Мои библиотеки

Первая «моя» библиотека — институтская в Сибаке в послевоенные годы, куда ходила сначала с бабушкой, а потом сама. Располагалась она в старом корпусе, в просторном помещении «с двойным светом»: оно было в два этажа и насквозь пронизано потоками света из верхних окон, и, помню, как захватывало дух, когда переступишь порог. Чувство было — вхождения во храм, прежде всего благодаря обилию света, но также из-за сознания обилия сокровищ, хранящихся на этих вот полках; ряды их отделены от небольшого читального зала невысоким барьером, за которым восседает Хранительница сокровищ, сейчас бабушка с ней поздоровается и заговорит, потом Хранительница скроется в глубине Хранилища и вернётся оттуда с книжками для бабушки и для меня.

Несколько лет спустя я уже ходила в библиотеку одна, а потом меня даже иногда пускали в Хранилище: «Пойди сама выбери себе книгу, только ничего не переставляй, ставь в точности в то место, откуда взяла», — и откидывалась доска и я ступала за барьер — то же чувство «вступления во храм», как от света на пороге, но уже — от сознания физической доступности бесчисленных сокровищ. Хотелось подержать в руках и перелистать все-все книги. Иногда (особенно когда значительную часть самого интересного мне перечитала) заглядывала в соседние с «художественными» полками ряды и поражалась многообразию того, о чём бывают книги. А ещё помню, как узнала том из дедушкиной библиотеки (её специальная часть была передана в институтскую библиотеку после его смерти) и в нём — бледный след от засушенного когда-то мной растения, за что меня, обнаружив подпорченную страницу, ругали.

1

И ещё помню, что не сразу догадалась, проходя каждый день по несколько раз мимо юго-восточного с круглым выступом угла старого корпуса, возле которого росли пышные кусты персидской сирени, что именно за этими стенами — библиотека, а когда догадалась, это стало чем-то вроде тайной радости: проходя мимо, как бы проникать взглядом сквозь стены. В слове «храм» та библиотека для меня до сих пор где-то на самом дне таится, а в детстве, пытаясь вообразить какой угодно храм, даже абстрактный, в качестве первого приближения использовала библиотеку, ничего более похожего на храм я долго ещё не видела. Столь же красивым казался мне только зрительный зал Омского драматического театра, но это был не храм — храм, казалось мне, должен быть открыт солнечному свету, и не просто открыт, а таким вот особенным образом, чтоб свет чувствовал себя в нём желанным гостем и любил посещать его.

Мне помнится, что свет сверху лился цветной, радужный, как будто там в верхней части окон была мозаика. Так ли это — не знаю, но прочитала про фрески на потолке (о которых тоже какое-то очень неясное, как бы в тумане воспоминание сохранилось, определённо помню только, что там наверху было что-то цветное, и это было очень красиво) и о том, что фрески эти были уничтожены, замазаны по указанию ревнителей атеизма в... 70-х! Подумать только — пережили 30-е, когда всё религиозное беспощадно уничтожалось, пережили и хрущёвскую «оттепель», которая была сильным похолоданием в отношении к религии после более терпимых к ней военных и первых послевоенных лет, — и уже когда всё это было позади, нашёлся энтузиаст, по инициативе которого эту красоту уничтожили, и по-видимому никого не нашлось, кто бы попытался её отстоять, хотя это было уже далеко не так опасно и трудно, как в 30-е или даже в конце 50-х!

Кроме институтской, была ещё школьная библиотека — маленькая комната у бокового входа в школьное здание рядом с почти такой же, но гораздо более посещаемой комнатушкой буфета, в котором с дракой добывали жареные на гидрожире калачики. В библиотеке было всего несколько полок, негусто заставленных зачитанными до невозможности книгами; я брала там книги всего раза два-три, когда рекомендованного к прочтению не оказывалось ни дома, ни в институтской библиотеке. «Павлика Морозова» (автор Губарев? ) нигде, кроме школьной, не нашлось, и я взяла страшную с виду книгу — она была не просто зачитанная, а разбухшая и грязная, будто лежала долго в грязной луже, и пахла помойкой, а читать её было ещё хуже, чем листать, и конец не «оптимистичный», который не только не утешал, а казался нестерпимо фальшивым, — но про убийство и то, что сразу потом, долго не могла заставить себя прочитать: чтение вызывало какой-то смешанный с отвращением тошнотворный страх. И было понятно — такой книги и не могло быть на полках Библиохрама, не место ей там.

В Новосибирске в конце 50х библиотеки, подобной Библиохраму, среди доступных мне не оказалось, я изредка брала книги в районной — небольшом бревенчатом доме на улице Бориса Богаткова. Но скоро там стало нечего брать, к тому же наша домашняя библиотека в те годы быстро росла и я читала в основном новые приобретения и толстые журналы. Бывала я и в городской библиотеке на Красном проспекте, там начала первый в своей жизни «литературный поиск» — попытку разыскать в журналах и книгах как проявлять цветную плёнку, химический состав проявителя и прочие инструкции; помню, что ходила с чьей-то помощью и в библиотеки институтов ( НИИГАиКа) и в конце концов разыскала нужные мне сведения.

Дома много говорили о создании в Новосибирске грандиозной научно-технической библиотеки, вернее, не о создании новой, а о переводе из Москвы в Новосибирск научной библиотеки со всеми её фондами. Решение о создании Сибирского отделения Академии наук было уже принято, без соответствующей библиотеки научный центр такого масштаба существовать не мог, перевод был для Отделения идеальным

решением, но кажется в Москве были и противники. Папу попросили помочь написать обоснования необходимости такого перевода (не помню, а может и не знала, кто именно просил), он очень этим увлёкся, обсуждал тексты обоснований и писем, помнится, он и в Москву ездил с такой целью (ну,  может, и не с ней только, но по возвращении говорил в основном об этом). Бабушка очень интересовалась тем, как идут дела (она когда-то была библиотекарем и, не только поэтому, относилась ко всем книжным делам с огромным пиететом). Помню, как папа пришёл домой с сообщением: решение принято, библиотека переедет в Новосибирск! Это было большой семейной радостью.

Спустя примерно год или больше, не помню, но не раньше конца 59-го, потому что помню — я уже училась в НГУ и жила в городке в общежитии, но часто бывала у родителей, — и вот в один из моих приездов приходит домой папа и говорит бабушке:

— А знаешь, мама, мне предлагают стать директором ГПНТБ, что ты об этом думаешь? Стоит взяться за это дело?

— Ну, отчего же нет? По-моему, это замечательно, — отозвалась бабушка с необычным для неё энтузиазмом (она была человеком очень сдержанным).

— Но... — и тут папа сделал паузу, и я почувствовала подвох, — но для этого надо.. вступить в партию.

— Ааа, — протянула бабушка разочарованно.

Больше об этом предложение речи не было.

Здание ГПНТБ строили долго, помню огромный котлован на Восходе, жуткую грязь вокруг осенью, и как наконец появились стены. Огромным событием было открытие библиотеки и первые посещения этого прекрасного здания..

Но я вообще-то собиралась говорить сегодня не обо всех виденных мной библиотеках, а преимущественно о публичных, общедоступных. ГПНТБ. хотя слово «публичная» входило в её название, в полном смысле слова таковой не была: хотя работникам Сибирского отделения записаться туда было всем можно, но не знаю, как прочим, и открытого доступа к книгам не было; мало того — нужны были какие-то заверения, что запрошенная тобой книга имела отношение к твоей работе/ Помню, как долго добивалась, чтоб дали посмотреть книгу из зала редких, а в редкие входили чуть ли не все издания начала века. В то время я была внештатным сотрудником библиотеки: подрабатывала переводами.

Ещё хуже в этом отношении было в Ленинке. Однажды меня отправили в командировку в Москву почти исключительно для того, чтоб посмотреть одну-единственную очень нужную нам статью. Мы долго пытались добыть копию, (кажется, уже существовала техника ксерокопирования, а может, только фотокопии делали), — как бы то ни было, а очередь на заказ копий была огромная, и это было слишком долго для нас; статья была на японском, шеф сказал: «Наверное, поймёшь в основном по графикам и формулам, а если нет — срисуй все иероглифы», — и переписывал несколько раз в командировочном удостоверении тему нужной мне литературы; я поняла, как это важно, когда в Ленинке мне действительно журнал не дали, сказали: «Не по теме», — я настаивала, что по теме, весь первый день прождала какого-то эксперта, который вынес вердикт: «Да, по теме», — и журнал мне дали.

Читальный зал был переполнен, чтоб найти место, приходить надо было к открытию заранее, огромные очереди в раздевалку, но всё равно — быть там было большой радостью, хотя огорчало:  вот тут, прямо подо мной в хранилище, множество книг, увидеть которые всю жизнь хотелось, но — не дадут, не по теме. «Не по теме» можно было читать только в зале новых поступлений, где на неделю всё поступившее выставлялось, и к этим полкам был свободный доступ. В этом зале я и провела несколько дней после того, как поняла, что в японской статье нет того, что мы ожидали (но на всякий случай перерисовала и графики и коротенький текст).

Из подлинно публичных помню Одесскую библиотеку — прекрасное здание и зал, куда ездила как могла часто с «Дачи Ковалевского» под Одессой, где провела часть лета после первого курса университета.

Но помню и удручающе убогие библиотеки некоторых городов.

* * *

Библиотеки Бостона и окрестных городков прямо-таки поразили меня; я, конечно, читала и слышала, что в Штатах отличные библиотеки, но такого богатства книжного, такой роскоши и вообразить не могла. Начиная с библиотеки Линна: небольшой и, можно сказать, пролетарский город, в начале 90-х, когда я приехала сюда, в Линне не было ни одного кинотеатра, не нашла ни одного книжного магазина — и такая вот библиотека, с открытым доступом ко множеству книжных полок с богатейшим собранием справочной литературы всякого рода, периодики, альбомов — заходи и смотри сколько угодно; чтобы брать книги на дом, надо записаться, для этого достаточно показать прошедший почту конверт со своим домашним адресом и никаких других удостоверений не нужно (а у меня ничего, кроме визы, и не было тогда), и бери домой надолго книги, которые много лет мечтал хотя бы увидеть; ещё есть и богатая фонотека, и можно брать домой пластинки (тогда ещё был в ходу винил).

Библиотека входит в «Ассоциацию библиотек к северу от Бостона» и если нужной тебе книги нет в линнской, её попробуют разыскать в одной из тридцати (или около того) библиотек ассоциации, и через несколько дней ты сможешь получить её на руки в Линне.

Ещё больше удивило меня, когда я, разыскивая имя архитектора, прочитала, что библиотека была построена «безо всякого участия общественных фондов», исключительно на средства, собранные с этой целью жителями Линна. Теперь уже перестала удивляться: большинство зданий библиотек Северного берега так построены, нередко это в основном один какой-нибудь даритель, имя которого увековечено в названии библиотеки. Во многих городках Северного берега многоэтажек нет вообще, среди невысоких жилых домов возвышаются несколько солидных общественных зданий — мэрия, церковь и библиотека. Библиотека — всегда из лучших, самых импозантных зданий и в городках покрупнее.

Вот библиотека Бурнхэма в городке Эссекс, с населением около 3500 человек. Здание построено в 19 веке, в основном на деньги, завещанные уроженцем Эссекса, и названа в его честь; здание до сих пор остаётся самым большим в городке.

Возвращусь к линнской, где когда-то провела немало часов, читая газеты и журналы. Однажды разговорилась с одной пожилой посетительницей, она, вздохнув, сказала:

— Теперь молодёжь в библиотеку почти и не заглядывает, разве что в игры компьютерные поиграть или фильм напрокат взять забегут, а у нас это было главным местом, и уроки тут делали: дома у многих негде было, тесно, младшие мешают, после школы дома поешь, переделаешь поскорее, что там мама велит, и бегом в библиотеку — и уроки делали, и читали тут, и общались, редко кто до закрытия уходил, а теперь вот и часы работы сократили..

Но восторгам моим не было предела, когда я впервые попала в Бостонскую публичную библиотеку (БПБ), вот уж поистине Библиохрам — особенно дворцового вида старое Маккимовское здание, но и «новое» Джонсоновское по-своему не хуже.

О БПБ я не раз уже писала в ЖЖ. Теперь добавлю несколько фото (из множества снятых мною здесь) и этим пока ограничусь.

Лестница в старом здании Бостонской публичной библиотеки (БПБ):

Верхняя площадка лестницы, на стенах — «фрески» Пюви-де Шаванна

Читальный зал см. на главном фото.

Внутренний дворик: