«Был бы такой негатив, как в первый год, я бы все закрыл — и гори оно огнем!» — говорит Станислав Карант. В конце марта его социальному проекту «Кладовка» исполняется три года.

«Кладовка» — это магазин, в котором можно купить вещи по низкой цене, а вырученные средства идут на благотворительность. Проект дает вторую жизнь ненужным вещам: одежде, игрушкам, обуви, книгам, посуде, бытовой технике. По сути, всему, кроме мебели. Ну, и автомобилей. «Хотя пару раз ключи от машин забывали у нас в магазине, но мы возвращали», — улыбается Стас.

«Кладовка» сотрудничает с известным в Омске фондом «Радуга» и еще несколькими организациями, которые помогают детям. «Твоя ненужная вещь становится деньгами для лечения больного ребенка», — объясняет Стас. Выпускник филфака, он двадцать с лишним лет занимался тележурналистикой и пиаром, руководил местным корпунктом НТВ.

— Не просто благотворительность. Социальное предпринимательство, — как филолог, Станислав за точность слов и смыслов. — Это не только перечисление денег на хорошие дела, но и возможность дать людям работу. У меня в команде восемь человек: сортировщики, продавцы, экспедитор. Одна сданная для повторного использования блузка дает рабочие места людям, а выручка идет на благотворительность. Такой симбиоз.

Три года назад Стас прочел статью о похожем проекте в Москве. Стало интересно попробовать создать такой бизнес в Омске. «Ничего не изобрел. Я видел в этом и деньги, в том числе — открыто говорит он. — Согласись, занятно делать бизнес на вещах, которые идут на помойку». Стас не зарабатывает на продаже вещей в магазине, основную прибыль ему приносит ветошь: больше восьмидесяти организаций, от ремонтных бригад до клининговых компаний, берут у него старое и рваное тряпье, которое уже никто не будет перешивать или перекраивать.

В прошлом году «Кладовка» перечислила на благотворительность около 300 тысяч рублей, передала малоимущим 95 тонн одежды и обуви. Помогла книгами 17 библиотекам. Пять передержек и приютов для животных регулярно берут у них тряпье и одеяла.

В первый же год работы руководителю проекта пришлось попрощаться с иллюзиями и ожиданиями, что доброе дело автоматически означает доброе отношение к тому, кто его совершает. Однажды повезли партию одежды малоимущей семье. Поселок Солнечный, четверо детей, родителям под тридцать, не алкозависимые, но активно «сочувствующие». Стас — сам отец двух малышей — заочно проникся историей, вещи отбирал собственноручно. Говорит, не стыдно ни за одну, за каждую готов был ручаться. «Взял бы своим детям?» — «Да, взял бы легко».

— Вещи, которые мы привезли, швырнули нам в лицо, даже особо не разглядывая. Нагло глядя в глаза и заявляя: «Это что, б/у? Вы нам должны привезти новые! Забирайте своё барахло!» Частный домишко в дачном кооперативе, не «голимая нищета», но бьющая в глаза бедность, дети одеты в полный шлак. Не было никаких иллюзий, что дети в рванье, потому что играют в прятки во дворе в межсезонье, а в детский сад наденут другое. При этом у мамы и у папы в руках смартфоны, взятые в кредит. Ситуация взбесила! Отвел папу в сторону. Там приблатненный такой пацанчик, четвертый месяц без работы, руки-ноги на месте. «С…, ты устройся куда-то! И покупай в «Детском мире». Уехал оттуда злой, в полном раздрае. Дали добро — получили дерьмо.

Такие истории повторялись не раз. Менялись декорации, люди, имена. «Довольно быстро понимаешь, что часто идеализируешь людей, которым хочешь помочь», — говорит Стас.

Или погорельцы: «Глядят на меня с укором: почему эти вещи ношеные, почему не модные? Везите другие!» — по мнению Стаса, в нашем обществе обесценено понятие «доброе дело». Он приводит пример типичного диалога. «Это вы книги отдаете бесплатно?» — «Да». — «Я слышала, что в Боголюбовском доме-интернате нет книг. Можете дать?». — «Конечно, приезжайте, берите!» — «Так вы же на машине, привезите им сами, до них всего 60 километров». Книги остаются там же, где и были, за ними никто не приезжает.

 — Нет, у нас не комиссионка и не секонд-хэнд. Нет, за деньги мы ничего не принимаем. Нет, мы не заплатим вам, мы перечисляем деньги в фонд «Радуга», — телефон звонит каждые десять минут, Стас отвечает. За последние полчаса он отказался забрать старую цигейковую шубу. «Заплатить курьеру за то, что потом пойдет на подстилки собакам? Зачем малоимущим, как правило, молодым, то, что вышло из моды сто лет назад?»

Через год существования «Кладовки» Стас, как от нефункционального тулупа, отказался и от адресной помощи. Сначала это коснулось одежды. Потом — и игрушек. Случилось это после серии акций «Паровозик добра»: игрушки из рук в руки, бескорыстно. «Бывают, знаешь, очень классные — упаковки «Лего», электронный микроскоп, огромная модель корабля. Игрушки, которые мы отдаем, никогда у нас не купят — у малоимущих нет таких денег. Но и тут — грязь, мат. «Всё не то, всё не так». Апофеоз — объявления на «Авито» о продаже этих игрушек. Если ты купил, а потом перепродал на «Авито», я последний, кто тебя упрекнет. Но если ты взял для ребенка, а потом загоняешь ради денег… Как я должен относиться? Мне это неприятно, да». «Паровозики добра» в итоге тоже перестали быть адресными.

— Как справляюсь с эмоциями? — переспрашивает Стас. — Я холерик. И в глубине души мне обидно. Тот отзыв на «Флампе» несколько дней переваривал. Я считаю, что на добро человек должен отвечать добром. Это не значит целовать меня и нести торт, я буду рад простому «спасибо». Нет, я буду рад уже просто отсутствию негатива в наш адрес! Поэтому мы ушли от адресной помощи: минимизируем душевные потери и негативные издержки. Отдаем вещи не конкретной семье Петровых, а деревне Петровка. Результат не меняется, но нам не скажут в лицо: «Падлы!». Или: «Вы богатые, мы бедные, вы нам должны!» Или вот это, моё любимое: «У вас должно быть бесплатно, потому что вам отдают бесплатно».

— Что дает мне силы двигаться дальше? Точно не чужая благодарность, — Станислав Карант говорит, что «спасибо» это, конечно, приятно, но это не стимул, не «энергетик». — Я продолжаю этим заниматься, потому что стал проще относиться к минусам. Не пропускаю через себя каждую историю. Дистанцируюсь. Стал жестче. У меня появился панцирь.

Стас смеется: люди искренне считают, что «Кладовка» приносит ему миллионы. А у проекта некоторые месяцы попросту убыточны. «Я живу совсем на другие деньги, меня кормит профессия пиарщика. Могу закрыть проект, и это не скажется отрицательно на моем благополучии и финансовом положении. Мне говорят, что мы должны делать всё бесплатно, а сейчас мы наживаемся на людях: принесли нам «Армани» и «Гуччи», мы разложили-развесили и чешем пузо, пока деньги капают. Мы бы и рады! Но есть аренда, зарплата сотрудникам, бензин, налоги, охрана и т. д. Не прошу ничего у государства. Не хочу работать с чиновниками. Не хочу грантов. Мы вкладывали в этот проект только собственные деньги. По одежде в продажу идет лишь 10−15 процентов того, что нам отдают. 50 процентов уходит волонтерам и благотворителям. 20−30 процентов — это дар региональному оператору «Магнит», который вывозит мусорные отходы: рваное, «убитое», вонючее. Почему я продолжаю это делать? А почему я должен спрыгнуть»? «Кладовка» теперь мое детище. В круг добра вовлекаются новые люди. Проект классный, интересный, полезный. Не умирает. Более того — развивается: сейчас ставим по городу баки для сбора одежды».

Одна из организаций, которой помогает Стас, — «Кладовая добра» Даши Осенник.

Дашу Осенник легко представить на подиуме: точеная фигура, длинные ноги, большие глаза, похожа на актрису Лили Коллинз. Престижная работа по образованию: она — эксперт-физик по медицинской технике в крупной областной больнице. Но я встречаю её по дороге на помойку. На руках — три пары перчаток: кто-то снял с себя трусы, положил в пакет к другим вещам, отнес в «Кладовую добра». Куда такое? Только в мусорный бак.

— Пеняют мне потом, когда я делаю подборки того ужаса, что приносят: «Зачем, вы же обижаете людей! Они от души, а вы…»

Благотворительностью Даша Осенник занялась девять лет назад, еще студенткой-первокурсницей, вскоре после того, как стала прихожанкой храма Святой мученицы Татианы при ОмГУ им. Достоевского. Началось с праздника, который волонтеры своими силами провели для маленьких пациентов онкодиспансера. Закрутилось и понеслось: кружок рукоделия в храме, мастер-классы, православные ярмарки, раздача вещей малоимущим.

— В храм ведь всегда приносят вещи, и к нам несли — Даша рассказывает, что в храме для этих целей отвели небольшую каморку. Вещи копились, было неудобно, потому что и разобрать негде. Священник — протоиерей Александр Алексеев, преподаватель университета — всегда приветствовал инициативы и дал Даше добро — занимайтесь! Центр добровольчества отдал ей маленькую комнатку на Проспекте Культуры. О волонтерах заговорили. Год назад мэрия выделила им помещение бывшего детского клуба. Оно показалось волонтерам настоящими апартаментами — почти сто квадратов.

Кротость, смирение, вера, взгляд из-под длинных ресниц. Настоятелю храма пишут жалобы на Дашу: мол, кого-то не включила в список, кому-то позволила меньше, а вон тем больше… Добровольцы и прихожане храма Святой Татианы продолжают принимать, сортировать и бесплатно раздавать вещи многодетным и малоимущим семьям из районов Омской области.

— Это плохо, что ждешь «спасибо»! Но ведь ждешь! Моя мама говорит — не надо. Уже вроде и поумнела, но в глубине души… Была ситуация у нас не очень красивая, когда через соцсети мы записывали всех желающих взять вещи. Думали, что раз человек просит, значит, ему реально надо, ну так ведь? А приходили люди, которые явно не особо нуждаются — это было видно. А главное, им всё мало. Началась словесная перепалка, обиды, «почему ту два раза в месяц записали, а меня только один? Я тоже мама-одиночка, от меня ушел сожитель. Я хочу еще!» Объясняем: у нас такие правила, приходят раз в три месяца, хотя нет ограничения по количеству вещей. Исключения делаем для тех, кому действительно тяжело. И началось: анонимные письма в храм батюшке. Мы якобы не даем вещи. Мы «хамим». Мы «наносим душевные травмы». Да какие мы вообще волонтеры!..

Мы с Дашей сидим среди вещей: аккуратно разложены пальто, высятся стопки белья, стройные ряды обуви, стол с игрушками и канцелярией. День помощи социальным центрам. Завтра придут забирать вещи прихожане храма. Даша бдительно «рулит» процессом, не прерывая беседы. Появляется батюшка, просит коляску для одной из прихожанок. Следом заглядывает яркая блондинка с идеальной укладкой и в норковом полушалке. В одной руке ключи от BMW, в другой — пакет с вещами: «Даш, тут поставлю, еще вернусь». «Просто человек из интернета, — ловит Дарья вопросительный взгляд. — Узнала о нас, помогает. Ну вот хочется ей… Сказала, что у неё есть время и машина, можно, она будет собирать вещи по городу?»

— Есть аудитория благодарная, люди миллион раз «спасибо» скажут и возьмут только то, что надо. А есть другие… Лежит три куртки разного размера — возьмут все три. Без примерки. Машут рукой: «Подойдет!» А потом выставляют на продажу. Устаю, конечно, и морально, и физически. Но — да не оскудеет рука дающего.

Есть и другое: «Милостыня да запотеет в руках твоих, пока ты не узнаешь, кому даешь». Что означает — подумай, не спеши, помогай аккуратно. Но это не про Дашу. Её вера — не судите и не судимы будете.

В августе в Омской области пропал трехлетний Коля Бархатов. Пока родственники собирали в лесу ягоду, мальчик вышел из машины, где ждал старших, и исчез. Спустя двое суток поисков, в которых участвовали сотни волонтеров, силовиков и неравнодушных людей, кроху нашли увязшим в болотной трясине. Огромное облегчение, невероятно счастливый, кажущийся малореальным, финал.

Тем временем у поисковиков украли часть оборудования: в омском отряде «Лизы Алерт» не досчитались дорогих навигаторов, антенн и раций.

«Удивить нас уже не так просто, но некоторые вещи продолжают вызывать искреннее изумление, — Ксения Кнорре-Дмитриева, руководитель пресс-службы «Лизы Алерт» иронично призвала почтить минутой молчания пять отрядных компасов, три навигатора, десять антенн, одно зарядное устройство и пять раций. — Это оборудование, купленное нам добрыми людьми или приобретённое за наш счёт, с помощью которого мы спасаем жизни. Однажды чего-то из этого не хватит, чтобы кого-то вовремя найти. У нас всё. Разделите наше удивление».

Чуть позже отряду вернули один навигатор. Нашелся и один фонарь, оставленный в куртке. В соцсетях стали писать, что «Лиза Алерт» пиарится на ситуации. Волонтеры, которые искали Колю, тоже пиарятся: например, делает себе имя известный предприниматель Кирилл Хариби, который провел много часов в лесу, оплатил часть билетов на самолет и гостиницу для поисковиков из Москвы, а также организовывал сбор провизии для волонтеров на поиске.

«Что лично для себя от этого «пиара» они могут получить: добрые люди, по-хорошему фанаты, работающие абсолютно бескорыстно?! — недоумевал Кирилл Хариби. — И да, на мой взгляд, именно сейчас, пользуясь ситуацией, поисковики должны как можно больше рассказывать о своих организациях, о них должны как можно больше писать, чтобы как можно больше людей приходило к ним, заканчивало курсы, получало базовые навыки поведения в таких экстремальных ситуациях».

— Да, нас обвиняют в том, что мы пиаримся в корыстных целях, несмотря на то, что у нас есть четкие задачи, которые мы выполняем, рассказывая про отряд и про поиски. Высокая узнаваемость отряда означает, что родственники пропавших будут знать, куда обратиться за помощью, что число поисковиков будет расти, а наши советы по профилактике дойдут до большего числа родителей. — Рада Маевская, координатор и руководитель омского подразделения поисково-спасательного отряда «Лиза Алерт» говорит, что организация регулярно сталкивается с обвинениями разного толка:

— Нас посылают родственники: далеко не каждый заинтересован в том, чтобы родные были найдены. Почти все заявители недоговаривают об обстоятельствах пропажи или отношениях в семье, пытаясь не потерять лицо, несмотря на то, что вся информация по поиску закрыта. Еще посылают силовики: некоторые госведомства нас недолюбливают за то, что мы привлекаем повышенное внимание к поискам и обеспечиваем гражданский контроль там, где он не приветствуется. Не любят журналисты за то, что мы не раскрываем деликатных подробностей, говорим только о том, какая помощь в поиске нужна и что уже сделано. Мы не рассказываем о пропавшем, его семье и причинах исчезновения: у нас очень жесткие требования к конфиденциальности. И — «Значит, вы не хотите помочь? Утаиваете информацию?». Новое веяние — журналисты представляются сотрудниками прокуратуры или МВД. Это не приносит им результата, но отвлекает нас от поиска.

«Лиза Алерт» продолжает круглосуточно прочёсывать леса, прозванивать больницы, расклеивать ориентировки, готовить карты, отсматривать снимки с дронов, проводить занятия для детей, учить оказывать первую помощь, учить поисковых собак, учить новичков, учить «старожилов» — потому что лишним не будет. Тех, кто готов бескорыстно прийти на помощь незнакомым людям, уже более 25 тысяч. За девять лет существования отряд принял около 55 тысяч заявок на поиск, и более 46 тысяч человек были найдены живыми при участии «Лизы Алерт». Филиалы отряда работают в 53 регионах страны, в том числе, в Омске. В нашем городе он появился в феврале 2018 года. Операторы «горячей линии» ежедневно принимают более 200 звонков. За два года в отчетах омского отряда «Лиза Алерт» 244 раза появилось лаконичное и долгожданное «Найден. Жив».

В день рождения отряда Рада Маевская пишет у себя на странице, что для неё «Лиза Алерт» — это найти другого, чтобы не потерять себя. Это лекарство от перфекционизма: если выжидать, пока все будет идеально готово, ничего не сделаешь. И еще — это когда люди тебя приятно удивляют. «Консулы другого государства, в новогодние праздники прочесывающие вокзалы. Спасатели и полицейские, которые в свои выходные приезжают на поиск, потому что до сих пор не нашли человека. Высокооплачиваемые и популярные специалисты, которые вместо того, чтобы еще заработать, на пару дней идут в лес искать чужую бабушку» Или воздушный поисковый отряд. Несмотря на то, что час полета для владельца борта стоит около 50 000 рублей, пилоты ни разу не отказали Омску в том, чтобы вылететь на поиск.

У неё — зыбкий баланс между украденными рациями и найденным человеком. «Ты знаешь, у меня есть ощущение, что на некоторое количество лет меня хватит, — говорит Рада. — Пока полет нормальный. Потом, если не будет внутренних резервов, чтобы этим заниматься — посмотрим…»

Пять с лишним лет Олеся Шмидт кормит бездомных. Есть ли недовольные? Да.

— Мы вегетарианцы. Поначалу часто слышали претензии: почему каша без мяса, суп не наваристый, пирог не тот?

Олеся вспоминает опыт месячной давности. Решили поехать на новое место. Там у людей, не имеющих крова, есть возможность остановиться на ночлег: для них открыта небольшая гостиница.

— Сварили гороховый суп и гречневую кашу, испекли пирог — манник с изюмом. Приехали. Нам говорили, что будет человек сорок, но народу пришло мало. Оказалось, многие не спустились. Они засылали «разведчиков» узнать, что в меню: вроде как «да ну их, этих веганов…» Значит, человек не хочет есть? Он сыт? Волонтеры сами пошли в гостиницу с пробными партиями. Люди попробовали, им понравилось и… они попросили их обслужить, мол, лень спускаться со второго этажа.

Пять лет назад Олеся встретила рядом с помойкой оборванного старика. Она шла навстречу, в руках бидоны с гречкой и пакеты с батонами. Услышала: «А мне можете на хлебушек дать?» Обрадовалась, конечно: вопрос по адресу. Радостно протянула нищему хлеб. «Денег дай!» — старик посмотрел на неё как на умалишенную. От хлеба отмахнулся, осыпал бранью, развернулся и ушел.

«Я удивилась тогда… Разочарования и злости не было, только недоумение».

По образованию Олеся педагог-психолог. Первый муж, предприниматель, достаточно зарабатывал, Олеся занималась детьми-погодками. Случившийся у мужа внезапный сердечный приступ оборвал его жизнь и перечеркнул все планы. Осталась с двумя маленькими детьми на руках. «Это был переворотный момент в моей жизни. Сейчас это кажется сном, тогда было кошмаром».

С тех пор много воды утекло. Олеся вырастила детей. Второй раз вышла замуж. Увлеклась йогой. Ведической кулинарией. Ретритами и тренингами. Открыла детский сад здорового питания. Практикует подъемы с восходом солнца. Любит путешествовать. Никого не «лечит», никому своих принципов не навязывает. Причинять добро не стремится. Говорит, что, только отдавая, можно очистить свою душу и совесть: «Это как сосуд, который надо периодически опустошать, иначе все его содержимое прокиснет». Она собирает вещи для детей, которые «в подвешенном состоянии» ждут решения органов опеки и судов, шефствует над многодетными семьями, возглавляет волонтерское движение «Дорога добра», и все её многочисленные ипостаси вплетаются в единую концепцию помощи людям.

Вместе с единомышленниками-вегетарианцами Олеся кормит бездомных. В воскресенье готовят овощной суп, гречку, заваривают чай, режут хлеб — всё то же, что и себе на обед. Купили большую кастрюлю, термос на 35 литров — летом у поваров-волонтеров столуется до тридцати человек. Всегда пекут шоколадный кекс или пирог. Начинки у пирога разные: картошка, капуста, яблоки, тыква, клюква… Без лука, чеснока («это природные антибиотики, на мой взгляд, их нельзя употреблять в пищу бездумно») и мяса.

— Порой бабушки приходят. У них есть дом, но они приносят бидончики, чтобы налить себе супа и унести. Говорят: нам этого на три дня хватит! Одна из бабушек — бывшая библиотекарь. Как-то посетовала: в доме грязные окна, не может отмыть. Волонтеры пришли, помыли окна. Бабушка в благодарность начала приносить вещи, которые ей без надобности. Каждой мы нашли применение. Такой круг добра… Подобное наполняет нас.

Два месяца назад местный предприниматель подарил омскому благотворительному центру «Радуга», который помогает тяжелобольным детям, собственный коттедж с бассейном. Что взамен? Не называть прессе его имя — раз. Присмотреть за старым псом, который живет в будке на территории коттеджа — два. Здание должно использоваться только для социальных нужд и больных детей — три.

Меценат несколько лет наблюдал за деятельностью центра, знал о строительстве детского хосписа, знал, что тот возводится на благотворительные средства. Знал о сложностях: собрать денег на детский хоспис в не самом богатом регионе — задача непростая. Хоспис уже работал, когда предприниматель позвонил Валерию Евстигнееву, руководителю «Радуги». Тот опешил. Не поверил. И даже пытался отказаться от подарка — думал, шутка такая. Так омский «Дом Радужного Детства» обзавелся филиалом с лесным участком, бассейном, сауной и камином общей стоимостью около 40 млн рублей. Коттедж станет паллиативным центром хосписа, дети будут приезжать туда на дневной стационар, гулять, получать процедуры и медицинскую помощь. «Меценат — работяга, у него деревообрабатывающий бизнес и четверо прекрасных, к счастью, здоровых детей», — рассказывает Валерий Евстигнеев. В коттедже полных ходом идет ремонт: лифт, пандусы, игротека и прочее.

Коттеджи дарят не каждый день. Задевают за живое — почти каждый.

— Не буду лукавить: поначалу думала, что это безумно благодарная работа, каждый день буду видеть счастливые лица родителей и слышать слова признательности, — сотрудница «Радуги» Дарья Гурнович признаёт: это лишь стереотип, а быть филантропом не так уж легко. — Первый раз осознание пришло, когда к нам в офис «с ноги» зашла женщина: «Моему ребенку нужна помощь». «Хорошо, нужно написать заявление, мы рассмотрим. Принесите справку о доходах, мы должны знать, что семья действительно не может позволить себе лечение ребенка. Мы поставим вас в очередь, а когда она подойдет, — на сбор денег». Мы аккумулируем помощь и не можем двигать очередь за исключением крайне редких и очень срочных случаев.

Разгорелся скандал: «Радуга» не помогает детям. По признанию Дарьи, нечто подобное происходит каждый месяц. «Всем нравится говорить про коттедж, но мне жаль, что именно эту тему в охотку берут СМИ, — а вот про то, что хоспис существует только на пожертвования, что помощь нужна всегда, что мы не можем принять всех детей, а очередь, с километр, — это не так интересно. Не упрек, конечно: понимаю, почему так».

Дарья приводит другой пример: однажды ребенку с онкологией срочно требовались авиабилеты, деньги на них нужно было собрать за один день. «Сказала его маме, что необходимо снять видеообращение. Она: «не хочу, не буду, не готова показывать себя!» И снова скандал: «да как вы можете мне такое предлагать!» Меня это тогда очень расстроило. Мы не можем делать сбор, не показав даже фотографию ребенка, а видеообращения срабатывают лучше. Но что нам показать на телевидении?.. Это же ваша цель, мы только помощники, посредники между вами и аудиторией! Это обидно, потому что ребенок страдает, родители негодуют, а мы остаемся виноватыми в том, что «предлагали ужасные вещи».

Благотворительность — это не конфеты и не мандарины в детский дом на Новый год, объясняет Дарья, но в людях все еще сильны стереотипы, какими «грешила» она сама до прихода в благотворительную организацию.

— Отдельная история — как нужно помогать правильно. Человек хочет сделать приятное, покупает мягкие игрушки и везет в хоспис. Нашим детям с тяжелыми и неизлечимыми заболеваниями мягкие игрушки вообще нельзя! Они копят в себе пыль. А люди потом обижаются, говорят, что «Радуга» плохая и не принимает помощь. Крайне редко кто-то позвонит и спросит, что детям действительно нужно. Это такая моя боль… Одна из многих.

Безусловно, есть и радости. Не «коттеджного масштаба», а ежедневные.

— У Стёпы была эпилепсия, мы всем городом собрали 6 миллионов на операцию в Германии. Месяц назад мы с мальчиком встречались: Степан выздоровел, приступы прошли. Ему уже отменили все препараты — это вообще здорово! Бывает, соберешь деньги на протез для ребенка и потом видишь, как он ходит, радуешься, понимаешь, что все не напрасно. Да, бывает тяжело, но мне нравится помогать, быть нужной.

В помогающих профессиях прописана личная супервизия — по сути, надзор, наблюдение со стороны. Для юных — обязательно школы, предварительная подготовка, кураторы. «Иначе волонтеры становятся пушечным мясом, которое мы бросаем в жерло выгорания», — говорит психотерапевт.

Наблюдая в течение нескольких лет за теми, кто «выгорает» и уходит из волонтерства, кризисный психолог Инесса Шереметова уверена: только куратор может спасти ситуацию. Она сотрудничает с благотворительным фондом паллиативной помощи «Обнимая небо», где работает с пациентами хосписа, их родственниками и волонтерами, а также запустила проект «Успешный волонтер». Это школа для тех, кто хочет помогать.

Когда чувствует себя «на грани», Инесса Шереметова начинает строго соблюдать режим дня, встает в 7.00, ложится не позже 23.00. Медитации и дыхательная гимнастика цигун — ежедневно и обязательно, как и время для хобби — китайской живописи. Дарья Гурнович из «Радуги» говорит по душам с коллегами, гуляет или смотрит хороший фильм, плакать не возбраняется. «Разумную эгоистку» пестует в себе Олеся Шмидт, её рецепт предотвращения эмоциональных перегрузок — йога, дыхательные практики, кулинария. Рада Маевская покупает большой набор «Лего» и собирает его вместе с сыном или играет на фортепиано. У каждого есть личный рецепт профилактики выгорания.

— Закономерно, что мы сталкиваемся с негативом, потому что взаимодействуем с теми же людьми, что и в обычной жизни. В трудной ситуации они остаются верны сами себе: кто-то заботится о близких, а кто-то ищет выгоду и считает, что ему все должны, — мы с Радой сидим в кафе, допиваем чай. Перед тем, как попрощаться и уйти, она говорит: — Если меня спросят, нравится ли мне заниматься поисками, скажу, что редко получаю от этого удовольствие и далеко не всегда удовлетворение. Просто знаю, что это должен кто-то делать, и этот «кто-то», в том числе, я. Потому что так должно быть.