Как я «сливал» «Яблоко» и «Демократический выбор России»

В 1996 году я был членом Политсовета партии ДВР и после депутатства в Первой Думе работал заместителем председателя исполкома партии.

Одной из главных проблем было установление конструктивных взаимоотношений с политическими силами, которые могли быть нашими союзниками. Особенно важным было добиться объединения усилий с партией «Яблоко». Демократическая общественность всей страны просто настойчиво требовала от нас даже слияния в одну партию. Теоретически это было сложно, но возможно. Однако было одно препятствие, которое делало такое объединение нереальным — это фигура Григория Явлинского. Он видел себя единоличным лидером всего демократического движения в России и подобное объединение двух ведущих партий он допускал только в виде поглощения ДВР «Яблоком». Ясно, что мы на это не могли пойти, так как наша программа была намного более четкой, научной и логичной, чем у «Яблока». Однако, с учетом того самого общественного мнения, которое нас толкало к объединению, мы делали некоторые телодвижения в этом направлении. С нашей стороны дело дошло даже до того, что мы предприняли шаги к технической подготовке вопроса о слиянии партий.

Не помню даты, но однажды Гайдар предложил мне стать сопредседателем комиссии по подготовке объединения наших партий. Другим сопредседателем должен был стать кто-то из лидеров «Яблока». Выбор Егором моей кандидатуры был мне понятным, так как большинство членов нашего Политсовета и слышать не хотели об объединении и на заседаниях не стеснялись в выражениях, клеймя Явлинского нелестными словами. Я в этом хоре не участвовал и потому Гайдар и выбрал меня. Не то, чтобы я был за объединение, но, по крайней мере, я не отвергал эту идею с порога. Кажется, Егор даже не провел это мое назначение через Политсовет, а принял единоличное решение. Иначе это было бы весьма бурным заседанием, и я бы его запомнил.

Я было ретиво взялся за работу этой комиссии, но через некоторое время сильно притормозил в этой деятельности: а сотрудничать-то было не с кем. Явлинский не торопился определить состав своей половины комиссии и назвать имя второго сопредседателя. А потом, заходя к Гайдару с вопросами по теме согласования положений двух политических программ партий (я решил начать с этого), я почувствовал, что Егор как-то вяло реагирует на мои слова, автоматически поддакивает и не предлагает ничего своего, то есть ведет себя непривычно безучастно и безынициативно. Ни разу он сам не поинтересовался, как там идет работа комиссии. Я провел одну пресс-конференцию, чтобы привлечь внимание к этому всё еще не начавшемуся процессу, но говорить-то, собственно, было не о чем. Говорил только в общих словах о наших планах и намерениях, о трудности согласования некоторых позиций в программах партий и приведения их к общему знаменателю.

Наконец я стал понимать, что комиссия моя мертворожденная, и ее учреждение — это не более чем жест, который должен был лишь продемонстрировать настойчивой общественности, что мы свой шаг навстречу объединению сделали. Гайдар отлично понимал, что встречного шага от Явлинского не будет, а потому и не проявлял интереса к нашей деятельности. Больше я по этому поводу не дергался, и комиссия тихо умерла.

Но вскоре мы очень понадобились Григорию, и он снова захотел с нами подружиться. В январе 1996 года «Яблоко» на своем съезде выдвинуло Явлинского кандидатом на выборы президента России.

Выдвинулся и Ельцин. Честно скажу, я этому не обрадовался. Как утверждали некоторые социологи, рейтинг Бориса Николаевича был на тот момент времени где-то около семи процентов. Даже если они и занижали эту цифру, то, наверное, не более, чем раза в полтора-два. Но идти на выборы даже с 10-15 процентным рейтингом — это идти на верное поражение — так я думал. Но кого выдвинуть от нашего лагеря — этого я не знал и не мог никак придумать. Ошибиться здесь было очень рискованно.

Отлично помню, как меня окликнули и позвали к телевизору в момент выступления Ельцина в Екатеринбурге, где он объявил о своем решении идти на выборы. Он выступал где-то на улице совершенно простывший и с трудом говорил хриплым голосом. Из-за простуженного надтреснутого голоса и болезненного вида президента казалось, что выступает совсем глубокий немощный старик. От этого зрелища я буквально схватился за голову и произнес: «Что он делает?! Что он делает!?» Это была, конечно, чисто эмоциональная реакция. А что ему было делать, если подумать? Вот ведь и я сам, ужасавшийся от лицезрения этой грустной сцены, не мог же назвать имени другого нашего кандидата. Не было у нас альтернативы. С любым другим кандидатом мы бы точно проиграли. Эти мысли пришли попозже, а пока я пару дней очень сокрушался по поводу этого безнадежного выдвижения. Если уж я, патентованный демократ, так встретил эту новость, то что говорить о представителях других политических сил. Они откровенно глумились по поводу неизбежного поражения нашего непопулярного кандидата в лице Ельцина.

Да и как сказать «нашего»? Ведь Ельцин дистанцировался от нашей партии, как и от других. Он решил быть «президентом всех россиян» и не связывать свое имя ни с одной из политических партий. А в ДВР к этому времени накопилось довольно много претензий к Борису Николаевичу. Во-первых, он «сдал» нашего Гайдара, отстранив его от проведения реформ. Во-вторых, целым рядом своих решений он, с подачи Черномырдина и других «крепких хозяйственников», затормозил эти реформы и даже позволил сделать несколько шагов назад на пути прогрессивных преобразований. И в- третьих, нас сильно развела война в Чечне, в результате чего мы оказались в оппозиции президенту. Отсюда, первая реакция на выдвижение Ельцина в качестве кандидата была в нашем Политсовете в основном отрицательной. Это стало известным и СМИ. Естественно, узнал об этом и Явлинский. И у него появилась надежда на то, что в таком случае партии ДВР ничего не остается как поддержать его кандидатуру. После зондажа наших настроений партия «Яблоко» уже официально обратилась к нам за поддержкой своего кандидата. Естественно, Гайдар вынес этот вопрос на решение Политсовета.
Очень хорошо помню это драматическое заседание. Мои коллеги «выспались» на Григории. Они вспомнили все обиды, нанесенные нам со стороны лидера «Яблока», припомнили все обидные слова, сказанные когда-то Явлинским в адрес Гайдара и нашей партии. А таких случаев и слов набралось довольно много. Выступающие явно горячились, и совещание получилось весьма жарким. Явлинский сидел красный и мужественно терпел. А что ему оставалось делать: он даже отругиваться и огрызаться не мог — не хотел никого дразнить. Ситуация для него была просто ужасной. Ему приходилось только утираться от плевков и проглатывать все упреки. И куда девалась его ирония и умение поддеть и высмеять оппонента?! Наконец мне стало его уже жалко. Избиение младенца шло не менее двух часов. Моих товарищей заводило и то, что он все-таки пришел не с повинной, а просто хотел получить от нас поддержку, но, типа, остаться при всех своих взглядах. Да, он не задирался, но и не извинялся, не брал те прежние слова назад. Он выкручивался, оправдывался, пытался снова и снова объяснить причины тех или иных его заявлений и действий в прошлом. Он же очень упрямый человек. Это и раздражало членов Политсовета, и они продолжали осыпать Григория градом упреков.
А ведь для Явлинского было, наверняка, совсем не просто принять решение о появлении у нас на заседании. Легко было предвидеть: какой это будет разговор. Да, он согнулся пред нами в позе просителя и зависимого от нас человека, но совсем уж прогибаться и отказываться от всей своей линии он все же не хотел.
В самом конце заседания я уже стал не просто жалеть Григория, но даже сердиться на своих товарищей: ну, сколько можно было издеваться над человеком, довольно уже. Я ведь тоже заготовил выступление, но на фоне резких высказываний моих соратников оно бы выглядело относительно мягким, и я не стал брать слово: и без меня было сказано всё и даже лишнее. Добивать его не хотелось, он уже был лежачий. Жестко и даже жестоко, по- моему, обошлись с гостем коллеги. Кроме меня, не выступал и сам Гайдар, остальные все отметились. Егор сидел красный, как-то криво улыбался и, кажется, всё это действо ему тоже не очень нравилось. Решение о поддержке или не поддержке при Явлинском не стали обсуждать и отпустили его.

Буквально перед финалом заседания меня вызвала в приемную секретарь Гайдара: кто-то срочно искал меня по телефону. Коротко поговорив, я положил трубку, и в этот момент из кабинета, где шло заседание, вышел Явлинский. Я рассмотрел его состояние очень хорошо. Он же бывший боксер, чемпион Украины. Удар он, конечно, умеет держать, но выглядел он так, как выглядит боксер после двух-трех нокдаунов: встрепанный, раскрасневшийся, потный. Григорий, пытаясь сохранять нормальный вид, но явно будучи в состоянии грогги, прошел по приемной, вежливо попрощался со мной и секретаршей и вышел в коридор нетвердыми шагами как пьяный.

В приемную вышли и некоторые члены Политсовета. И вдруг я, глядя вслед этой жалкой фигуре, скривил физиономию и произнес свой вердикт: «Не-е-ет, ребята, это не президент России.» Мне заподдакивали, заговорили всё ещё возбужденные: «Да, уж! Побрел как побитая собака». — «Вот зачем приходил? Унижаться?» — «Разве он не мог догадаться, чем это закончится? Только нахлебался по полной мере.»

Разумеется, Политсовет принял решение не поддерживать кандидатуру Явлинского на выборах президента России.

Оригинал в Фейсбуке автора.