновна (в военные годы — маленькая Эммочка) имеет самое непосредственное отношение к этому страшному числу: «более 1 миллиона 600 тысяч человек»!..

Долго убеждал Эмиру Константиновну рассказать «для печати» о своём детстве, совпавшем с войной. А она отвечала мне, что по сей день не любит говорить на больную для неё «недетскую детскую тему»… И вот как-то вдруг сама позвонила мне в «Вечерний Омск»: «Серёжа, я готова тебе рассказать!..»

Так появился в «Вечёрке» в сентябре 1994 года мой очерк «А небо — как будто в чёрных птицах...», написанный на основе пронзительнейшего (до кома в горле) монолога Эмиры Ураковой.

Сегодня, в майские праздничные «победные» дни, я хочу воспроизвести фрагменты того (уже давнего) очерка. И очень хочу, чтобы это прочитали молодые люди нынешнего века…

И ещё эта публикация — как дань глубочайшего уважения к Актрисе и Человеку. И как дань навсегда доброй и светлой памяти… Эмира Константиновна Уракова (1936-2001)…

— Мама никогда не рассказывала мне подробности о тех годах. Я только потом поняла: она боялась. За меня боялась. Скольких людей «таскали» тогда по разным инстанциям! За то, что в плену были. И маме всю жизнь пришлось переживать унижения, недоверие людей...

Где я родилась — я и сама не знаю. Мама как-то говорила, что это было на границе с Афганистаном. Но я там заболела малярией, и меня отправили к бабушке на Урал. А почему «граница с Афганистаном»? Мой папа был военный — офицер, начальник погранзаставы, Константин Степанович Шершнёв. И мы до войны всё время «кочевали».

2

…Из сохранившихся документов. «Справка НКВД СССР. 86-й пограничный отряд. Выдана в мае 1941 года... Выдана матери жены военнослужащего Никитиной Евдокии Михайловне (бабушке Эммы. — С.Д.), проживающей в Свердловской области... на предмет предъявления в милицию по месту жительства для получения пропуска для въезда в погранполосу на временное местожительство». Эмме было 4 годика. Бабушка должна была привезти её к родителям. В Белоруссию. В район Гродно-Белостока. В место, к которому в этом месяце были стянуты мощнейшие силы фашистов...

— Бабушка привезла меня на погранзаставу, а потом началась война. Я очень хорошо это помню. Мы спали. И вдруг — грохот, выстрелы... Я проснулась — увидела папу, одетого в форму, разговаривающего по телефону. Помню, что отец как будто постоянно переспрашивал: «Что? Поджигать? Ничего не оставлять врагу? Всё поджигать? Почему? Что? Война?..» Он в охапку схватил меня и сестрёнку младшую (ей три месяца было). Толкает дверь — а она не открывается. Папа распахивает окно, выпрыгивает вместе с нами, прямо на бегу ломает заборчик (я тогда даже подумала: «Какой сильный у меня папа!»)... А там окопы, которые давно уже были вырыты. И мы прыгнули в эти окопы, прямо в воду... Там много воды было, очень холодной... Моя мама — Дарья Степановна — с нами рядышком, сестрёнку на руки взяла. Женщины с детьми были, пограничники. Им дали команду «не стрелять», не открывать ответный огонь. А немцы бросали что-то в окопы — горючее, взрывающееся. Помню, что некоторые пограничники слепли... Ранило маму, и она выронила из рук сестрёнку... (Она, сестрёнка моя, после тех ледяных окопов инвалидом стала...). И всё время — крики немцев: «Выходите! Сдавайтесь!». А потом и немцы над окопами показались... Сапоги высокие, как охотничьи... Почему-то очень хорошо помнится картина, когда я вылезла из окопа: огромное поле, и везде, как муравьи, — немцы. Много, очень много. И ещё — много танков. И всё горит кругом... И — дрожь. От холода и сырости... К детям начали подходить немцы, накидывали на нас одеяла, молоко подносили... И никто из детей не берёт молоко... Политрук погранзаставы застрелил своего ребёнка, жену, себя... А маму начали про папу спрашивать. И прицелились. Два немца. Но с одним из них что-то случилось. Он вдруг крикнул: «Бегите!». А мама осталась на месте. И они не выстрелили... Дальше — как провал в памяти... А папу я больше никогда не видела. Знаю, что маме рассказывали: папа погиб. «Ты не обижайся, Даша, я с него сапоги снял...». А сапоги у папы были заметные: розовая подкладка, а на подкладке — дырочка прожжённая, от сигареты...

…Спустя десятилетия был получен официальный документ: «Комитет государственной безопасности СССР. Управление по Омской области... Справка дана в том, что... начальник погранзаставы Шершнёв Константин Степанович, 1908 г.р., приказом по войскам НКВД по охране тыла Западного фронта №86/27 от 6 марта 1943 года исключён из списков личного состава как пропавший без вести на фронте Великой Отечественной войны с 23 июня 1941 года...».

— ...Как провал в памяти. И только бесконечные этапы. Названия городов: Кёнигсберг, Варшава... Огромные толпы людей... И мы идём, идём... Сзади нас — убивают людей, впереди — убивают... А мы — живые...

Я потом, после войны, спросила бабушку: «Так много людей погибло, а мы живы остались. Почему?». И бабушка сказала: «Это потому, что я за вас молилась всё время...». Вагоны помню, холодные очень... Если кто-то из детей замерзал — их просто выбрасывали...

А лагерь в памяти — как бесконечная монотонная работа. Мы всё время работали в поле: собирали картошку, турнепс... Командовали нами и немцы, и старосты (русские, из тех, кого угнали в Германию). Чувство голода помню. И вкус жмыха. А однажды кто-то сказал: «Вон мешок стоит. Там, наверное, семечки». Мы подкрались туда и — за волосы от страха схватились: там, в мешке – женщина мёртвая, пулями прошитая...

Что мы ели? Очистки нам давали. А иногда коврижки: тем, кто хорошо на немецком языке говорит... Нас, мне кажется, берегли как рабочую силу, полагаясь на «естественный отбор»: если у тебя здоровый организм — выживешь... Осталось ощущение, что все четыре года в лагере были как один долгий-долгий, тягучий и монотонный день, когда постоянно то открываются, то закрываются лагерные ворота, и мы работаем, работаем... А небо — как будто в чёрных птицах, когда самолёты летят...

3

…«Свидетельство о рождении» Эмма получила только в 1947-м, когда ей было уже 10 лет. После войны их — Эмму, её сестрёнку и маму — разыскала бабушка, Евдокия Михайловна, привезла к себе на Урал. По-русски Эмма разговаривала плохо (в лагере «главным языком» был, разумеется, не русский)... Но это длилось не больше месяца. Эмма пошла в школу, учёба давалась легко. Спустя некоторое время бабушка её покрестила (хотя Эмма носила уже пионерский галстук и даже была «подвержена» в то время недетскому искушению: один дальний родственник предлагал ей 50 рублей — сумма по тем временам не малая, особенно для бедной семьи — и говорил: «Вот тебе деньги, только не крестись!»). До 16-ти лет получала пенсию за отца. Работала на добыче угля после школьных занятий. А вечерами бегала во Дворец угольщиков, увлекшись театром. И в 17 лет уехала в Симферополь, с блеском закончила там театральное училище, поработала в театрах Симферополя, Харькова и приехала в 1961-м году в Омск, в театр кукол. И стала ведущей актрисой. Эмира Константиновна Уракова, заслуженная артистка России.

— Так и не довелось мне выведать у мамы все-все подробности. Она даже не хотела говорить, как назывался лагерь, в каком это месте Германии было... Я думаю, что это под Берлином было. Потому что хорошо помню: распахнутые ворота, талый снег, нам кричат: «Бегите!..». И солдаты подходят к нам, детям, и говорят: «Ну вот, детки, ещё денёк-другой — и мы Гитлера обмотаем колючей проволокой и прикатим его к этим воротам, за все ваши мучения!..».

Берлинская стратегическая наступательная операция советских войск началась 16-го апреля 1945-го. Когда восьмилетняя русская девочка Эмма уже в совершенстве владела немецким языком...

....Фильмы о войне она так и не научилась смотреть. Сжимает сердце, душу словно обволакивает тяжестью, глаза застилают слёзы... А в 1948-м, в кинозале, на просмотре «Молодой гвардии», девочка Эмма вскочила с места, подбежала к экрану и, захлёбываясь слезами, начала колотить по нему руками: «Остановите!.. Остановите войну!»...

…

…Её не стало поздним вечером 11-го февраля 2001-го года. В истоке нового тысячелетия… Актриса омского театра куклы, актёра, маски «Арлекин», заслуженная артистка России Эмира Константиновна Уракова, которая навсегда юбилейна вместе с «Арлекином»: и театр, и она родились в 1936-м…