Откупори шампанского бутылку и перечти ... «Повести Белкина»

- Вкус, интонации этого спектакля - как искрящееся шампанское! Это не хрестоматийный, а живой Пушкин, - так на пресс-конференции Максим Кальсин, художественный руководитель Пятого театра и театрального фестиваля «ЛиТЕрАТуРа», охарактеризовал «Повести Белкина» в постановке Магнитогорского драматического театра имени Пушкина.

Это спектакль открытия фестиваля на сцене Омской драмы. Омичи знакомы с магнитогорским театром по обменным гастролям, мне, например, летом довелось увидеть очень нестандартную «Грозу», поэтому и от нового спектакля ждала открытий. И не ошиблась.

Начинается спектакль с пушкинского предисловия «От издателя». Вернее, «издателей» здесь четверо (Данила Сочков, Иван Погорелов, Филипп Ладейщиков, Иоганн Билле). У каждого — чемодан с текстом одной из повестей, они без конца теряют самый маленький чемодан - с «Барышней-крестьянкой», всё время спорят, какую историю представить почтенной публике первой, теряют и находят письмо «бывшего друга Ивана Петровича Белкина», читают его, вырывая друг у друга, таким образом мы и узнаём, наконец, «касательно образа жизни, занятий, нрава и наружности» почившего автора повестей.
Впрочем, и наружность издателей примечательна: фрак сочетается с джинсами, цилиндр - с кроссовками, косуха — с парчовым жилетом... Косплеят современные ребята пушкинское время! Один из них, кстати, пытается объяснять «непонятные» слова: дьякон, станционный смотритель и прочее, как будто делает сноски в книге. Даже, словно зачитывая страничку из Википедии, рассказывает, кто такой Державин, поскольку его строки стали эпиграфом к «Гробовщику». И правильно! Ведь владельцы «Пушкинской карты» (а они составили не меньше трети публики) могут и не знать этого имени!
Весело тут с самого начала. «Издатели» то зачитывают фрагменты повестей, то превращаются в их героев. Да ведь любой из нас, читая хорошую книгу, переносится в созданный автором мир. А уж если автор — Пушкин, то чему удивляться? Эти перевоплощения воспринимаются как должное. Так, играючи, мы вместе с создателями спектакля (режиссёр — Тимур Насиров) переносимся не только из истории в историю, но и из жанра в жанр.
Вот в «Выстреле» безудержное веселье гусаров прерывается отказом загадочного Сильвио (Игорь Панов) от дуэли, и с этого момента нарастает тревожное ожидание, как и положено в триллере! Градус тревоги растёт и с рассказом Сильвио о ссоре с загадочным графом, и с рассказом самого графа о мести Сильвио. И хотя большинство зрителей со школьной скамьи знают, «чем дело кончится», закон жанра берёт своё! Атмосфера тревоги, как и положено, разряжается только с последним выстрелом...
«Метель» начинается, как только «издатели» открывают чемодан с рукописью: сквозящий из него ветер, вздымает и разбрасывает, как снежные хлопья, листы, поэтому начать повествование удаётся, только захлопнув чемодан и собрав разлетевшиеся страницы. Тут же появляется прелестная Марья Гавриловна (Лилия Мусина), выясняется, что у девушки, воспитанной на французских романах есть «предмет, избранный ею». «Предмет» наши «издатели» и выносят на сцену, это бедный прапорщик Владимир Николаевич (Евгений Баженов). Он, как и положено в мелодраме, выполнив свою функцию, исчезает со сцены, потому что героине, конечно же, нужен не «бедный прапорщик», а «герой». Им и становится раненый на всю голову Бурмин (Филипп Ладейщиков). Их с Машей вальс с балетными поддержками, конечно же, не может не закончиться объяснением в любви, Бурмин начинает его со слов: «Я женат». В судьбу влюблённых опять вмешивается случай: откуда-то с колосников на них проливается с ведро воды, Маша с криком: «Капец!», - убегает со сцены. «Издатели» вынуждены объявить антракт.
В начале второго действия они, по обыкновению, спорят, какая повесть будет представлена следующей, но промокший Бурмин требует финала «Метели». И это справедливо: нужна следующая серия. Из неё мы узнаём о странном бракосочетании, о том, как невеста вскрикнула: «Не он!». Тут вступает музыка а-ля «Санта Барбара», движения влюблённых становятся замедленными, интонации мелодраматически возвышенными: «И вы не узнаёте меня!», - восклицает Маша. Бурмин бросается к её ногам... Только после этого на влюблённых обрушивается поток воды. Не слёзы ли это любителей мелодраматических сериалов?
А вот «Гробовщик» решён как чёрная комедия: это бал мертвецов, приглашенных подвыпившим гробовых дел мастером. Они словно сошли со страниц комиксов и фильмов про зомби-апокалипсис. Кажется, главные герои этой истории — художники спектакля Никита Сазонов и Гульнур Хаватуллина, настолько интересные визуальные образы они создали!
И снова перемена жанра. Даже, можно сказать, раздвоение жанра. С одной стороны — проникновенный, полный трагизма рассказ станционного смотрителя Самсона Вырина (Владимир Богданов) о потерянной дочери, с другой — эксцентрическая комедия, потому что смелая Дуня (Елена Кононенко) сама решает свою судьбу необычным способом: по её настоянию лекарь с подручными оперируют ротмистра Минского, извлекая его рыхлое плюшевое сердце и пересаживая ему ярко-красное любящее.
Возвращаясь в родные пенаты с дочкой, Дуня узнаёт о смерти отца и проникновенно запевает: «А у любви — голос твой…, а я страда-страда-страдаю…».Теперь эти слова посвящены отцу, а ведь совсем недавно песенкой из репертуара «Ночных снайперов» она развлекала постояльцев станции... Что ж, лучше поздно понять, как любил тебя, Дуня, отец, чем никогда! Так закольцовываются эксцентрика и трагедия...
А «Барышню-крестьянку» так и не показали. Нет, «издатели»-то хотели, рвались изо всех сил на авансцену, но коллеги упорно тащили их за кулисы: боялись, видно, что если они разойдутся, то спектакль до утра не кончится...
Да уж, не хрестоматийный тут Пушкин! Но почему бы и нет? Это ведь не «старик Державин», а «наше всё». А со своим-то и поозорничать можно! Через пушкинский текст пародировать жанры масс-культа — это же весело! Прав был Блок: «Весёлое имя — Пушкин!».