Вадим Решетников: «Наверное, я счастливый человек. Я оказался в нужном месте в нужное время…»

…Главный «след на земле», оставленный им, – созданный во имя Будущего, во имя сохранения Культуры Лицейский театр. Главный след – сотни талантливых молодых людей, прошедших уникальную театральную и человеческую школу Лицейского и обретших там крылья для свободного полёта. Понятие «свобода» было одним из культовых для Вадима. Так же, как у Чайки по имени Джонатан Ливингстон: «Есть только один истинный закон – тот, который помогает тебе стать свободным. Другого нет!..»

Монолог его судьбы всегда был свободным – работал ли он в театрах Новосибирска, в омском Академическом ли, строил-создавал ли Лицейский. Свободным и всегда честным в делах, в поступках, в словах – независимо от Времени и Пространства… И я решил, что пусть тональностью этого материала, посвящённого памяти Решетникова, станет «голос» самого Вадима, станут его мысли, его слова, связанные с главным делом жизни – Лицейским театром, о котором мы так часто говорили с ним…

– Свободный человек – это человек, имеющий выбор. А в «общей массе» у подростков, молодёжи выбора сейчас нет. Менталитет у многих просто страшный. Совершенно точно знаю: искренность они воспринимают как глупость, а доброту – как слабость. И с этим, бывает, уже ничего не сделаешь. Перевоспитывать всегда труднее, чем воспитывать. Бывает – получается, бывает – нет. Борьба идёт с переменным успехом. Вечное поле битвы между Богом и Дьяволом… Ты вот спросил меня – есть ли связь между занятостью ребят  в театре и их успеваемостью в школе или институте. Так вот, связь самая прямая: чем плотнее дети заняты в театре, тем лучше они учатся. И знаешь, есть у меня мечта. Идеалистическая мечта. Я очень хочу, чтобы то, что мы делаем в театре, не вступало в резкое противоречие с уровнем преподавания гуманитарных дисциплин в школах. Но это, сам понимаешь, зависит не от меня...

Лицейский театр – это воспитательный дом. Разумеется, не в милицейском смысле, а в смысле души. Я читаю ребятам пьесы, театроведческие исследования… Они после занятий в театре не могут слушать учителя по литературе, потому что им дико его слушать. И ничего ведь не меняется с годами! И, может быть, ситуация даже ухудшилась. Да вот, недавняя и, увы, традиционная история. Разговариваю с одной из зрительниц. Она из престижной школы. Золотая медалистка. Я ей цитирую классиков, хрестоматийное. Девяносто процентов текстов она не знает! А поступает, между прочим, на филологический факультет!.. Наши «лицеисты» видят и понимают здесь то, что больше нигде не увидят и не поймут. Одно дело – изучать отрицательно-положительные стороны персонажа отдельно взятого произведения, а другое дело – постигать персонажей изнутри! Мы вдумчиво работаем «изнутри» литературы, это один из самых дорогих моментов, которые есть в нашем театре…

…Ты, Сергей, наверное, слышал, как иногда вполне уважаемые люди, и даже искушённые в театре, с простодушной искренностью спрашивают: «Это трудно, наверное, выучить текст? Как можно так много запомнить?..». Так вот: всё, что выходит за рамки «выучить» и «запомнить», – это и есть моя главная функция.

…Каждая новая работа – всегда новые задачи. Для меня, например, «Сон в летнюю ночь»  – определённая психотерапия, некий способ лечения душевного несогласия с самим собой и другими. И, на мой взгляд (а Шекспир читается каждым по-своему), очень важно, что спектакль пытается затронуть проблему любви как духовного процесса, любви как попытки одного человека понять другого.

А во время работы над спектаклем «За чем пойдёшь, то и найдёшь», могу признаться, я перед сдачей-просмотром неделю был в полной панике: мне просто вдруг показалось, что я неправильно поставил вопрос… А спектакль про то, что самое страшное – это неправильно сформулировать цель в жизни. В своё время как сформулировал Товстоногов идею «Мещан»? «Затрата гигантских усилий на достижение ничтожной цели». Гениальная формулировка! У Островского тоже речь идёт о мещанстве. Человек жизнь кладёт на ничтожное! Ему кажется, что ежели у него «вкусу много», значит, он должен этот вкус по-своему реализовывать, то есть ему для счастья нужны деньги, нужны материальные блага. И тогда – что хошь, то и делай, главное – деньги были бы. Современная идея? Да, в достаточной степени. Мы же сейчас молимся на рентабельность, прибыль… Слово «скромность» вообще скоро, по-моему, приобретёт ехидный оттенок. И вот желание человека «таким образом» составить себе счастье делает человека в итоге несчастным. Как благими намерениями выстлана дорога в Ад, так и страстная погоня за материальным благополучием несёт в себе крушение личности, крушение человеческих отношений... А работать «с Островским» было потрясающе интересно, там ведь – классическая формула: я думаю одно, говорю другое, делаю третье, хочу четвёртое, а получается пятое. Тут особый уровень актёрской правды. Как начинаешь врать – это сразу заметно.

– Вадим, попробуй вернуться в первую половину 90-х, когда ты оставил Омский драматический. Как ты для себя сформулировал тогда цель, уйдя из театра?

– Слава Богу, что я в то время правильно поставил перед собой вопрос. Мне не надо было оставаться в театре. От моего присутствия или отсутствия в то время в театре драмы ничего бы в самом театре не изменилось. А хотелось бы что-то оставить после себя… Человек внутри себя должен иметь оправдание к существованию, иначе становится страшно, начинаются депрессии, начинаешь терзать себя: а не ерундой ли ты занимаешься?..

…А у Лицейского, между прочим, два «дня рождения»: 7 октября 1994-го (это когда была презентация театра в Доме учителя, мы тогда репетировали свой первый спектакль – «Голый король» по пьесе Шварца) и 1 августа 1997-го, когда «перерезали ленточку» и открылось сегодняшнее здание театра. Помню, как в тот день один наш общий знакомый очень искренне сказал: «Честно говоря, я думал, что у тебя ни черта не получится». То есть подразумевалось, что – получилось. Так что этот замечательный «лицейский дом», в котором мы работаем, узаконил незаконную форму существования совершенно неведомого «зверя», который родился на базе 66-й школы-лицея и который называется Лицейский театр. И ещё многие говорили нам тогда: «Масса театров рождается, масса театров быстро умирает». И сердечно желали быстро не умирать. На что я резонно отвечал: «Но мы не быстро и рождались».

Сформулировать цель… Перечитываю свою статью из общероссийской газеты «Культура» (№22, 2000-й год): «Его, основателя Омского Лицейского, сначала считали «ненормальным»: ну мыслимо ли в расцвете сил и лет оставить сцену Омского академического театра драмы и затеять – с нуля! – нечто невероятное, чему в мировой театральной практике нет аналогов!? Потом его стали называть идеалистом: это уж тем паче немыслимо – в беспросветно-безденежные постперестроечные времена, когда Культура чуть ли не буквально вышла на паперть, –  построить, создать в городе Дом-театр! Сегодня Решетникова называют подвижником... Омский Лицейский театр, не имеющий аналогов ни в России, ни в Европе, ни в мире, – это одна из самых значимых и замечательных «культурных акций» города во имя будущего, во имя сохранения Культуры».

И почти в то же время, на переломе веков – жуткая тупиковая ситуация: последний год уходящего столетия явил изумлённому Омску так называемый «новый взгляд на Культуру», которая вновь оказалась «крайней» и была безжалостно «отсеквестирована» бюджетом. Всё это назвали тогда «экспериментом». Видимо, имея в виду эксперимент «на выживаемость».

– Дело существует до тех пор, пока оно развивается. И вот, представь, канун нового тысячелетия. Мы работаем как нормальный репертуарный театр, к нам давно именно так и относятся, хотя ведь это, условно говоря, всего лишь сорок процентов нашей деятельности, видимая часть айсберга. Есть ещё шестьдесят процентов – это обучение, воспитание... И вдруг нам устраивают секвестр на всю катушку: в три раза урезали и без того недостаточное финансирование. Самое страшное, что я не могу объяснить «наверху», почему крохотной зарплаты, да и то выплачиваемой с задержкой чуть ли не в полгода, не хватает на проживание. В ответ слышу лишь одно: «Вы не хотите участвовать в эксперименте!» Мало того! Чиновники мне предлагали... брать плату с родителей актёров-лицеистов!.. Политика «загона волков»: прекратили финансирование – и с упоением ждут, когда мы совершим какую-нибудь ошибку, чтобы в конце концов сказать «Ага!» – и закрыть нас. Хорошая такая политика, «экспериментальная»… Но всё же самое главное в другом. Главное – продолжать «учиться, учиться и учиться». Надо всё время двигаться вперёд, в направлении освоения профессии, чтобы трудное становилось привычным, а привычное – лёгким. А бегание по кабинетам… Грустно это...

 «Приказано – выжить»… Самому себе приказано. Так же как в страшном и трудном 2005-м, когда театр оказался в ситуации творческого и психологического выживания. В апреле случилась трагедия – не стало талантливейшего 27-летнего Вениамина Скосарева, актёра-лидера Лицейского. Вскоре, по собственному желанию, оставил театр коренной «лицеист» (и тоже актёр-лидер) Евгений Бабаш. Покинула город ведущая актриса Юлия Швец. На полгода, по болезни, «выпала из репертуара» ещё одна лицейская «звёздочка», занятая практически во всех спектаклях… Все актёры – «штучные». Актёры-Личности. Знаю, что поначалу буквально опустил руки Вадим Решетников. Знаю, что он каждодневно словно заклинал самого себя: «Из любого положения есть как минимум два выхода: стиснуть зубы – и вперёд, либо… Нет! Никаких «либо»! Главное – дело! Главное – ребята!»… Более десяти актёрских вводов (замен) сделал Решетников, да каких (практически все – центральные роли)! И ещё, стиснув зубы, навсегда расстался с лучшими спектаклями – «Дама-привидение», «Шантеклер», «Татарин маленький»… И они начали второй этап своей творческой истории, трудно, но начали; на «вечернюю» сцену вступило второе лицейское поколение актёров...

– Вадим, представь, что ты смотришь на себя со стороны и пытаешься объяснить: что такое «метод Решетникова»?

– Ну, Сергей, ты спросил!.. Здесь вот что – и я, прости, начну с общего места: «сначала фанатики, потом – эпигоны, а затем – мародёры». Мне кажется, что любой верноподданный последователь обречён на эпигонство. Любой человек должен создавать в театре свою ауру и свою школу. Можно что-то взять у Вахтангова, что-то у Станиславского… Есть вещи близкие и неблизкие – по взгляду на жизнь, по темпераменту, по характеру… И в каждой из театральных школ есть вещи, которые неимоверно интересны мне: БДТ времён Товстоногова, «Современник», «Мастерская Фоменко»… И я ими пользуюсь. Я однажды изобрёл формулу, не знаю, в какой мере она истинна: талант начинается там, где кончаются правила, но только при этом правила знать надо! В общем, правила я знаю.

– Если бы Лицейскому предложили приобрести ещё статус «Театрального училища»?

– С одной стороны, было бы немного легче… Но – хочу ли я этого? Скорее, нет. Те люди, которые здесь работают, в основной массе – студенты. Вот будут у них дипломы институтов, и появится снова выбор. Театр? Так пожалуйста! Кстати, наши «лицеисты» сегодня – в театральных вузах и Москвы, и Петербурга, и Екатеринбурга, и Новосибирска!.. Помню, на петербургском фестивале «Рождественский парад», в котором принимали участие около двадцати профессиональных театров из разных городов и весей, идёт разговор о нашем театре, о спектакле «Татарин маленький». Слушаю, радуюсь за своих актёров: все говорят об их высоком профессионализме, об очень хорошей энергетике, об их большом будущем, о прекрасной технике речи (отмечая и музыкальность, и мелодику речи, и отсутствие какого бы то ни было «сибирского говора»). И вот – изумление: нет, мол, специального театрального образования. Ну не лукавство ли?! Что значит – нет? Они в театре уже пять-шесть лет! И если, скажем, я за четыре года в Новосибирске могу выпустить актёрский курс, то что, здесь за шесть лет я не могу сделать то же самое? А к вопросу о «корочках»… Кто-то на обсуждении фестивального спектакля, на уровне реплики, но «тыкнул» отсутствием оных. На что известнейший столичный театральный критик сказал: «Играет-то на сцене не бумажка, а человек. И сколько их, талантливейших, и даже великих российских актёров, – без дипломов!..»

– Вадим, ты ощущаешь себя посредником между Прошлым и Будущим?

– Безусловно! Что такое нация? Это культура! Сейчас «блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые». Хотим мы того или нет, мы работаем либо на разрушение, либо на созидание. Мы занимаемся культурой не в «попсовом» варианте. Мы стараемся, чтобы и люди к нам шли, и чтобы уровень культуры был высок, чтобы всегда держалась та «грань», ниже которой нельзя опускаться, потому что ниже – «попса». А «грань» эта лежит в области Культуры, в области Прошлого, того, что наработано человечеством.

– Возникало ли у тебя когда-нибудь желание, учитывая «лицейский опыт», написать книгу?

– ?!?

– Хорошо, по-другому спрошу: если родится такая книга, какое у неё будет название?

– Предполагаю, что название выяснится, когда я поставлю точку в конце своего «эпоса». Но какой эпиграф будет у книги, если таковая действительно напишется, – знаю точно: «Режиссёр обязан знать, чего он хочет!» Потому что человек, не оснащённый этим знанием, будь ли это режиссёр, актёр, врач, плотник, электрик, кто угодно, – в определённом смысле просто сумасшедший.

– Что тебе лично больше всего мешает?

– Одиночество.

– Что тебе больше всего мешает как руководителю театра?

– Непонимание со стороны некоторых людей того, что мы делаем.  

– Ты счастливый человек?

– Не хочу гневить Бога... Наверное, я счастливый человек. В чём-то мне повезло, в чём-то – нет, ну а в чём-то – очень и очень повезло… Я оказался в нужном месте в нужное время.

– Скажи, а помимо Лицейского театра, какие ещё события в судьбе ты определил бы для себя как главные?

– Конечно, лестно вспомнить многое. Ну, например, что в Новосибирске, где я когда-то работал в театре, по сей день «каждый третий» со мной здоровается. Или вспомнить, как позвонил однажды легендарный омский директор Мигдат Ханжаров и пригласил в Омскую драму...

……………………

…23 ноября 2006 года. Его последний День рождения… Улыбающийся Вадим Решетников сидел в первом ряду СВОЕГО театра и, глядя на праздничную сцену и правящих там бал актёров-лицеистов, на череду поздравляющих, «переживал неизбежное», то, что он никогда не любил – собственный очередной (65-летие) юбилей. Выпала честь и мне оказаться в той «череде». Моё стихотворное поздравление, адресованное юбиляру, начиналось так:

Сейчас… Секунду… Выбрать слог –
как будто совершить бросок,
бросок на дальность.
Но не «бросок», не «точный пас», –
другое главное сейчас:
найти тональность…

…Тональность памяти… Мучительно вспоминаю 13-е февраля невисокосного 2007-го: в самой серединке 13-го сезона Лицейского драматического театра Решетникова не стало…

…На заснеженном Старо-Северном кладбище, где хоронили Вадима, произошло почти мистическое. Уже церемония прощания закончилась, и уже венки лежат на могиле, и люди медленно расходятся. И какой-то молодой человек пробирается через сугробы к почти полностью занесённому снегом соседнему захоронению (справа от могилы Вадима), смахивает с надгробного памятника снег – и… озноб по коже: на соседнем надгробии надпись – «Мигдат Нуртдинович Ханжаров»… Омский «круг судьбы» Решетникова замкнулся. Легендарный директор снова встретил Вадима…

…Тональность есть ли? Чуть дышу…
Не скажешь ты, – тогда спрошу
у Зодиака.
Но если что – меня прости.
К финалу мне пора идти.
Пора, однако…

Всё будет так, как выдаст век…
Век выдаст так, что белый снег
на землю ляжет.
Я позвоню, скажу: «Вадим,
давай с тобой поговорим!».
«Давай!» – он скажет…