Ольга Савельева

Когда в мультике герой злится, то ему рисуют красные глаза и дым из ушей. Мне кажется, я примерно так и выглядела в тот день. Причем весь день.

Я думаю, что эта установка моя замешана и на культурно-историческом контексте, и на бабушкином голосе внутри: «Что сидишь? Хочешь вырасти бесполезным человеком?», и сюда же четкая связь мотивации и результата: «Я что-то делаю — меня хвалят, меня хвалят — я молодец. Разве может быть молодец тот, кто ничего не делает?».

Интересное в жизни есть всегда, просто иногда у нас нет настроения его добывать. А оно не всегда на блюдечке с голубой каёмочкой подано.

Мне так гордо, что я могу спрашивать и не стесняться. То есть стесняться, конечно, но спрашивать, уточнять, выяснять. И научила меня этому моя собственная дочь. Ради которой мне так нравится расти.

— Я топлес, — пишу я.— Постараюсь скорее, — отвечает он... 

«Очень важно проживать чувства тогда, когда они случились, не подавлять, не подменять, не подбирать правильные, которые всех устроят...»

Очень часто молчание — это добро. Это что-то нужное. Это что-то ценное. Это что-то важное. Это слушать тишину. Это обнимать без слов. Это быть внутри молчаливого кокона любви. Но иногда молчание — просто боль, избивающая и отнимающая...

Каждый раз, дочитывая книгу, я спрашиваю себя: «Что я забираю из нее с собой, что в ней самое важное для меня?» Потому что книг впереди много (ну, я надеюсь, что много), а память – не резиновая. Важно зафиксировать самое ценное. Вот вчера дочитала одну книгу...

Девочка хочет договориться с собой, что она сама виновата, а значит, с ней так можно. Но где-то внутри женская мудрость уже пробивается и кричит: «Нельзя, с тобой так нельзя!», и это внутренний конфликт, который ей только предстоит пережить.

Люди не выстраивают личные границы, потому что это тоже работа. А люди не хотят ее делать, потому что это сложно.

Наташа мне платила за право укутаться в одобрение того, кому она доверяет и кто для неё авторитет. И я поняла: это те же объятия, что в Диснейленде или психотерапии.

У Викиной семьи сейчас сложный период: мужа сократили, ребенок заболел — как никогда нужна поддержка, и хочется «на ручки», а где её искать, поддержку эту, как не у родителей? Но свекровь...

Зачем? 37 человек из ста в критическом состоянии можно спасти, если совершать реанимационные действия с пострадавшим человеком. Четыре — если не совершать. Вот зачем.

У меня инсектофобия. Я страшно боюсь всех насекомых, даже официально признанных симпатичными, вроде бабочек или божьих коровок.

«Вот адвокат — это кто? По сути подельник преступника! Вор украл, часть украденного отдал адвокату, а тот теперь ищет лазейки, чтобы избавить преступника от справедливого возмездия. Получается, адвокаты мешают торжеству правосудия!..» Это цитата из книги, которую я прочла, — и до сих пор в шоке.